— Как он?

Ответил, против ожиданий, тощий и невысокий, совершенно невзрачный мужичок лет семидесяти, а представительный быстро затерялся в толпе.

— Неплохо. Переломы зафиксированы, кожа почти восстановлена, раны быстро заживают.

— А зараза?

Глаза невзрачного остро сверкнули, и стало ясно, почему говорит именно он.

— Тут все сложно, лейтенант. У вас имеется хоть какое-нибудь медицинское образование?

— В пределах курса гвардейского командного. ПМП, прикладная фарма, теория полевого допроса…

— Тогда скажу так. Вирусы не причиняют сержанту какого-либо… беспокойства. Во многом он здесь и по этой причине. Они как будто сами по себе, а клетки тоже, сами по себе. Мы пока не можем понять, но пытаемся.

— Что-то еще?

— Регенерация идет слишком быстро. Слишком. Один коготь при взрыве прошил броню и вонзился в сердце, повредив мышечную стенку. А теперь — смотрите.

Он указал на один из экранов, где находилось полупрозрачное изображение внутренностей сержанта, парой движений увеличил его. Мерно бьющееся сердце заняло весь экран. И впрямь, никаких следов травмы.

— Вирофаг мы вводили, как только получили его. Эффекта нет. Благополучно усвоен и поглощен непонятным способом.

— Он… заразен?

— Нет, если не пить его сырую кровь и не целоваться с ним взасос. Но среди вас такие вряд ли найдутся.

Рискованная шуточка несколько разрядила обстановку. Солдаты обступили бак со всех сторон, по очереди заглядывая в смотровые. Лейт вновь задал вопрос:

— Почему он без сознания?

Научник огорченно развел руками.

— Не знаем. Физически ЦНС в порядке, но абсолютно все ритмы перестроены. Собственно, даже нельзя сказать, что он без сознания или спит. Идет какая-то деятельность, и довольно активная, но, повторюсь, что это такое, пока непонятно.

— Поэтому вы засунули его в клетку?

Но старик ничуть не смутился, взгляд его остался столь же тверд, как и вначале.

— Да. И он будет здесь, пока мы не выясним, что за ерунду он подхватил.

Видимо, выведенный обстановкой из равновесия, обычно рассудительный и хладнокровный лейт задал довольно глупый вопрос:

— Но жить-то он будет?

Взор старика неожиданно потеплел, однако ответ был сколь лаконичен, столь же и язвителен. Он поднял указательный палец вверх и сказал:

— Там спроси.

На этом все и закончилось. Солдаты еще немного потолкались в лаборатории, при этом шельма Шельман умудрился взять у симпатичной сестры код информера, и потянулись на выход. Предпоследним с виноватым видом вышел обильно украшенный фингалами Робинзон. Лейт легонько постучал кованым пальцем по стенке бака, отчего тот весь загудел, и сказал:

— Моня, выздоравливай давай, борись, еш твою медь. — после чего повернулся и уже хотел шагнуть через высокий порог, как на пульте взвыли все датчики разом.

В это время в том же кабинете вновь сидели двое. По странному стечению обстоятельств Император тоже прихлебывал глинтвейн, а Лантир, который не употреблял алкоголя ни в каком виде, встал, засунул кружку с киселем в куб и пару секунд спустя достал ее уже холодной. Кухонные кубы начинали потихоньку вытеснять простые микроволновки, одинаково хорошо умея как нагревать, так и охлаждать. Незаменимая вещь, однако.

— Зачем звал?

— Три часа назад был портал на Нову Спес.

Будучи вторым лицом в Империи, Лантир владел собой лучше любого игрока в покер, но в этом кабинете ему не требовалось притворяться.

— Что?!

— Очень быстрый, небольшой портал. Закрылся почти мгновенно.

— …

— Генераторы в порядке. Не знаю. Научники думают. Держи пакет.

Минут десять Лантир изучал материалы, потом поднял голову от экрана. Император был расслабленно-задумчив.

— Один след.

— Да.

— Поиск?

— Нет.

— Почему?!

— Как только было завершен осмотр места, я отдал приказ сжечь этот остров целиком. Три 'Пустоши' и шесть мегатонн. Вероятность выживания чего-либо — минимальна.

Лантир не стал терять время, говоря что-нибудь наподобие 'ты параноик' или 'зачем', он сказал лишь:

— Жертвы?

— Нет. Остров был не заселен, только энергостанция в проливе, дежурных сняли вертолетом, спецгруппу тоже. Все, и летчики в том числе, и их машины, сейчас в особой изоляции. Генераторы разогнаны до ста тридцати процентов, начат авральный монтаж новых.

— Ага, бланк-сообщение по своим каналам я уже получил. Посмотрим… Так…

— Да брось, сейчас не это важно. Придется нам все-таки ставить технику на поток.

После этой фразы Лантир на несколько минут застыл совершенно неподвижно, глаза полуприкрыты веками, лишь по ушедшему в себя взгляду можно было догадаться, какая работа идет внутри.

— Мы не сможем соблюсти секретность. Никак.

— Отчего же? Общество займут совсем другие проблемы, нежели резкий рост выпуска самолетов и ракет.

— Но не экспоненциальный же. Ладно. Официально объявишь войну?

— Да. Завтра я выступлю с обращением. Почву Вершин за эти годы хорошо подготовил, семена лягут как нужно.

— А какова будет плата за поток?

— Вот ты и выяснишь.

Несмотря на все самообладание, мурашки пошли по спине Первого запреда ПП ВС Империи. Он в эту минуту приобщался к чему-то столь значительному, столь грандиозному, что воображение пасовало, подкидывая лишь какие-то бессвязные картины из фильмов.

— Он будет ждать в Туруханске, в одном из залов Северной плети. Летишь через час.

— Вот кстати, всегда думал, почему Плеть началась именно отсюда?

— Он тогда что-то буркнул про Усатого и ссылку, но никто не понял. Император никогда не был в Туруханске, самое ближнее — в Красноярске. Очередная загадка. Спроси, если не забудешь. Удачи!

И Лантир, встав из кресла, медленно и гортанно произнес строки давно умершего поэта, полные неистовой чеканной гордости:

– 'Это верная дорога, Мир иль наш, или ничей!'

А Император ответил ему столь же сильно и тяжело, ставя ударение на каждом слове:

– 'Правду мы возьмем у Бога силой огненных мечей!'

Солдаты шли по коридору госпиталя, обмениваясь свежими новостями.

— Ты слышал, в грозу два придурка из ДОТов спаслись?

— Ха, да про это весь УР знает!

— Эй-эй, я только сегодня из палаты. Что там было?

Дружное ржание.

— Цемент полный! Ты понял, сидят они в каземате, и тут ка-ак жахнет, молния пробила все перекрытия зараз. Они глядь — в потолке дырка. ДОТ-то на подпоре стоял, значит, воздух туда свистит, а они от страха аж обделались. Ну, один и зачерпнул рукой свое собственное — и в дыру с размаху. Заткнул, значит, не будь дурак. А там и второй подключился. Так и выжили. Их когда забирали, там такое было — мама не горюй.

Беседующие только собирались вновь засмеяться, как позади раздался некий звук, и был он столь ужасен, что у них волосы на всех частях тела мгновенно встали дыбом. Рефлекторно отпрыгнув к стенам коридора, солдаты обернулись и имели честь лицезреть пролетающего мимо них лейтенанта во всей своей четырехсоткилограммовой броне. А там, откуда он вылетел, в неуловимо короткий момент времени в проеме двери воздвиглась апокалиптическая фигура.

Лейтенант видел больше. Когда взбесились датчики, показания на экранах скакнули сначала в заоблачную высь, а потом все разом обнулились. Сержант Михаил Швальцман умер. Медицинская автоматика сразу же задействовала дефибриллятор, адреналин, и еще кучу каких-то непонятных действий. Но тщетно, тело даже не дергалось от разрядов, словно он умер неделю назад. Лейт подошел к баку, чтобы в крайний раз взглянуть на своего бойца, приблизил лицо к стеклянному блоку — и отшатнулся назад.

— Док, смотрите!

Но тот и сам уже прикипел взглядом к экранам. А посмотреть было на что. Тело в баке было неподвижно, но плоть словно бы кипела, усыхая на лету. Буквально в минуту глаза запали глубоко вовнутрь, страшная худоба иссушила лицо, а посеревшая кожа четко обрисовала скулы и челюсти, натянувшись до барабанного скрипа. Та же метаморфоза произошла и с телом. Оно стало выглядеть так, словно несколько лет пролежало в формалине. Могучие мышцы сержанта превратились в вяленые полоски, туго обмотавшие ясно различимые кости. Ребра было можно не только пересчитать — за них можно было ухватиться.