— Он наглец! — бросил Кейт. — Привыкший к безнаказанности наглец!

— Вы правы и одновременно не правы. Его не обвинишь в излишнем чинопочитании, это я так мягко говорю, но для него ваши бойцы, генерал, просто щенки. И он это доказал. Если бы вы знали то, что знаете сейчас, вы восприняли бы все как должное и не возникло бы никакого инцидента. Не так ли, Йоханнес? Вы же не стали бы упрекать боксера-перворазрядника за то, что он проиграл бой олимпийскому чемпиону?

— Их разжаловали и уволили из армии три года назад, — напомнил Кейт. — За это время они не могли не потерять форму.

— Но, как мы видели, один из них не потерял. Думаю, не потеряли и другие. Я объясню, почему так думаю. Профессии у них сейчас вполне гражданские. Пастухов — владелец небольшого цеха по деревообработке, Перегудов работает в реабилитационном центре для участников афганской и чеченской войн, Злотников — безработный актер. Мухин и Хохлов — совладельцы частного детективно-охранного агентства «МХ плюс». Название образовано из первых букв их фамилий. А «плюс» — это, как я понимаю, их друзья Пастухов, Перегудов и Злотников. Я не назову, разумеется, того, от кого получил эту информацию, — продолжал Вайно. — Скажу только одно: это очень информированный источник. Он дал понять, что команду Пастухова и сейчас иногда привлекают к выполнению специальных заданий. Он дал понять это одной фразой: «Их обычный гонорар за работу — по пятьдесят тысяч долларов на каждого».

Вайно бросил листки факса в камин и кочергой подгреб к ним углей.

— Вот так-то, дорогой Йоханнес. Людям, потерявшим форму, не платят по пятьдесят тысяч долларов.

— Какие специальные задания они выполняют? Чьи? — вмешался в разговор Янсен.

— Меня это тоже интересует. Но задавать дополнительные вопросы своему информатору я не могу. То, что он посчитал нужным мне сообщить, он сообщил.

— Кто знал, что Томас Ребане появится на презентации? — спросил Янсен. — Вы никому об этом не говорили?

— Разумеется, нет. Мог сказать сам Томас, — предположил Вайно.

— Исключено. Он был полностью изолирован от окружающих.

— Кыпс?

— Он узнал за час до пресс-конференции.

— Значит, не знал никто. Только вы, я и ваши люди, — заключил Вайно. — Что вас встревожило?

— Я спрашиваю себя: случайно ли появление этой компании здесь и сейчас?

Вайно усмехнулся:

— Не стыдно, Юрген? Вот вы-то и потеряли форму. Ну какой, скажите на милость, профессионал, отправленный на задание, будет вести себя так, как этот Артист? Ввязываться в представление с похищением штандартенфюрера, а потом — извините, Йоханнес, — при всех бить морду командующему?

— Да, конечно. Вы правы, — помедлив, кивнул Янсен. — Я как-то об этом не подумал.

Но и после этих слов лицо у него осталось напряженным. Было ясно, что довод Вайно не показался ему убедительным, а согласился он с ним лишь для того, чтобы не акцентировать внимание на этой теме. Кейт не понял, почему внук эсэсовца, фигура скорей экзотическая, чем значительная, так занимает его собеседников. Но, видимо, с ним было связано что-то важное. Поэтому Янсен спросил:

— Томас не сможет сбежать? Охрана надежная?

— Сбежать? — переспросил Кейт. — Совершенно исключено.

— Будем надеяться, — кивнул Янсен.

— А с этим Артистом следует поступить так, — предложил Вайно. — До утра пусть посидит на губе, а потом посадить в машину и вывезти из Эстонии.

— Просто так отпустить? — возмутился Кейт.

— Именно так, — подтвердил Вайно, и в голосе его появились нотки недовольства — он не любил, когда его не понимали сразу. — И хочется верить, что он удовлетворится этим решением и не захочет устраивать скандал. Вы хотите спросить, какой скандал он может устроить? Объясняю. Он — иностранец. И лицо сугубо гражданское. Вы сажаете его на военную гауптвахту. На каком основании? Где ордер? Где постановление об аресте? Я очень надеюсь, генерал, что ваши «эсты» не слишком дали волю рукам, когда Артист оказался в их власти. В противном случае он не захочет остаться в долгу и вам гарантированы совершенно ненужные неприятности.

— Мои солдаты не бьют пленных.

— Вы уверены, что и на этот раз они не отступили от этого весьма благородного правила?

— Уверен. Я видел, как арестованного вели на гауптвахту. Караул смотрел на него с уважением.

— Значит, так и поступим, — заключил Вайно.

Кейту сейчас было безразлично, как поступить с арестованным. Все это осталось далеко позади. Но он понял, что у него появился хороший повод обозначить свою новую роль среди этих высокопоставленных заговорщиков. Роль равноправного партнера, а не послушного исполнителя. Поэтому он резко возразил:

— Нет. Прошу извинить, но это мое дело. И как поступить с арестованным, позвольте решать мне.

— Как же вы намерены с ним поступить? — нахмурился Вайно.

— Он просидит на губе не до завтрашнего утра, а месяц. Да, месяц! И весь месяц будет чистить сортиры! Я его научу уважать эстонскую армию! А потом пусть жалуется хоть в ООН!

— Йоханнес прав, — решительно заявил Янсен, и Кейт понял, что он сделал выигрышный ход. — Это его дело. Он вправе поступить так, как считает нужным. Закончили с этой темой. Переходите к главному.

Такой поворот разговора очень не понравился Вайно. От прихлынувшей крови даже потемнела его крупная бритая голова, из чего Кейт сделал вывод, что у него повышенное давление и даже есть, возможно, предрасположенность к апоплексии. Но Вайно сдержался.

— Согласен, займемся главным, — сухо кивнул он и обратился к Кейту: — У вас есть вопросы?

— Что может послужить толчком для резкого обострения обстановки в республике?

— Не догадываетесь?

Кейт помедлил с ответом. Это был разговор, в котором имело значение каждое слово. И он решил, что не стоит умничать, чтобы случайно не попасть впросак.

— Я чувствую, что это связано с Альфонсом Ребане, но каким образом — не знаю. Во всяком случае, вряд ли таким толчком сможет послужить фильм Марта Кыпса.

— Я вам скажу, что вызовет нужную нам реакцию, — проговорил Вайно, сделав крошечный глоток арманьяка. — Фильм — чушь. Даже если Кыпс снимет шедевр, в чем я очень сомневаюсь. Это всего лишь повод для того, чтобы поставить вопрос о возвращении останков Альфонса Ребане в Эстонию. И о торжественном перезахоронении их в Таллине. А вот это, согласитесь, не чушь.

— Торжественное перезахоронение эсэсовца?! — переспросил Кейт. — В наши дни?! В Таллине?!

— Да, — подтвердил Вайно. — В наши дни. В Таллине. На мемориальном кладбище Метсакальмисту.

Сама мысль о том, что сегодня, в конце двадцатого века, в столице демократической Эстонии будут торжественно хоронить останки фашиста, показалась Кейту дичью. Кино — черт с ним, кто сейчас ходит в кино. Но это...

Вайно по-своему расценил его замешательство.

— Вы правы в своих сомнениях. Если эта акция будет проведена национал-патриотами, она вызовет митинги протеста, пикеты. Даже, возможно, попытки сорвать похороны. И не более того. А если это будет государственное мероприятие?

— Правительство на это не пойдет, — убежденно сказал Кейт.

— Добиться этого будет очень непросто, — согласился Вайно.

— Кабинет Марта Лаара на это не пойдет никогда, — повторил Кейт.

— Пойдет, — возразил Янсен. — Мы заявим, что в противном случае Национально-патриотический союз выйдет из правящей коалиции. И кабинет министров отправится в отставку. Март Лаар не захочет расстаться со своим постом. Решение о перезахоронении Альфонса Ребане будет принято.

— И оно будет означать переориентацию всей политики Эстонии, — заключил Вайно. — Вдумайтесь, генерал: торжественное перезахоронение останков не какого-то полковника никому не известного Эстонского легиона. Нет — командира 20-й Эстонской дивизии СС, штандартенфюрера СС, кавалера Рыцарского креста с дубовыми листьями, высшей награды Третьего рейха.

— Это может вызвать очень сильный взрыв возмущения русскоязычного населения, — признал Кейт. — Но не мало ли этого, чтобы разогреть обстановку до ситуации гражданской войны?