– Спасибо, – поблагодарил его лорд Харткорт. – Надо сегодня надевать регалии?
– Сегодня у нас ужинает султан Марокко, милорд. Я дал указания вашему камердинеру, какие регалии надеть.
– Спасибо, – сказал лорд Харткорт.
Совершенно ненужный разговор, думал он, поднимаясь в свои комнаты. Его камердинер служил у него уже пять лет и редко ошибался. Лорд Харткорт вошел в гостиную и увидел там Бертрама, который лежал на диване, закинув ноги на стул, и читал газету.
– Привет, Вейн. – Он даже не сделал попытки встать. – Я хотел видеть тебя.
– А я не хочу видеть тебя, – ответил лорд Харткорт. – Я хочу принять ванну, а потом у меня официальный прием, и мне придется быть внизу самое позднее без десяти восемь.
– У тебя еще масса времени, – возразил Берти. – Я хочу тебе кое-что показать.
Он встал и достал из кармана письмо.
– Прочти мне его, – попросил лорд Харткорт, открывая дверь в спальню. – Я не имею права опаздывать. У сэра Джеймса будет удар, если к приезду гостей мы не будем стоять в холле как мебель. Что там в письме, от кого оно?
Бертрам проследовал за ним в спальню и присел на край кровати.
– От герцогини, – ответил он, – и если ты сможешь объяснить мне, что все это значит, я буду крайне признателен. Черт меня побери, если я что-нибудь понял.
– Читай, – сказал лорд Харткорт.
Он снял сюртук и передал его камердинеру, потом начал развязывать галстук.
Держа письмо на вытянутых руках, Бертрам последовал указаниям своего кузена:
...
«Дорогой господин Каннингэм, как я поняла из слов своей племянницы, вы великодушно пригласили ее покататься в Булонском лесу завтра утром. Сожалею, но, в связи с тем что моя племянница только что приехала, мы не можем принять ваше любезное приглашение. Надеюсь, однако, что увижу вас завтра вечером, а также что ваш кузен, лорд Харткорт, будет сопровождать вас. Искренне ваша, Лили де Мабийон».
Закончив читать письмо, Бертрам швырнул его на кровать и уставился на кузена.
– И что же, черт побери, ты думаешь об этом? – спросил он.
– Мне кажется, это самый обычный вежливый отказ, – заметил лорд Харткорт.
– Обычный?! – вскричал Бертрам. – От Лили де Мабийон?! Как ты не понимаешь, она говорит, что я не могу встречаться с этой девочкой наедине и, следовательно, не имею права приглашать ее на прогулку в Булонский лес. От Лили де Мабийон, говорю я тебе! Что за игру она затеяла? Она не может держать девчушку взаперти, но если ей это и удастся, все будут воспринимать ее как племянницу Лили и никак иначе.
– Как я могу заключить на основании твоих бессвязных выкриков, – проговорил лорд Харткорт, – ты рассчитывал, что герцогиня примет тебя с распростертыми объятиями. Мой дорогой Бертрам, у нее наверняка есть планы в отношении своей племянницы: маркизы, графы, бароны. У них всех есть огромное преимущество перед простым «высокородным», которому, как хорошо известно Лили, всегда не хватает наличных.
– Ты думаешь, дело в деньгах?
– Ну, мне так кажется, – ответил лорд Харткорт. – В конце концов, ей наверняка хотелось бы добиться самого выгодного брака для своей племянницы.
– Проклятье, Вейн, только попробуй сказать, что я недостаточно хорош для племянницы Лили де Мабийон, – ты нанесешь мне смертельную обиду! – воскликнул Бертрам. – Может, я и не Крез, когда дело касается денег, но я в тысячу раз лучше тех живых мумий, что бродят в ее салоне вокруг игорных столов!
– Возможно, именно поэтому она не хочет, чтобы вокруг ее племянницы вертелся всякий хлам, – предположил лорд Харткорт.
– Ты действительно хочешь обидеть меня! – взорвался Бертрам. – И ты так и не объяснил мне смысл письма. Я-то думал, как она будет счастлива, что ее девочка получила приглашение сразу же по приезде в Париж.
– Она получит еще массу приглашений, – сказал лорд Харткорт, – особенно когда герцогиня приоденет ее.
– Вспомнил! – вдруг вскрикнул Бертрам. – Мне надо было еще кое-что сказать тебе, но у меня совершенно вылетело из головы. Ты слышал последние слухи?
– Я редко верю слухам, – усталым голосом произнес лорд Харткорт.
Камердинер помог ему надеть халат, и он собрался идти в ванную.
– Подожди. Ты должен выслушать, – остановил его Бертрам. – Я слышал эту новость уже от двух человек. Уверен, это правда.
– Ну, что там? – нетерпеливо спросил лорд Харткорт.
– Говорят, – начал полный энтузиазма Бертрам, – что сегодня Лили возила свою племянницу к Ворту. На девочке не было ничего, заметь – ничего, кроме шиншиллового манто стоимостью в миллионы франков. Лили умоляла Ворта одеть девочку, уверяя его, что ей нечего, ну буквально нечего надеть.
– Догадываюсь, кто рассказал тебе все это, – заметил лорд Харткорт. – Наверняка женщина.
При этих словах он вошел в ванную и резко захлопнул за собой дверь.
– Черт подери, Вейн, ты не можешь вот так уйти! – взревел Бертрам. – Как ты считаешь, это правда? – Он подошел к двери ванной и прокричал: – Как ты думаешь, это правда, Вейн? Весь Париж считает, что правда!
– Не имею ни малейшего представления, – ответил через дверь лорд Харткорт. – Иди, одевайся к ужину, Берти. Если твой английский воробушек и отправится куда-нибудь сегодня вечером, так только к «Максиму».
– Бог мой, конечно же! – радостно воскликнул Бертрам. – Спасибо, Вейн, до встречи!
За дверью послышался шум воды, и он понял, что кузен не слышал его последних слов.
– Спокойной ночи, Хиксон, – сказал он камердинеру, убиравшему вещи лорда Харткорта.
– Спокойной ночи, сэр, – вежливо ответил камердинер, но когда Бертрам уже не мог слышать его, тихо добавил: – Женщины, все они одинаковы, эти женщины. Они всегда обходились мужчинам слишком дорого.
Он бросил задумчивый взгляд на горку золотых монет на туалетном столике, которые лорд Харткорт выгрузил из карманов. Француженки, за которыми ухаживал Хиксон, стоили ему гораздо больше, чем позволяло его жалованье. Он уже на две недели просрочил отправку почтового перевода матери, и теперь чувство стыда не покидало его. Было в этих француженках нечто такое, что зажигало кровь и возбуждало и против чего не было возможности устоять.
Хиксон аккуратно сложил монеты. Он знал, что никогда не возьмет ни пенса из денег лорда Харткорта, как бы велико ни было искушение. И в то же время он спрашивал себя: а не стоит ли набраться храбрости и заговорить о повышении? Хотя он понимал, что те крохи, которые он посылает своей матери, служат для нее огромным подспорьем, он не мог устоять против очаровательного ломаного английского и жадной изящной ручки, всегда, казалось, находившейся в протянутом состоянии.
Ужин в посольстве походил на все приемы, которые когда-либо проводились в отделанной панелями столовой, с лакеем за каждым стулом, с золотой столовой посудой и тяжелыми подсвечниками, увитыми орхидеями.
Лорд Харткорт обнаружил, что его посадили рядом с очаровательной графиней Уорвик, которая потчевала его пикантными подробностями из жизни английского двора. Все это она сдабривала революционными идеями о социализме, учении, которое она, к ужасу своих друзей, яростно поддерживала.
– Как поживает его величество? – поинтересовался лорд Харткорт.
– Все толстеет и временами бывает очень вспыльчив, – ответила леди Уорвик, – но все еще остается знатоком женщин, как выяснил Париж в прошлом году. Миссис Кеппель до сих пор ему не наскучила. Действительно, он никуда без нее не выезжает. И хотя он уже в возрасте, он не пропускает ни одного симпатичного личика. – Леди Уорвик – в былые времена первая красавица – тихо вздохнула. – Мы все стареем, – проговорила она. – Это очень печально. Берите все от своей молодости, лорд Харткорт, это никогда больше не повторится.
– Вы всегда будете красавицей, – сказал лорд Харткорт так, будто констатировал всем известную истину, а не делал комплимент.
Леди Уорвик улыбнулась ему милостивой, лишенной смущения улыбкой – так улыбаются женщины, за долгие годы привыкшие к восхвалениям.