Он стряхнул с себя пиджак и повесил его в гардероб. Повернувшись к кухне, он учуял какой-то вкусный запах, похожий на запах жареного мяса, и тут же его сердце как будто остановилось, а затем забилось с удвоенной скоростью.

Она была здесь.

— Привет, Кен, — сказала она, когда он на подгибающихся ногах вошел в кухню.

Первым его желанием было сгрести ее в объятия и расцеловать. Но вместо этого он застыл на месте, потрясенный ее видом. В узких джинсах и простом солнечно-желтом топике, с распущенными волосами, она выглядела изумительно. Соблазнительно. Совершенно. Каждая клеточка тела Кеннета стремилась к ней навстречу. Каждый атом его мужской сущности жаждал заняться с ней любовью. И он хотел только одного: чтобы она осталась с ним навсегда.

Но в этом-то и состояла проблема. Он не хотел удерживать ее навсегда. И он отчетливо понимал это. И к тому же он не мог позволить себе еще раз потерять самообладание. Именно это является причиной любого страдания. Если бы он мог себе представить их отношения не в плане взрывной страсти, а в виде удобной, тихой любви, то он попробовал бы себя убедить в том, что это возможно. Но, насколько он видел, у их взаимоотношений существовало только одно продолжение — ведущее прямиком к сокрушительному, испепеляющему окончанию. А если эти отношения должны убить его, лучше от них вообще отказаться и сделать это как можно быстрее, пока он еще способен сопротивляться.

— Угадай-ка, что я тебе скажу!

Он с тревогой уставился на нее.

— Что?

— Я не уезжаю!

Его сердце остановилось.

— Ты не уходишь с работы? Ты не уезжаешь в Калифорнию? Или ты не уезжаешь из моего дома? Что?

— Я не ухожу с работы. Не еду в Калифорнию. Но я съезжаю от тебя.

Теперь ему показалось, что кровь застыла в жилах. Он нервно прочистил горло.

— Не понимаю.

— Я сегодня говорила с Линдой. Я сказала ей, что решила не уезжать. И она согласилась вернуть меня на работу.

— Но мне казалось, что ты не хотела, чтобы кто-нибудь знал… — Он умолк и провел ладонью по затылку. — Ничего не понимаю.

Она мило улыбнулась.

— Именно так я и думала. Я хочу, чтобы никто ничего не понял. Я не собираюсь сочинять, просто скажу всем, что с Калифорнией у меня ничего не вышло, и оставлю им возможность строить какие угодно предположения.

— Да, ты всех сильно озадачишь…

Когда она подтолкнула его к столу, на который она выставила будничную посуду, но украсила толстым кувшином с простыми маргаритками, он послушно подчинился. И с большой радостью, потому что ноги у него были как ватные. Он хотел было спросить ее, а что же такое произошло, что все это значит, но не стал. Вместо этого он взял в руки вилку и склонился над тарелкой, которую она поставила перед ним. Ростбиф, картофельное пюре, морковь, зеленый горошек.

— Выглядит замечательно.

— Спасибо. Я ведь прекрасный повар. Он бросил на нее скептический взгляд.

— Никогда бы не подумал.

— Потому что я хорошенькая? — поинтересовалась она и улыбнулась, наблюдая, как он берет в рот первый кусок.

— Да… нет, — пробормотал он, окончательно теряя всякое понимание. — Нет. Ты ведь профессионал в своей области, на работе, и я подумал, что это просто невозможно — вдобавок быть профессиональной домашней хозяйкой.

— У многих людей сразу несколько талантов, — сообщила она, подавая ему корзинку с итальянским хлебом.

— Что, и это ты тоже испекла сама?

— Ну нет, это я купила. Это еще один мой талант — я всегда знаю, где лучше всего покупать.

— Н-да, это точно.

Они ели молча не больше минуты, а потом она небрежно сказала:

— Знаешь, Кен, в том, что ты видишь во мне не только свою помощницу, нет ничего дурного.

Он разорвал кусок хлеба на две части.

— Я знаю.

— Вот и хорошо. Тогда не смущайся этого.

— Я не смущаюсь, — заверил он и неожиданно понял, что она такое делает.

Ему пришло в голову, что она просто навязывает ему свое внимание, а потом он осознал, что это вовсе не повод на нее злиться. Ему нечего бояться, да он и не привык бояться. Он просто был реалистом. Ведь нет ничего дурного в том, чтобы избегать лишней боли.

— Когда ты съезжаешь?

— Наверное, в субботу. Линда пригласила пожить у нее.

— С ней и Мейером? — спросил Кеннет тревожно.

— За последние два года мы здорово подружились с твоей кузиной, — сообщила Эллен, улыбаясь. — И я всегда восхищалась твоим дядей. Но я у них ненадолго. На следующей неделе мы с Линдой пойдем подыскивать мне квартиру. Так что я останусь у них на несколько дней. Максимум на две недели.

— Мне помнится, ты говорила, что у тебя нет денег.

— Твой дядя так обрадовался, что я вернулась, что приказал Линде повысить мне зарплату.

Он отложил вилку в сторону.

— И ты собираешься снять новое жилье?

— Именно так и поступает большинство людей, ты разве не знал?

— А ты не хочешь пожить у меня?

Она покачала головой, но затем поглядела на него очень весело.

— С чего бы это?

Понимая, что она совершенно права, что снять квартиру для нее будет гораздо правильней, так они смогут чуть поостыть, Кеннет прокашлялся и заявил:

— Просто в какой-то момент мне показалось, что ты…

— Буду теперь всегда жить у тебя? — спросила она насмешливо и зло.

— Ну да… — сказал он, недоумевая, чем он ее на этот раз рассердил.

— Знаешь, Кен, — начала она, с грохотом бросая свою вилку на стол. — Иногда ты приводишь меня в такую ярость, что мне хочется орать. Тебе была нужна моя помощь, и ты пригласил меня пожить у себя, и я пожила. Ты заявил мне, что боишься каких-либо отношений между нами и не можешь к ним привыкнуть, что нам надо как-то замедлиться, и я перекраиваю всю свою жизнь, только чтобы тебе было удобнее привыкать, но ты по-прежнему чем-то недоволен. И чего ты теперь хочешь от меня?

Она задала этот вопрос, но не стала дожидаться ответа. Она просто вскочила со стула и вихрем вынеслась из кухни. Ошеломленный Кеннет некоторое время просидел совершенно неподвижно, а потом, очнувшись, вскочил и бросился за ней следом. Но она не только убежала в свою комнату, она еще закрылась на ключ.

Он тихо постучал.

— Эллен! Эл!

— Уходи, Кен.

— Нет. Я думаю, нам надо об этом поговорить. Можно?

— Нет!

— Пожалуйста…

Она вздохнула так тяжело, что он расслышал это даже через дверь.

— Ну хорошо.

Ему пришлось ждать целую минуту, прежде чем она отомкнула замок. Он ступил в ее комнату.

— Я собираюсь рассказать тебе свою историю. Всю целиком. Она не очень-то веселая, и, возможно, это заставит тебя изменить свое решение насчет возвращения на работу.

— Рассказывай, — бросила она небрежно и поглядела на него так, словно он собирался взорваться у нее на глазах.

— Дело в том, — начал он и прошел чуть-чуть в глубь комнаты, — что я нечто вроде проклятия для других людей. Ничего, кроме несчастий, я не приношу. Поэтому все мои отношения с женщинами длились недолго. Поэтому я пытаюсь никем сильно не увлекаться и сам выбираю, с кем мне…

Она уставилась на него.

— Так наши отношения не устраивают тебя потому, что это не ты выбрал меня, или еще почему-то?

— Нет, ни то, и ни то… вернее и то, и то. Видишь ли, в твоем присутствии я теряю нечто важное…

— Не понимаю. О чем ты?

— Я теряю контроль. Потому что… ты мне очень нравишься.

Она поглядела на него так, как будто он сошел с ума, и в определенной степени Кен был готов с ней согласиться.

— И в этом все дело?

— Да. В том, что ты мне так сильно нравишься и что я знаю, как сильно буду страдать, когда ты от меня уйдешь.

— Ты меня сразу и оскорбил, и озадачил. Это что, проверка? Или ты хочешь, чтобы я ушла прямо сейчас, чтобы ты мог начать страдать поскорее?

— Когда ты представляешь все так, то это действительно звучит очень глупо. Но это не так. Тебе никогда не было больно… после? — спросил он и сел рядом с ней на кровать.