– Вы не видели Романа? – подбежала к ней горничная.

– А это кто?

– Он главный пожарный. Он должен быть здесь.

– Роман? Такой высокий?

– Да!

– Он там! Там! Он молодец! Он спасает мою Дусю!

– Спасает собаку?! – ошарашенно спросила Наташа. – Вы с ума сошли! Там все полыхает!

И она, оттолкнув Габриелу, бросилась на лестницу.

Дым словно бы ударил ее.

Сразу перехватило дыхание и слезы брызнули из глаз.

Жар стоял такой, что казалось, трещит кожа.

Наташа кинулась в темноту коридора, крича:

– Ромка, назад! Это собака! Ромка, не надо!

Жених не отвечал.

Наташа наткнулась на него возле самого номера Габриелы. Он, скрючившись, лежал на полу и царапал дверь универсальным ключом.

А за дверью скулила собака.

Наташа хотела уже плюнуть на все – главное, спасти Романа. Но не смогла, выхватила у него из руки карточку ключа и чиркнула по замку. На счастье, дверь открылась сразу, и, чуть не сбив Наташу с ног, из комнаты вылетела Дуся.

Глаза у нее были дикие, язык свисал. Что вело ее по коридорам отеля, может быть инстинкт, но через минуту она бросилась в объятия Габриели, которая чуть не задушила свою любимую.

– Пошли, Ромка, пошли! – тащила Корзуна к выходу Наташа.

Но тот уже не реагировал. Тело его стало безжизненным и очень тяжелым.

Наташа и сама еле двигалась, у нее уже мутилось в голове, тупое движение вперед казалось бессмысленным и бесполезным, уже наступало то безразличие, после которого человек сдается.

Но она тащила и тащила Романа.

Когда до лестницы осталось всего шагов десять, она упала. Попыталась встать, но ни ноги, ни руки не слушали ее. Она облокотилась о стену и завыла в последнем, мучительном желании выжить.

Рядом что-то ослепительно вспыхнуло, потом докатился звук взрыва, но Наташа этого уже не слышала.

Из Пресненской части прибыли еще четыре машины. К тому времени, когда расчеты развернулись, разом от внутреннего жара лопнули окна двух номеров подряд. Их выдавило со звуком разорвавшихся салютных петард. Огонь был настолько силен, что в тот момент показалось, будто заработали четыре гигантские газовые горелки.

– Ковролин горит, – высказался кто-то в толпе.

Народ любой страны падок до всякого рода происшествий, какими бы ужасными ни оказались последствия. Психологически это оправдано. Каждый подсознательно думает: хорошо, что это не со мной. И только отчаянные безумцы могут кинуться в самое пекло катастрофы. Чаще всего они не помогают, а только вносят нервозность, сумятицу и неразбериху. Многие при этом гибнут. Но находятся и комментаторы-знатоки вроде этого с ковролином.

Он был безусловно прав – горел ковролин. Но эффект газовой горелки создавался не им. Пластиковая отделка коридоров, оклеенная для красоты пленкой под дерево и купленная по наводке Ахмата, оказалась горючей. Его обманули, подсунув липовую спецификацию. Импортные точечные светильники, щедро звездами разбросанные по потолку, тоже оказались из горючих материалов.

Иностранцев выводили партиями. Удивительно организованные люди. Словно у себя на родине каждый из них горел как минимум дважды. Они не кричали и не обсуждали ничего. По крайней мере, без экзальтации. Некоторые прихватили с собой фотоаппараты и видеокамеры. И снимали, снимали, снимали. Кто знает, на память ли, за будущие ли деньги со своих телестудий.

Чуть в стороне от толпы Ставцов быстро организовал подобие эвакопункта. Его никто об этом не просил. Он сам выдумал себе это занятие, а когда Чарли уразумела суть того, что он делает, на одно мгновение только у нее мелькнула мысль, что ее подчиненный, которого все считали весьма недалеким человеком, единственный из персонала, кто без шума и суеты делает свое дело.

Ставцов достал откуда-то стол. В летнем кафе были реквизированы пластиковые стулья. Четыре его помощницы вылавливали в толпе постояльцев отеля и вели к нему. Он заносил их в список и частью отправлял в «Рамчуг» к своей жене., частью к коллегам из других отелей. Работа кипела, но без суеты и нервотрепки. Ставцов всегда был основательным человеком. Он первый понял, что соваться в огонь и делать то, что должны по долгу службы делать другие, не следует. Только мешать будешь. Его место здесь.

Адвентисты тоже устроили нечто подобное пункту первой помощи, они поили всех желающих кофе, кутали в одеяла и при этом громко распевали псалмы…

Чарли узнала о пожаре одной из последних. Она заперлась в своем кабинете, никого не впускала и не отвечала на звонки.

От унылого одиночества ее смог оторвать только отец.

Он сильно постучал в дверь и сказал:

– Черри, я пришел мириться.

Чарли невольно улыбнулась. Теперь история с проституткой казалась ей мелочью. Она отворила дверь. Старик Пайпс пришел не один.

– Опять? – строго спросила Чарли. Вопрос ее был обращен к Свете, но старик в буквальном смысле грудью заслонил свою спутницу.

– Ты не великодушна, Черри. Мы пришли к тебе с открытым забралом. Мы хотим мира, а не войны.

Старик говорил высокопарно, он всегда так говорил, когда волновался.

И Чарли махнула рукой.

Ей с трудом удалось преодолеть собственную брезгливость, но она предложила Свете и старику сесть и даже выпить. Оба скромно отказались.

– Черри, я должен сообщить тебе нечто важное, – сказал старик.

– Только не говори, что ты собрался жениться на ней, – презрительно кивнула в сторону Светы Чарли.

– Выслушай меня, Черри, – строго сказал старик. – Это с твоей стороны не политкорректно. Девушка попала в тяжелую ситуацию. У нее просто не было другого выхода. Что ж теперь – ей всю жизнь за это страдать?!

– Да что ты говоришь! – покачала головой Чарли. – Не было другого выхода? – Она повернулась к Свете: – Это правда?

– Да, – скромно ответила Света. – Я несчастная женщина.

Чарли засмеялась бы в другое время. Сейчас ей было не до смеха.

– Хорошо, – сказала она отцу. – Я выступлю в роли доброй феи. Я устрою ее на работу. На очень приличную работу.

– Но хватит ли ей на жизнь? – забеспокоился старик. Хотя идея ему нравилась.

– Хватит. Она будет получать пятьсот долларов в месяц.

– Это мало!

– Это мало в Америке, а здесь – вполне. Ну хорошо, семьсот. Вас устраивает? – снова повернулась она к Свете.

Лицо у Светы не выражало восторга.

– Что такое, в чем дело? – преувеличенно заботливо спросила Чарли.

– Света, ты согласна? – поинтересовался и старик.

В этот момент в дверь постучали.

– Позже! – крикнула Чарли. – Ну так что? – снова обратилась она к Свете.

– Черри, ты чудо! Она, конечно, согласна.

– Нет, давай у нее спросим.

– А что за работа?

– Гардеробщицей. Старшая гардеробщица, правда, получает всего четыреста долларов, но для вас мы сделаем исключение. Это будет компенсация за несчастную жизнь.

У Светы дернулась губка. Ее загнали в угол. Ну ладно, она так просто не сдастся.

– А мне кое-что известно, мисс Пайпс, – сказала она по-русски, чтобы не понял старик. – Скажем, о ваших шашнях с Калтоевым.

Чарли вцепилась в столешницу.

– При желании об этом может узнать его жена. Да все об этом могут узнать. Кстати, я недавно видела его на набережной.

«Она ничего не знает, – поняла Чарли, – да и откуда ей знать? Ах маленькая негодяйка».

– Так что ваше предложение оставьте при себе. Пусть мистер Пайпс решит, как нам быть дальше.

Чарли не стала кричать. Она сказала тихо, но страшно:

– Калтоева убили. Да, вы правы, я любила этого человека. Но ваш шантаж запоздал. Вы не станете моей родственницей. Я просто сейчас переведу весь наш разговор отцу. Ему это не понравится. А человек, с которым вы видели Ахмата, – убийца. Так что еще берегите свою жизнь.

Света даже привстала со стула.

– Кто убийца?..

И она назвала фамилию того, с кем Ахмат был на набережной.

И тогда снова застучали в дверь. Теперь уже Чарли не успела ответить, потому что из-за двери крикнули: