Ахмат только поначалу, когда соплеменники прямо сказали ему, что знают о нем и Чарли, испугался и растерялся. Все пытался угадать, откуда им это известно. Они с Чарли были предельно осторожны. Встречались только на квартире, на людях вместе не показывались, на работе – только о делах. Та давняя поездка по Золотому кольцу тоже осталась не замеченной никем.

Но потом он перестал гадать – ну знают и знают. Так даже легче. Он трусливо объяснил тогда, что спит с Чарли (он для верности употребил слово «трахаюсь») для дела. Даже рассказал им какие-то выдуманные подробности.

Теперь ему было стыдно и противно. Теперь он хотел отмыться от того позора, но было уже поздно, они считали, что он действительно спит с Чарли для дела. Впрочем, последние события их в этом несколько разуверили, но он надеялся, он все таки не оставлял надежду когда-нибудь сказать: я все вам наврал, я эту женщину…

Она вошла в зал стремительно, но вместе с тем как-то растерянно. Очень пыталась выглядеть уверенной, светской, но глаза, помимо ее воли, искали кого-то в толпе.

К ней подбежал Кампино, что-то сказал, она кивнула, рассеянно улыбнулась, подошла к своему столу и снова, теперь уже открыто, оглядела зал.

Ахмат словно гипнотизировал ее глазами – вот он я, посмотри на меня. Ты сразу все поймешь.

– Господа, прошу извинить меня. Но, как говорят в России, лучше поздно, чем никогда. Пожалуйста, наполните ваши бокалы. Я хочу произнести маленький спич.

Зал благодушно зашумел, официанты забегали, наполняя вином бокалы гостей.

Чарли подняла свою хрустальную рюмку.

Вера Михайловна давно не ощущала себя так молодо, задорно, а главное – спокойно. Все произошедшее с ней за сутки приобрело для нее оттенок истории.

Контролер, сославшись на службу, употреблял каберне и находил, что оно удивительно напоминает ему одно калифорнийское вино, которое он когда-то пил вместе с отцом.

– Ничего удивительного. Это распространенный сорт винограда. Вино из него отличает вяжущий эффект и грубый запах сафьяновой кожи, – сообщила Вера Михайловна Долтону.

– Послушайте, леди, а не было ли в вашей семье виноделов? – уважительно изумился Долтон уже в который раз за этот вечер.

– Нет. Вино я пью редко, но в моем возрасте внезапно обнаруживаешь массу свободного времени. А с сегодняшнего дня его у меня появится значительно больше. Я ушла с работы.

– И правильно сделали. Пора заняться собой. В мире есть так много интересного, что мы пропустили, глаза разбегаются. Но, простите, почему вы говорите о возрасте?

– Это очень милый комплимент, – улыбнулась Вера Михайловна.

– Египет, Перу, Амазония… Столько мест, где хотелось бы побывать… А вы куда бы хотели поехать?

– Так далеко мои планы не простираются.

Она не хотела ему говорить про кризисы, сотрясающие нашу экономику, про деньги, безвозвратно потерянные в банке.

Долтон же, в течение всего вечера очаровывающийся этой женщиной, твердо решил, что непременно пригласит ее в поездку.

– Почему бы вам не показать мне Россию?

Теперь пришел ее черед удивляться:

– Это что? Бестактность или наивность?

– Но я совсем… не это имел в виду. Послушайте, вот прямо сейчас… Сию минуту… Чего бы вы хотели? О чем давно мечтали?

– Мы прекрасно сидим. Я давно мечтала посидеть в ресторане…

– Я имею в виду нечто большее, чем устрицы…

Вера Михайловна задумалась только на секунду.

– Большой театр. Я уже забыла, как выглядит Большой театр изнутри…

Сказала и вдруг рассмеялась.

– Ну и чудесно, ну и отлично. Сейчас мы закажем места…

Долтон посмотрел на часы:

– На первый акт, возможно, опоздали, но ко второму вполне…

– Вы думаете, это возможно? Здесь заказывают заранее, – усомнилась она.

– Я знаю волшебное слово, – подмигнул ей Долтон. – Доллар.

Она знала магию этого слова. Впрочем, на нее она не распространялась.

Долтон оставил ее буквально на несколько минут. Вера Михайловна потихоньку разглядывала посетителей ресторана, и это доставляло ей огромное удовольствие. Между близкими людьми существует такая игра: в определенный момент заметив, что человек о чем-то задумался, другой угадывает его мысль. Если вы угадываете процентов тридцать, значит, вы достаточно близки и знаете друг друга. Постольку поскольку у бывшей гардеробщицы было не так много друзей, то играть ей было крайне затруднительно. Да те, что были, для нее были отгаданы на девяносто процентов. Потому она создавала мысленные портреты, пользуясь, в сущности, тем же методом, что и Светлана, – одежда, обувь, жесты, говор, если повезет – словарный запас.

Вон тот джинсовый старик, чем то похожий на хозяйку гостиницы. Он уже достаточно подпил и зачарованно слушает проститутку.

Долтон не дал ей досмотреть разворачивающийся спектакль.

Он сообщил, что им предстоит присутствовать на другом.

У центрального входа в отель их уже ждала машина.

Всю дорогу до Большого Рэт говорил не останавливаясь. Почему-то все больше упирая на свой возраст. Дескать, вот почти прожил жизнь, а, оказывается, она прошла мимо.

Странно, подумала она, там в ресторане он не казался ей таким уж затурканным старичком. Да и при первой встрече утром поразили его на удивление живые глаза.

– … Каждый человек стареет в одиночку, в том смысле, что из-за своего возраста оказывается отделенным от других людей.

– А дети? Родственники? – мягко остановила она его излияния.

– При чем тут дети? У меня их, впрочем, и нет. А родственники? Те спят и видят, как бы растащить родное гнездо. Нет, я не о том… Просто мир вдруг сузился до невероятно крохотных размеров. Вот я сейчас в Нью-Йорке живу. Город огромный, а идти мне некуда.

Долтон разгорячился. Видно, его давно грызли подобные мысли.

Она, впрочем, его понимала. Это скрытое даже от себя признание, что ему надоело жить одному, что он мечтает о спутнице.

А я разве не мечтаю? – подумала Вера Михайловна. Я и Афанасия-то завела от одиночества, что уж тут врать самой себе.

Тпру, остановила она себя. Ишь куда тебя понесло. Ты же просто хотела отомстить этому вредному американцу. Что это за фривольные мыслишки?

– Что это я на вас нагнал тоску. Мы, кажется, приехали…

Они поднялись по ступеням, и Рэт сделал вид, что замешкался. Ему еще раз хотелось убедиться, что с фигурой у его спутницы все в порядок.

Им предстояло попасть ко второму акту «Аиды».

И эта опера тоже была о любви.

Словом, все одно к одному.

– Господа, сегодня у нас знаменательный день. Мы открыли новые горизонты для нашего отеля. Пять звезд – это не предел, на флаге Соединенных Штатов их пятьдесят, так что нам есть к чему стремиться… – Чарли улыбнулась улыбкой Шэрон Стоун.

Зал благосклонно внимал, даже Шакир кивал головой, все было мило, сплошной бомонд.

Чарли уже завершала свой спич, когда произошло явление Пайпса.

Чарли расплылась было в улыбке, собираясь представить своего отца, но лицо ее вдруг окаменело, и она, не договорив свою торжественную речь, неожиданно по-русски лихо опрокинула рюмку и громко крякнула.

Собравшиеся не поняли причин столь резких и разительных метаморфоз. Ну пришел незнакомый старик с юной дамой, ну что здесь такого? Если бы он не был приглашен, его бы не пустили. Правда, наряд у старика был не для банкета, но кто сейчас так уж придерживается правил хорошего тона.

Однако события только начинались.

Гости снова зазвенели вилками и ножами, а Чарли, так и не представив отца, двинулась к нему через весь зал, сверкая в гневе глазами.

Пайпс тоже не подозревал, что сейчас произойдет, он галантно усаживал свою даму, которая вдруг стала как-то сильно напряжена.

– Папа, – нависла над Пайпсом Чарли, – ты кого привел? Ты как одет? Что вообще происходит?

– О, Черри, я хочу тебя познакомить – это Света, девушка тяжелой и удивительной судьбы…