Своими руками Стас Анвельт больше не убивал никого. По его приказу убивали, случалось. Он шел на это лишь при крайней необходимости. Он понимал, что времена наступают крутые, дух экономической свободы рекрутирует все новых и новых волонтеров. И если не хочешь увязнуть в затяжных войнах, нужно действовать без всякой сентиментальности.

В теневом мире, который жил своей жизнью за праздничными фасадами Таллина, жестокость считалась проявлением силы. И потому, когда все средства исчерпывались и оставалось последнее, Стас обставлял акции так, чтобы эффект был максимальным. Обыватели хватались за валидол, читая расписанные газетчиками ужасы о садистски изуродованных трупах. Но это не было садизмом. Это было необходимостью. Малая кровь помогала избежать большой крови. А когда человек труп, ему уже неважно, в каком виде он предстанет перед общественностью.

Ему важно, в каком виде он предстанет перед Всевышним.

В каком виде перед Всевышнем предстанет он сам, Стас Анвельт не задумывался никогда. В последние годы, когда он занял видное место среди самых солидных бизнесменов Эстонии, ему приходилось бывать на праздничных мессах в костеле Пюхавайму. Это было прилично, так полагалось. Во время месс хорошо думалось о делах. Он щедро жертвовал на нужды костела, но тоже потому, что так полагалось, а не для того, чтобы получить искупление грехов.

Какие грехи? У него не было никаких грехов. Он никогда не делал того, к чему его не вынуждали. И потому никогда не испытывал никакого раскаяния. Да, его задело, когда Роза Марковна произнесла слово «замочить». Но лишь потому, что воспоминания о физических действиях, которые пришлось ему совершить, были ему неприятны.

«Замочить». Интеллигентный человек, доктор наук, а выражается неинтеллигентно, грубо.

Почему интеллигенция так западает на бандитский жаргон?

Наверное, хочет быть ближе к народу. А зачем? Чего в нем хорошего, в этом народе?

«Замочить». Вот же падла. Она вслух сказала то, в чем он боялся признаться даже самому себе. Хотя и в самом деле думал об этом ночами. Но думал как бы вообще, ощупывая мыслями саму возможность такого решения.

Вот есть, допустим, серьезный бизнесмен, своим горбом пробившийся в жизни, делающий полезное для людей дело, создающий рабочие места, способствующий развитию экономики республики. И есть некий банкир, который делает деньги из воздуха. Упырь болотный. От него никому никакой пользы, один вред. Из-за таких банковская система не обслуживает реальный сектор экономики, а выпивает из него соки. Сунься-ка получить в банке кредит. Такой процент объявят, что останешься без штанов. Да еще и набегаешься с бумагами. Вот и приходится идти к упырю. У него без бумаг. Он открывает сейф и выкладывает бабки. Сколько нужно? «Лимон»? Вот «лимон». Два? Вот два. Три? Вот три. Срок такой-то. Процент такой-то. Вот и вся процедура. Но у него и не пролонгируешь долг. В срок не вернул, пошел счетчик. И то, что наживал годами, уплывает из-под тебя. Ты еще сидишь в своем кабинете, а он уже не твой. И «мерседес», в котором ездишь из загородного особняка в офис, не твой. И офис не твой. И сам особняк. Никто об этом еще не знает, но ты знаешь.

Так почему бы этому упырю, блин, не исчезнуть? Кому от этого будет хуже?

Роза Марковна ошиблась, предположив, что Анвельт думает о том, как убрать кредитора. Это не проблема. Лембит Сымер настоящий профессионал, он сумеет сделать все по уму. И сделает без лишних вопросов. Он всем обязан Стасу Анвельту. Да, всем. Анвельт подобрал Сымера, когда того выкинули из угрозыска. Формально — за превышение власти. На самом деле — за то, что полез не туда и не внял намекам. Он ревностно служил закону. Стал так же ревностно служить Анвельту. А кто бы не стал за шесть тысяч баксов в месяц?

Так что убрать — не проблема. Проблема — убрать так, чтобы при этом не засветиться. Как бы чисто это ни было сделано, все равно подумают на него, на Анвельта. Не полиция, там это дело зависнет «глухарем». Подумают те, на кого этот банкир работал.

А работал он на Юргена Янсена.

Юрген Янсен обнаружил свое присутствие в ту пору, когда Стас Анвельт понял, что его бизнес зашел в тупик. Сеть закусочных стала слишком большой, трудноуправляемой. Накладные расходы на содержание бухгалтерии, контролеров и охрану торговых точек увеличивались непропорционально доходам. Продавцы подворовывали, к каждому в карман не заглянешь. Появлялись мелкие конкуренты, сбивали цены. Их давили, тут же появлялись другие. Хозяйство стало экстенсивным.

Смысл этого термина Анвельту объяснила Роза Марковна Штейн, проконсультироваться с которой ему посоветовал знакомый чиновник из мэрии. Она умела говорить понятно. «Если ваша земля дает урожай шесть центнеров зерна с гектара, то расширять посевные площади можно только до определенного предела. После этого весь доход будут съедать расходы на горючее, амортизация техники и зарплата трактористов. Выход тут только один: повышать урожайность». Она предложила решение: пусть продавцы выкупят закусочные-"тонары" в кредит на льготных условиях с обязательством покупать продукты только у Анвельта, а ему самому следует организовать оптовую торговлю продуктами. У него будет главное: готовая сеть сбыта. Так родилась идея закрытого акционерного общества — компании «Foodline-Balt».

Реализация идеи требовала крупных первоначальных вложений: транспорт, склады, офис, опытный персонал. Бизнес-план, разработанный Розой Марковной и привлеченными ею экономистами, вызывал восхищение чиновников из Министерства финансов и госбанка, но попытки Анвельта получить кредит заканчивались ничем. Дальше разговоров дело не шло.

Это было время, когда все кричали о государственной поддержке малого и среднего бизнеса, принимались государственные программы, создавались ассоциации содействия предпринимателям. Анвельт не понимал, что происходит. Вот он я, конкретно, предприниматель. Ну так содействуйте мне. Его в упор не видели. Конкретный предприниматель не интересовал никого. Он быстро понял, что нужно дать. И готов был дать. Выходил на нужных людей. Сначала они проявляли заинтересованность, но потом вдруг отскакивали, как по приказу. А вот это было уже непонятно. Ему словно кто-то специально перекрывал кислород. Он поделился своим недоумением с Розой Марковной. Она сказала: «Может быть». Но на вопрос кто, ответить ничего не смогла. Лишь предположила: «Он обнаружится. Когда поймет, что вы созрели».

И он обнаружился. Точно бы открылась не парадная дверь, в которую Стас Анвельт пытался достучаться, а маленькая, сбоку. И вместо приемной председателя госбанка он оказался в подсобке. Человеком из подсобки был член политсовета Национально-патриотического союза Юрген Янсен. При знакомстве он показался Анвельту бесцветным, никаким. Но стоило ему перейти к делу, как Анвельт понял, что перед ним тот еще змей. Он сказал, что знает господина Анвельта как серьезного бизнесмена, доказавшего, что он умеет работать в условиях рыночной экономики. Он знаком с бизнес-планом и считает идею перспективной. Но не кажется ли господину Анвельту, что он ставит себе слишком узкую цель? Оптовая закупка продовольствия для его сети закусочных — полдела. Почему бы господину Анвельту не задаться целью сосредоточить в своих руках весь продовольственный импорт Эстонии?

Господин Анвельт ничего не имел против. Но он не представлял, каким образом это можно сделать.

Янсен объяснил. На определенных условиях Национально-патриотический союз готов оказать новой компании содействие в получении долгосрочного беспроцентного кредита в кронах на пять лет в рамках государственной программы поддержки малого и среднего бизнеса, а также в обеспечении льготного режима налогообложения и снижении таможенных пошлин. Понимает ли господин Анвельт, что это значит?

Господин Анвельт понимал. Предложение было фантастическим. Если кроны сразу конвертировать в доллары, то через пять лет возвращать будет практически нечего, инфляция уничтожит долг. А льготы по налогам и пошлинам давали новой компании возможность задавить всех конкурентов без всяких наездов — ценами.