На вопросы репортеров отвечал дядя Дафни, который стоял на парадном крыльце дома, где жила семья Снайдер. Он сказал, что родители девушки не в состоянии общаться с прессой, но они благодарят всех, кто сочувствует их горю и молится за них. Когда один из репортеров спросил, что следует сделать с мерзавцем, убившим Дафни, в голосе мужчины послышались враждебные нотки.

– Я христианин и не стану говорить о наказании для этого чудовища, но не сомневаюсь, что Господь все видит и покарает его… – Голос прервался от горя. В следующую минуту канал переключился на пресс-конференцию, которую провели экспромтом в полицейском участке. Офицер, ведущий рубрику «Вопрос – ответ», не стал вдаваться в подробности относительно связи этого преступления с другими убийствами.

– Почерк убийцы тот же, что и в ряде недавних преступлений, но в настоящий момент ничего другого я сказать не могу, – заявил он.

Оторвав взгляд от экрана, я увидела Рэнди, стоящего в дверях спальни со скрещенными на груди руками. Он тоже смотрел на экран. От неожиданности я вздрогнула, но муж повернулся и посмотрел на меня с добродушной понимающей улыбкой. В его взгляде давным-давно не отражалось подобных чувств.

– Ну что говорят синоптики? Будет ли завтра дождь? – ласково спросил Рэнди. – Я вот подумал, что могу погулять с Хейденом, если ты не возражаешь. В последнее время я малость обленился, а ведь тебе тоже хочется отдохнуть и заняться своими делами.

– Да нет, я не устала. Рэнди, тебе надо сходить к врачу…

– Да, завтра я пойду с ним гулять, а ты можешь поспать, – продолжал муж, как будто не слыша моих слов. – Мы вернемся после обеда, и тогда можно будет поговорить. А сейчас давай спать.

Возможно, Рэнди на короткое время заснул, а вот мне не спалось. Услышав ровное дыхание мужа, я тихонько встала и прошла в детскую. В голове вертелась одна-единственная мысль: забрать ребенка, сесть в машину и как можно быстрее уехать куда глаза глядят, а уж потом сообщить в полицию. Однако, взяв сынишку на руки, я обнаружила, что Рэнди стоит в коридоре, загородив собой дверь.

– Что-то не спится, – обратился он ко мне. – Пойду вниз, посмотрю какой-нибудь фильм на DVD. Хочешь пойти со мной?

Я молча покачала головой, вернулась в спальню и, не выпуская из рук Хейдена, присела на кровать, чувствуя, как все тело бьет озноб. Вскоре пришел Рэнди со стаканом воды в руках. Он стоял надо мной и ждал, пока я выпью все до дна. Что мне оставалось делать? Я пила воду и смотрела на мощные руки мужа с похожими на веревки венами, а потом куда-то провалилась и заснула мертвым сном. Последнее, что осталось в памяти, – это страшная слабость в руках, и когда Рэнди осторожно забрал Хейдена, я не могла сопротивляться.

Я проснулась внезапно и увидела, что уже давно рассвело. Утром этого дня семья Дафни Снайдер впервые осознала, что она навсегда ушла из их жизни. Я сидела на кровати как аршин проглотивши и ловила ртом воздух, а голова раскалывалась от тупой свинцовой боли. Так гадко мне не было даже после самого тяжелого похмелья. Утренний свет, струившийся из-за штор, резал глаза, и я ничего не видела. В доме стояла мертвая тишина, и, кроме меня, в нем не было ни души.

– Нет, только не это! – простонала я, спуская ноги на пол. Держась за стену, чтобы не упасть, я кое-как доковыляла до детской. Кроватка сына стояла пустая.

Голова кружилась, к горлу подступила тошнота. Я направилась вниз и едва успела дойти до раковины, как меня вырвало. Не знаю, какую гадость дал мне Рэнди, но она оказалась гораздо сильнее обычного успокоительного. После приступа рвоты мысли немного прояснились, но зрение до конца не восстановилось, и все предметы расплывались перед глазами и мерцали, как лед при ярком солнечном свете. Вытерев слезы, я огляделась по сторонам и увидела на доске для разрубки мяса записку, прижатую каким-то предметом.

На записке лежал ключ от мастерской мужа. Разумеется, на нем не было опознавательных знаков, и я не уверена, что отличила бы его от других ключей в связке, и все же я не сомневалась: это именно тот самый ключ.

Мне так хотелось сразу же позвонить в полицию. Да, именно так и следовало сделать… Нет, надо было позвонить вчера, когда он, весь мокрый и перепачканный кровью, еле доплелся до спальни. И я могла бы сказать оператору или диспетчеру, понятия не имею, кто там у них отвечает на телефонные звонки… Да, я могла бы сказать: «Не знаю, имеет ли это какое-нибудь отношение к недавнему убийству девушки, которое произошло рядом с моим домом, но…»

Вообще-то даже не надо набирать номер 911, потому что я прекрасно знаю полицейского Тода Клайна, который по-прежнему живет рядом с нашим старым домом. Именно он несколько лет назад делал бередящие душу намеки по поводу убийства семьи Рено, и хотя мы больше не соседи, все равно ходим в одну церковь и часто встречаем там Тода с семьей. Правда, церковь мы посещаем гораздо реже, чем прежде. Учтивый, обходительный Тод Клайн, с традиционными полицейскими усами и бочкообразной грудной клеткой. Он рассказал, что Труди и Доминик Рено претерпели страшные мучения от рук убийцы, который сотворил что-то ужасное с их глазами… Рено. О Господи, неужели это Рэнди?! Вчера вечером я не смогла позвонить в полицию после программы новостей потому что муж не спускал с меня глаз и наверняка не позволил бы рыться в справочнике с телефонными номерами прихожан нашей церкви. Но я могла оказать сопротивление и не пить воду из чашки, которую принес Рэнди. Могла ударить его кухонным ножом и, схватив сына на руки, сесть в машину и мчаться на предельной скорости домой, в Орегон…

Слишком поздно. Я взяла ключ, но тут же выронила его. Пальцы совсем не хотели слушаться. Наверное, еще не прошло действие той пакости, которой угостил муж. В ушах звучал настойчивый голос: «Теперь ты все знаешь. Расскажи». Его эхо громом отражалось от длинного кухонного стола и разносилось по опустевшему дому. Я словно примерзла к полу, а потом схватила ключ и, зажав его в кулаке, перечитала записку. Разжав ладонь, снова посмотрела на клочок бумаги, начиная наконец понимать, что впервые за долгие годы совместной жизни муж пытается со мной поговорить и хочет, чтобы разговор получился содержательным.

Внутренний двор еще не просох после вчерашней грозы, но небо прояснилось, и в утреннем свете лужайка сияла россыпью капелек-бриллиантов. Сгрудившиеся у кормушки птицы испуганно вспорхнули, когда я проходила мимо них к мастерской Рэнди, а потом снова стали стайками спускаться на землю. Словно весь мир оцепенел вместе со мной. От дома до мастерской всего шагов двадцать, но я всегда чувствовала, что их разделяет бездонная пропасть, та самая, что лежит между тайным миром Рэнди и нашей совместной жизнью. И вот сейчас он наконец решил открыть свои секреты.

Мастерская представляла собой обычную складскую пристройку площадью десять квадратных футов, воздвигнутую двумя парнями, которых прислали из хозяйственного магазина, и они притащили на грузовой платформе все необходимое для строительства и кучу разного хлама. По обе стороны пристройки было по два маленьких окошка, заклеенных изнутри бумагой. За все время, что мы прожили в новом доме, я ни разу сюда не заходила, уважая право мужа на уединение, в котором он так нуждался. Рэнди любил при каждом удобном случае напоминать, как это важно для его душевного покоя. Вставив ключ в замочную скважину, я на секунду замерла, лелея в душе робкую надежду, что все страхи окажутся напрасными и муж прижал свою записку каким-нибудь старым ключом. Может быть, ему действительно захотелось пообщаться с нашим малышом, может быть… Но нелепая надежда тут же испарилась как дым. Бросив замок на траву, я повернула ручку и открыла дверь.