1929 На Охтенском мосту Чешуйчатые башни На Охтенском мосту. Где лед скользящей пашней Развернут на версту. Фонарь, ведро олифы — Расплесканный уют… В двух горенках – два скифа — Привратники живут. Они сметают мусор В железные совки — Окурки, шпильки, бусы И драные кульки. А в полдень – входят важно, У ветра на счету, В чешуйчатые башни На Охте иском мосту. 1933 Михайловский замок В гранитном, северном цветке Осколок мрачного преданья — На зыбком, медленном песке Безумьем созданное зданье. Оно у кованых перил Коробкой смятою застыло. — Не правда ль, Павел, ты любил Свою кирпичную могилу? Как пешеходы вдоль реки, Сквозь жизнь ты шел, из зала в зало… И в черных рамах глубоки Окон белесые провалы. На киноварь стены крутой Лег иней сединою мудрой: Так падал некогда сухой На запах крови запах пудры. И, смутный раздвигая сон, Под букв литою позолотой, Стальные челюсти времен — Еще смыкаются ворота… Истошный окрик стих и слег. И, меж деревьев, над водою, Едва приметный огонек Горит зеленою звездою. И вдоль дорических колонн — Их ровно десять вывел Бренна, — Другие дни берут разгон: И с каждым солнцем неизменно (Курносый пасынок судьбы. Сухим смешком своим залейся!) – Горячий хлеб и новый быт Несут с собой красноармейцы. 1928 Адмиралтейство 1 Вянет солнца нежная солома. И, разрозненный, струится луг Мимо львов Лобановского дома. В золотой адмиралтейский круг… Мне своих не переставить ларов: Будет сниться – чуть взгляну назад — В рыхлый камень пеленал Захаров Этот узкий, длительный фасад. Только б так, по скату лет суровых, Всё идти, но с молнией в руке — И лепную прелесть дней петровых Не доверить ломаной строке. 1928 2 В ромашках свод, тенист и узок. Я солнце видеть не могу, Где зданье пористой медузой Распластано на берегу. Немецких плотников услада. Над запыленным гравием крыш. В зеленых водорослях сада Ты рейнским золотом горишь. Каких героев приближенье Твою пронижет чешую? В гранитной чаше отраженье Качает ветер, как ладью. И время полною струею Реки отягощает ход… Обличье ложного покоя Глаза, шаги сюда влечет: И вновь вернее всех объятий Перебивая память, тут Лепными щупальцами схватит Меня адмиралтейский спрут. 1933
Адмиралтейство Маргаритками цветет Империя. Желтым полем нежно выгнут свод. Зданье – лебедь с выпуклыми перьями — Славы первенец – парит… плывет… Шкуркой – лисьей или горностаевой — О, распластанное на ветру О, двухцветное, – крошись, истаивай, В солнце врезанное ввечеру. Ты – стройнее гениальной памяти — Временем чуть выветренный кров. Пористый ковчег – нельзя, слова не те Отпечаток предадут петров… Или, ревностной медузой выскользнув, Ты – Неве песчаная коса? — Здесь эпоха повернула циркуль свой, Век простер лепные паруса. Что ж, из имени петрова вставшее, Вдруг стихами легшее в персты, Маргариткой отцветай, ромашкою: Мне гадать еще поможешь ты. 1933 Фельтен С глухой конюшни крик истошный. Французский говор в свисте пург — Екатерининский, роскошный. Тяжеловесный Петербург. Но, в полукругах ломких линий, В крутых извивах – путь огня! — Она, смотри, цела доныне, Прямая линия твоя. Дубы Петра сухой и четкий Пленил навеки твой чугун; Высокий строй твоей решетки — Как пение гранитных струн… Какой судьбой – никто не скажет И меньше всех, быть может, ты — Но всходят стены Эрмитажа, Геометрически просты. Колокола и окна – немы, Но церковь – нет, я не могу: Она лепною теоремой, Голубкой стынет на снегу… И пусть Невы разбита дельта На планах вдоль и поперек: Краеугольным камнем Фельтен В той стройке бешеной залег. |
