И тут в разговор вступила Бесс:

– Она до сих пор любит вас, сэр. Я знаю. Я прислуживала ей.

Лично у меня это заявление вызвало большие сомнения. Бесс рассказывала лишь про то, что избалованная эгоистичная девица, недовольная наказанием, которому подверг ее дядюшка-король, постоянно закатывала истерики. Вряд ли ее беспокоила судьба несчастного возлюбленного. Но в душе я поблагодарила Бесс за доброту.

Казалось, слова служанки и в самом деле придали Чарльзу сил.

– Неужели Маргарита все еще любит меня? – Теперь он стал говорить быстрее. – Я думал, она тоже ждет не дождется, когда я умру. Тогда с разрешения короля она сможет выйти за кого-нибудь другого. – Он моргнул и оглядел нас с некоторым недоумением. – Но почему вы здесь?

– Скажите ему вы, госпожа, пока я буду менять белье, – проговорила Бесс.

Мы вдвоем без труда подняли исхудавшее тело с постели: Чарльз стал легким, как пушинка. Мы посадили беднягу на стул, и я рассказала ему обо всем: как сожгли Маргарет, как потом арестовали нас с отцом, как меня допрашивал герцог Норфолк и как мы с Бесс по ошибке попали не в ту камеру.

Чарльза очень заинтересовал разговор, который подслушала Бесс.

– Второй человек после короля, к которому прислушивается мой брат? – недоуменно проговорил он. – Даже не представляю, кто бы это мог быть! Мне всегда казалось, будто наш герцог считает, что вокруг одни сплошные глупцы.

– Я надеялась, что мой отец знает, о ком идет речь, – покачала я головой.

– Может быть, это архиепископ Кранмер?[17] Или Кромвель? Они оба приходили сюда допрашивать заключенных. – Чарльз задумался. – Эти двое – самые важные люди в стране. Но мой брат всей душой ненавидит архиепископа Кентерберийского и лорда – хранителя печати. Насколько мне известно, он их не уважает. И никогда не уважал.

– Герцог их ненавидит? – удивилась я.

– Его светлость, мой любящий брат, презирает простолюдинов, вознесенных на самый верх королем. И вдобавок они оба – враги старой веры.

– Но герцогу старая вера безразлична – он вел армию на усмирение бунта, – недоуменно сказала я. – И перевешал всех мятежников.

– Мой брат никогда не посмеет возражать против воли короля, но в душе он чтит старые традиции. – Чарльз пожал плечами. – Точь-в-точь как Гардинер.[18]

– Вы говорите про епископа Винчестерского? – спросила Бесс.

– Именно, – кивнул наш собеседник. – Если мой брат к кому и прислушивается, то к нему. Но нет, Гардинер к вам завтра прийти никак не может. Король рассердился на епископа и отправил во Францию, назначив постоянным послом. – Тут его снова начал сотрясать кашель – жуткий, душераздирающий. Когда Чарльз оторвал руку ото рта, я увидела на ней свежую кровь.

В дверь раздался стук.

– Ну, долго вы еще там? – донесся из коридора голос Тома.

– Одну минутку! – прокричала в ответ Бесс. – Сэр, мы должны положить вас назад в постель, – обратилась она к Чарльзу Говарду.

Тот кивнул и, когда мы укладывали его на свежее белье, прошептал:

– Желаю удачи.

Я поцеловала его впалую, словно пергаментную щеку:

– До свидания.

Бесс уже стояла у двери, дожидаясь меня.

– Позвольте мне все-таки попытаться убедить Тома отвести нас к отцу, – взмолилась я. – Можно сказать, что ему тоже нужно поменять белье.

Она покачала головой:

– Из этого ничего не получится, госпожа. Боюсь, нас разоблачат, когда…

Дверь открылась, и Том засунул внутрь голову:

– Ну, закончили?

– Да, – ответила Бесс. – Теперь только нужно отнести старое белье на сожжение.

– Оставьте его в коридоре. Я сам за всем прослежу.

Мы вышли, бифитер закрыл и запер дверь, но не повел нас назад по коридору, а остался стоять на месте. Я открыла было рот, собираясь изложить свою выдумку насчет отца, но тут же захлопнула его. Что-то странное почудилось мне во взгляде Тома, который пристально разглядывал меня. Увы, в руках у меня больше не было спасительной кипы белья, за которой можно спрятаться.

– Я справился у офицера стражи, – медленно сказал он. – Тот не слышал, чтобы лорду Говарду или кому-нибудь еще приказали этой ночью сменить белье. Да и что за срочность: это всегда можно сделать утром. Как-то все это подозрительно.

Сердце у меня упало.

– Приказ был, – твердо сказала Бесс. – Думаешь, нам большой интерес работать по ночам?

Том ухмыльнулся, глядя на нее:

– Как знать, а может быть, вы отнесли Говарду любовную записку от леди Дуглас?

– Вот еще глупости, – с оскорбленным видом заявила Бесс. – Можешь сам сходить в камеру и проверить.

– Делать мне больше нечего, – сказал Том и остановил взгляд на мне.

Я почувствовала, как кровь приливает к щекам.

Он повел головой:

– Идемте.

Мы пошли за ним по коридору. По пути я смотрела на деревянные двери и гадала: может быть, за одной из них находился мой отец? Моя рискованная попытка увидеть его провалилась. Но хуже всего, что я, похоже, погубила Бесс. Как спасти служанку, если нас сейчас разоблачат? Я лихорадочно искала какой-нибудь выход, но ничего придумать не могла.

Мы дошли до поста Тома. Вот сейчас он позовет других бифитеров – и все, мы с Бесс пропали.

Но вместо этого Том ухватил меня за руку и подтащил к себе. Его колючая борода оцарапала мне лоб.

– Пошли со мной, Сюзанна!

Я попыталась вырваться, но тщетно.

– Что ты делаешь, Том? – воскликнула Бесс.

– Вы обе затеяли что-то противозаконное. Не бойтесь, я никому не скажу ни слова. Но только при условии, что Сюзанна останется со мной наедине. А потом я потихоньку проведу вас обратно, и все будет шито-крыто. Ну что, согласна?

– Нет, – сказала я.

– Да брось ты ломаться, Сюзанна! Можно подумать, мы не делали этого раньше. Конечно, я в ту ночь был в доску пьян. Но все равно помню, какая ты сладкая. А теперь я дьявольски трезв, малютка. Соглашайся, не пожалеешь.

– Ну что ты пристал к девушке! – воскликнула Бесс.

– А тебе, небось, завидно, – ухмыльнулся бифитер.

Дальше все случилось в одно мгновение. Бесс изо всей силы наступила Тому каблуком на правую ногу. Он с воплем выпустил меня и согнулся от боли. Бесс сложила два кулака вместе и этой импровизированной дубинкой с размаху ударила его по шее. Бедняга рухнул на каменный пол как подкошенный.

– Бежим! – Бесс ухватила меня за руку, и мы побежали в темноту Белой башни.

Мы неслись по сводчатым залам так быстро, что в груди у меня все горело. Никогда в жизни мне не приходилось бегать с такой скоростью. Свечи у нас теперь не было, но сквозь окна падал лунный свет, а Бесс, слава Господу, прекрасно ориентировалась в башне.

Мы завернули за угол. Служанка прижалась к каменной стене, ухватившись за кирпичи обеими руками, и замерла на месте. Поначалу я подумала, что ей необходимо отдышаться, но она покачала головой, знаком показав, что нужно молчать.

Я согнулась пополам от боли в боку.

– Слышите? – произнесла она одними губами.

Через секунду-другую я тоже услышала быстро приближающиеся тяжелые шаги и испуганно кивнула.

– В часовню, – чуть слышно прошептала Бесс.

Мы потихоньку двинулись, поминутно оглядываясь, готовые в любую минуту увидеть высокую фигуру разъяренного бифитера. А может, Том не один пустился в погоню за нами? Почему, интересно, он не поднял по тревоге своих товарищей и даже не кричал нам вдогонку, чтобы мы остановились?!

Через несколько минут мы добрались до часовни, и Бесс втащила меня внутрь сквозь арочную дверь.

Здесь было удивительно красиво: изящные каменные колонны по бокам от каменных скамей, высокие потолки, три витражных окна, пропускающие чуть окрашенный витражами лунный свет. Как же давно я не слышала мессу.

Я так запыхалась, что едва не потеряла сознание, ухватившись за первую скамью. Мы добрались до среднего ряда и на полпути к алтарю рядышком опустились на колени на пол. Я видела, как Бесс кусает губы, лихорадочно обдумывая, как действовать дальше.