Солнце сияло, воздух был напоен ароматом цветов, и ей казалось, что она не идет по тротуару, а парит над ним. Она дошла до Елисейских Полей; цветы каштанов были похожи на розовые и белые свечки на фоне ярко-голубого неба.

Она не увидела ни одного из модно и элегантно одетых представителей избранного общества, которые обычно сидели в тени деревьев или за маленькими столиками. Должно быть, они в этот час еще спали крепким сном. Вместо них она повсюду встречала дворников, подметавших оставшийся со вчерашнего дня мусор, а также женщин всех возрастов в накинутых на голову черных шалях и с корзинками в руках, из чего Гардения заключила, что они возвращаются с рынка, сделав покупки на день. Представители самых разнообразных профессий спешили на работу, часть из них толкала перед собой тележки, в которые иногда были впряжены собаки.

Все казалось ей настолько увлекательным, что Гардения шла между деревьями, даже не замечая любопытных взглядов, направленных в ее сторону. В своем зеленом платье она была похожа на лесную нимфу, ее щеки раскраснелись от возбуждения, глаза горели, а золотые локоны выбивались из-под соломенной шляпки, украшенной цветами.

Она, должно быть, гуляла не меньше часа, когда внезапно почувствовала голод и решила, что пора возвращаться. Повернувшись, она направилась в сторону дома, но в это время услышала сбоку цоканье лошадиных копыт. Она подняла глаза, увидела склонившееся к ней лицо и услышала восклицание:

– Мадемуазель Уидон, какой сюрприз!

Это был граф Андре де Гренелль, и она не могла сказать, что встреча с ним ее очень обрадовала.

– Доброе утро, – сухо ответила она.

– Вы рано поднялись, – заметил он, – но выглядите прекрасно, как сама весна! Вы мне позволите сказать, что ваш туалет восхитителен?

– Вы можете говорить что хотите, – холодно ответила она, – но, боюсь, у меня нет времени вас слушать. Я спешу домой.

– Навряд ли вы сможете идти быстрее, чем моя лошадь, – сказал он с дерзкой улыбкой.

На это нечего было ответить, и Гардения продолжала быстро идти вперед, не обращая внимания на то, что он не отстает от нее, и чувствуя, что его появление испортило ей все удовольствие от прогулки.

– Вы всегда встаете так рано? – поинтересовался граф.

– Это единственная возможность побыть одной, – многозначительно сказала она.

– Как вы неласковы со мной! – пожаловался он.

Она даже не взглянула в его сторону и продолжала идти, глядя прямо перед собой. Через минуту он добавил:

– Единственное, чего я хочу, – это быть вашим другом.

– У меня нет ни малейшего желания увеличивать число моих друзей, – ответила она, в глубине души желая, чтобы это было правдой.

– Вас интересуют лишь милорд Харткорт и его юный кузен, – сказал Андре. – Но уверяю вас, они не смогут предложить вам больше, чем я, а не исключено, что предложат гораздо меньше. Ну пожалуйста, может быть, вы мне все-таки улыбнетесь, мадемуазель?

Решив, что он несет вздор, Гардения продолжала идти вперед. В то же время она не могла не признать, что, когда граф был трезв, ему нельзя было отказать в обаянии. Он, несомненно, был красив и, обладая гибкой грацией превосходного наездника, прекрасно смотрелся в седле.

Помолчав минуту, граф сказал:

– Сегодня вечером я буду у вашей тети и привезу вам подарок. Я уверен, что он вам очень понравится. Он дивно подойдет к вашим серым глазам. Обещайте мне, что мы найдем какое-нибудь тихое место, где я мог бы вам его преподнести?

– Это очень мило с вашей стороны, – ответила Гардения, – но я уверена, что тетя не захочет, чтобы я принимала подарки от посторонних мужчин.

– Но я вовсе не посторонний! – воскликнул граф. – К тому же отчего бы ей возражать? Она сама принимает очень дорогие подарки и не делает из этого проблемы. Я слышал, что однажды вы сами появились в одном из них.

– Я? – изумилась Гардения. – Я не понимаю, о чем вы говорите.

– Я говорю о том великолепном манто из шиншиллового меха, в котором вы в первый раз отправились к месье Ворту, – ответил граф. – Это манто было подарено вашей тете, и я даже догадываюсь кем.

– В самом деле? – натянуто произнесла Гардения.

Она чувствовала, что разговор принимает опасный оборот. Какое право имел граф сплетничать о ее тете? Какое он имел право делать всякие двусмысленные намеки? В то же время она не могла не испытывать вполне понятного любопытства. Шиншилловое манто стоило не одну тысячу фунтов. Она отлично это понимала. И кто еще, кроме одного человека, мог потратить такую сумму на подарок ее тете? Она почувствовала, как краска заливает лицо, и, поскольку ей было непереносимо неприятно услышать из уст графа конкретное имя, внезапно повернулась и стала быстро пробираться между столиками, зная, что он не сможет за ней последовать.

Она услышала, как он крикнул ей вслед:

– Мадемуазель Гардения, куда же вы? Подождите!

Завернув за угол маленького киоска, торговавшего газетами и табаком, она пустилась бежать, огибая деревья и выбирая тропинки, по которым не смогла бы проехать лошадь.

Она бежала быстро, не оглядываясь, и, когда спустя несколько минут наконец увидела перед собой Мабийон-хаус, дыхание ее прерывалось и сердце выпрыгивало из груди.

Только когда она достигла подъездной аллеи, ведущей к дому, она оглянулась и убедилась, что графа уже не видно. Он испортил ей все утро своими сплетнями, намеками и больше всего тем, что имел наглость предположить, будто она готова принимать его подарки! С какой стати тете Лили при ее богатстве брать подарки от мужчин? Она хотела и в то же время боялась найти ответ на этот вопрос, приводящий ее в такое замешательство.

Входную дверь открыл ей лакей, который посмотрел на нее с изумлением, но не сказал ни слова. Гардения взбежала по ступенькам и поспешила в свою комнату. Неужели это единственное место, с грустью спросила она себя, где она могла бы чувствовать себя в безопасности?

Она увиделась с тетей только во время обеда, и после того, как Гардения извинилась за то, что не смогла накануне вечером поехать в театр, они отправились в экипаже на прогулку, заехали в несколько магазинов и к чаю вернулись домой.

Когда тетя отправилась отдохнуть к себе наверх, Гардения подумала, что ей лучше не оставаться внизу на случай, если появится барон. Конечно, вряд ли он приедет так рано, но лучше не рисковать. Она направилась в библиотеку, чтобы взять почитать какую-нибудь газету, приготовившись в случае необходимости, чтобы не встречаться с бароном в холле, выскользнуть через потайную дверь и по черной лестнице, по которой она поднималась в день своего приезда, пробраться к себе наверх.

Она находилась в комнате не более минуты, когда услышала, как у входа зазвонил колокольчик. Вряд ли это мог быть барон, но, взяв газету, она принялась искать потайную пружину, с помощью которой экономка открывала дверь, ведущую на черную лестницу. К своему ужасу, она обнаружила, что там, где она рассчитывала ее найти, ничего не было. Ей казалось, что она так хорошо запомнила это место. Она лихорадочно принялась снимать с полки книги одну за другой, как вдруг дверь библиотеки распахнулась и она услышала, как мажордом сказал:

– Мне кажется, герр барон, что мадемуазель находится здесь.

Она быстро обернулась, лицо ее побелело, а глаза расширились от испуга. В комнату вошел барон, показавшийся ей еще более важным и суровым, чем обычно.

– А, вы здесь, Гардения, – сказал он. – Мажордому показалось, что он видел, как вы вошли сюда.

– Нам не о чем с вами говорить, – запальчиво ответила Гардения.

– Мое милое дитя, – сказал барон, разводя руками. – Позвольте мне извиниться. Боюсь, что вчера я напугал и расстроил вас. Это было очень глупо с моей стороны. Вы должны понять, что я смотрю на вас как на ребенка, только как на ребенка. Вы могли бы быть дочерью моего дорогого друга, герцогини. Когда я поцеловал вас, а я полагаю, что именно это вас рассердило, это был поцелуй отца или дядюшки, не более того, уверяю вас.