Хотя она вполне могла остаться, потому что ее интервью было назначено на вторник, и он не хотел, чтобы она отправилась в Калифорнию в воскресенье ночью. К тому же на улице начался дождь. Но если он попросит ее остаться, эта просьба может испортить их новые чувства друг к другу. К сожалению, если он не попросит ее остаться, у него не будет возможности проверить свои чувства к ней. Вся ситуация казалась полной неразберихой.

Кеннет открыл дверь, которая вела из гаража в кухню. На улице шел проливной дождь с громом и молниями.

— Ты не хочешь переодеться в сухую одежду перед тем, как мы займемся приготовлением ужина? — спросил он, хорошо понимая, что не имеет другой возможности попросить ее остаться или по крайней мере отложить путешествие, не выдавая своего желания удержать ее.

Да, он хотел, чтобы она задержалась, чтобы помочь ему. Но он хотел этого еще и потому, что знал: ему будет недоставать Эллен. Но сказать ей об этом он не мог. Слишком рано было говорить об этом.

— Я думаю, — неуверенно сказала она, — что мне пора уезжать.

— Эллен, на улице льет страшный дождь. — Он старался дать ей понять, что заботится о ее безопасности, а не пытается манипулировать ею. — Останься на ужин, подожди, пока перестанет так сильно лить, ведь под таким ливнем ты вряд ли сможешь много проехать. Почему бы не переждать его?

Она задумалась, и он, глядя на нее, застыл в ожидании. Никогда в жизни он не хотел так удержать кого-либо. Ему хотелось просто сжать ее в объятиях и умолять остаться. Но он знал, что не может этого сделать, потому что они знали друг друга всего два дня. Он не имел права вторгаться в ее жизнь с предложением, которое неизвестно к чему приведет.

Но искушение было сильным.

— Ладно, — наконец согласилась она, — я останусь на ужин.

— Чудесно! — обрадовался он. — Что ты хотела бы съесть?

— Ты умеешь готовить?

— Да. Я могу приготовить яичницу с беконом и жареной картошкой или спагетти с соусом.

— Мне кажется, я с таким же успехом могу поесть где-нибудь в дорожном кафе.

— Ты сначала попробуй мою еду, а потом суди.

Она пожала плечами и стала снимать с себя мокрый свитер. Наблюдая за ней, Кеннет поймал себя на том, что его взгляд прикован к ее груди. Он не хотел туда смотреть, его глаза делали это по собственной воле. За эти два дня он узнал об Эллен столько новых и удивительных вещей, что теперь, если она уедет, он сможет проводить целые ночи в фантазиях о ней.

— Тебе нужна моя помощь?

— Если хочешь, можешь пожарить бекон или почистить картошку. На твой выбор.

— Я пожарю бекон.

— Замечательно. Я просто обожаю чистить сухую картошку, — грустно заметил он.

Она поежилась, как будто по ее телу пробежали мурашки.

— Фу! Я терпеть не могу прикасаться к сухим вещам, типа пыли или муки, — сказала она и сообразила, что и в этом они похожи.

— Вот-вот, — согласился Кеннет. — Но есть выход. Я обычно смачиваю картошку перед тем, как начать ее чистить.

Они дружно принялись за работу, и вскоре еда была готова. Оба к этому времени ужасно проголодались, поэтому ели молча, изредка обмениваясь репликами. После ужина они перешли в гостиную и, налив себе по стаканчику бренди, уселись у камина. Кеннет рассказывал Эллен о трудностях и опасениях, с которыми он столкнулся в начале своей работы в компании дяди, но не решился рассказать ей о своем отце. Он был очень близок к этому, но не решился, удивляясь, однако, что испытывает такое доверие к этой женщине, которая уютно сидит на его диване и потягивает бренди. И еще — он почти робко надеялся, что она оставила свое намерение уехать сегодня в Калифорнию.

— Кстати, я подумала, что смогу задержаться здесь еще на один день, — сказала она, будто читая его мысли. — Поскольку мое интервью назначено на вторник, я могла бы появиться в офисе завтра вечером и просмотреть резюме, которые Линда оставила для тебя.

— Замечательная идея, — согласился он, хотя думал в этот момент совсем не о работе.

Он думал о том, как она совершенна, как приятно смотреть на нее и как легко ему в ее обществе.

— Я думаю, что лучше других смогла бы подобрать себе замену, потому что хорошо знаю уровень мастерства и способностей, необходимых для этой работы.

Он слушал ее, наблюдая, как отблески огня играют на ее коже. И когда его рука потянулась, чтобы убрать прядь волос, выбившуюся из-за маленького уха и закрывшую лицо Эллен, он не остановил ее. Так он мог лучше видеть порозовевшие от тепла щеки девушки.

— Возможно, ты права.

— Конечно, я права, — ответила она нежным, волнующим шепотом.

Он невольно потянулся к ней, а она к нему.

— Я всегда это знал.

Их лица были теперь так близко, что он видел, как уголки ее губ изогнулись, когда она сказала:

— Правда?

— Да.

— А почему ты раньше никогда не говорил этого?

Он провел рукой по ее светлым волосам.

— Мне кажется, что я говорил.

— Нет, ты не говорил.

— Тогда я говорю это сейчас.

Он считал, что это были идеальные слова для того, чтобы закончить беседу, потому что, склонившись над ней, он увидел, как она откинула голову в ожидании его поцелуя. Он понял, что она согласна с ним. Он сказал об этом сейчас.

Он обо всем сказал сейчас.

Он накрыл ее губы своими, и Эллен ощутила сто разных вещей одновременно. Мягкий шелк его губ. Твердость его тела. Терпкий аромат его лосьона. Но за всеми этими физическими ощущениями было и другое: чувство правильности того, что они делали, и окончательное понимание того, что интуиция ее не подвела и привела именно к этому утру. К настоящим взаимоотношениям с Кеннетом Фонтейном, которые оказались в сотню раз лучше любой фантазии. В этом-то и состояли подлинные причины, по которым она осталась.

Их поцелуй длился и длился, как будто они пытались запомнить наизусть все те чувства, которых им так не хватало все четыре долгих года. Когда он чуть раздвинул ее губы языком, она не стала сопротивляться, а жадно приняла его. И от этого простого действия разбежался по ее телу в разные стороны целый фейерверк дрожащих нитей, и она прижалась к нему еще ближе по своей собственной воле, и из ее горла вырвался мягкий стон.

Этот едва слышный звук как будто освободил что-то, дремавшее в нем, и он не только углубил свой поцелуй, но и стал явственно подталкивать ее к софе. Жаркий восторг охватил Эллен, когда она ощутила все его тело на своем. Она не протестовала, когда его руки забродили по ней, ища участок обнаженной кожи. Во-первых, потому что этот участок обнаженной кожи, который он сразу нашел, был только на руках. На безопасной территории. Но еще потому, что она жаждала его прикосновения. Она даже хотела, чтобы он пошел дальше, не останавливаясь на этом.

И он это сделал. Медленно, как будто ощущая необходимость быть крайне осторожным, не прекращая ее целовать, Кеннет позволил своей руке проскользнуть к ее груди. Его пальцы прокрались под кружевной бюстгальтер, открывая дорогу всей ладони.

Сквозь кожу Эллен рвался наружу внутренний жар, и одновременно ее сковала какая-то внутренняя стесненность. Ее дыхание затормозилось в горле, и она как будто окаменела, не в силах пошевелиться. Она даже не могла понять, целует ли она Кеннета, пока не услышала тихий звук смыкания их губ.

Но внезапно он оборвал поцелуй, и его глаза широко раскрылись в немом удивлении. Он смотрел на нее несколько секунд, а потом произнес, словно очнувшись от сна:

— Что мы делаем?

Эллен сотрясало желание. Она даже не была уверена, что физически способна говорить. Но на этот раз она не была намерена упускать своего:

— Это ты скажи.

Он вздохнул, поднялся с софы и предложил ей руку, чтобы помочь встать.

— Я не знаю. И в этом-то все дело. Я не знаю. Поэтому продолжать будет неправильно. И делать что-то еще — тоже неправильно. До тех пор, пока мы не поймем, что же между нами происходит.

— Ладно, — согласилась она, борясь с охватившим ее разочарованием, но в то же время понимая, что он прав.