Мы поднялись по ступеням наверх, и Бесс отперла дверь в Белую башню.

Мы вошли в такой широкий коридор, что пламя от свечи даже не достигало дальней стены. Здесь стояла полная тишина. Я знала, что покои сэра Уильяма и леди Кингстон находятся в Белой башне, как и покои впавшей в немилость племянницы короля леди Маргарет Дуглас. А внизу еще, возможно, томится немало других узников, включая и моего отца. Но сейчас, в этом безмолвном жутковатом пространстве, мне казалось, что, кроме нас, здесь никого нет.

Мы с Бесс быстро шли по каменному полу. Здесь воздух был гораздо прохладнее, чем в темном туннеле: слабый ветерок обдувал мою голую шею, хотя нигде никаких окон я не видела. По конфигурации каменной стены я догадалась, что это мощный бастион. По моему телу побежал холодок, когда я подумала о человеке, который некогда создал это сооружение: о великом Вильгельме Завоевателе, о его несокрушимой мощи и невероятной алчности. Он возвел эту крепость пять столетий назад как памятник своей гордыне, а также для борьбы с саксами. Во времена первых королей здесь, вероятно, был громадный зал для приемов. Я подавила в себе нелепый страх при мысли, что сейчас из тени навстречу мне, позвякивая своими кольчужными доспехами, выйдет сам Вильгельм.

Мы прошли через ряд сводчатых помещений. Сквозь огромные окна сюда проникало больше лунного света. Я увидела, как слабые золотистые и алые лучи подрагивают на противоположной стороне одной из комнат – то была не луна и не свеча, а нечто совершенно иное. Я дернула Бесс за руку.

– Там часовня, – быстро проговорила она, не останавливаясь.

Значит, это были витражные окна. Хорошо бы помолиться в часовне о помощи свыше, но времени на это у нас, конечно, не было.

Еще несколько мгновений – и я увидела мерцающее вдали пламя, более сильное, чем от свечи, и поняла: именно туда мы и направляемся. Мое сердце забилось чаще, я поспешила за Бесс.

Под факелом стояли стол и пустой стул. Я услышала шаги, и вскоре появился бифитер – высокий, с длинной черной бородой.

– Привет, Том, – сказала Бесс.

Я подняла повыше кипу с бельем, чтобы закрыть нижнюю часть лица, хотя от этого движения почувствовала боль в руках.

– Бесс, ты зачем пришла? Я тебя тут никогда раньше не видел. – Голос Тома звучал дружелюбно.

– Велено отнести свежее белье тому узнику из благородных, которого держат в южном коридоре, – пояснила она.

– Ночью?

– Завтра его будет допрашивать сам герцог Норфолк. Ты же знаешь, он не любит, когда от лордов и леди дурно пахнет.

Том ничего не сказал. Мое сердце забилось еще чаще. Я стояла, уставившись на пустой стул: не хотела встречаться с бифитером взглядом.

– Мать моя, да никак это Сюзанна! – вдруг радостно воскликнул он. – Вот так встреча!

Я стояла ни жива ни мертва.

– Я и не знала, что Сюзанна твоя подружка, – попыталась пошутить Бесс, но голос ее звучал напряженно.

– Мы не виделись больше года – верно, куколка? Ты все время в Бошаме да в Бошаме.

Я по-прежнему молчала и не двигалась. Словно вмерзла в пол.

– Ты почему не хочешь со мной говорить, а? – Том тяжело шагнул ко мне. – Неужели все еще сердишься из-за того, что было на Майский день?[16]

Я опустила кипу белья, почувствовав на щеках тепло факела, и чуть слышно ответила:

– Нет.

Я заглянула парню в лицо, увидела, как его карие глаза сверлят мои, и сложила губы в улыбку.

Как это ни странно, он улыбнулся мне в ответ щербатым ртом:

– Ты такая красотка, Сюзанна.

– Хватит болтать, Том. Нам нужно работать, – недовольно заметила Бесс.

– Да, конечно, я провожу вас в камеру, – сказал он, беря связку ключей.

– Не надо, – быстро проговорила Бесс. – Дай мне ключ, мы сами все сделаем.

– Но там темно, – настаивал он. – Факелы я не зажигал. Слушайте, а что это вы вдруг отказываетесь от помощи?

Ни я, ни Бесс не нашлись, что возразить. Мы молча последовали за Томом по нескольким коридорам. Его красная с золотом форма была заляпана грязью и кое-где порвана – я увидела это, когда он остановился, чтобы зажечь первый факел. Другие бифитеры, которых я видела, выглядели значительно более опрятно. Я подумала, что, вероятно, на ночные дежурства назначают далеко не самых лучших.

Том, идя по коридору к камере моего отца, напевал песенку. Время от времени он оборачивался и многозначительно улыбался, словно эта мелодия была мне знакома. Я каждый раз кивала ему, с ужасом думая: вот сейчас парень приглядится повнимательнее и поймет, что я вовсе не Сюзанна. Но, к счастью, этого не случилось.

Мне показалось, что мы шли чуть ли не вечность, но наконец Том остановился, запалил вделанный в стену факел от того, который держал в руке, и постучал в деревянную дверь.

– Заключенный, внимание! – громогласно объявил он. – Сейчас к вам войдут!

Том отпер ключом дверь, распахнув ее в темноту. Я вошла внутрь, а следом за мной – Бесс со свечой. В углу я разглядела тюфяк, а на ней – длинное неподвижное тело.

– Ты права, – заметил Том. – Здесь пованивает. Помощь вам нужна?

– Это женская работа, – твердо сказала Бесс. – Возвращайся-ка ты пока обратно, мы тут пробудем минут десять, не меньше.

Том крякнул.

– И то верно. Не полагается покидать пост надолго. – Он подался назад и закрыл дверь. Я услышала, как повернулся в скважине ключ.

Бесс поставила свечу на пол рядом с дверью и выхватила белье у меня из рук.

– Я займусь делом, а вы поговорите с ним, – сказала она.

Я стрелой бросилась через комнату.

– Отец, проснись, это я, Джоанна. Прошу тебя, проснись.

Он лежал, укрытый одеялом, и я потрясла его за плечо. Оно на ощупь было острым, костлявым. Видно, отец сильно похудел за это время.

Он не просыпался, и я почувствовала, как волна страха затопила меня. Неужели мой отец умер в камере? Я протянула руку, потрогала его густые волосы; я едва видела его в слабом свете свечи. Наконец голова под моими пальцами шевельнулась, человек повернулся и открыл глаза.

Это был не мой отец.

– Нет! – воскликнула я. – Этого не может быть!

Бесс подбежала ко мне:

– Что случилось?

– Это не мой отец.

– Ну что вы, госпожа! Кто же это может быть, если не ваш отец. Хотя…

– Что?

– Мы ведь не назвали фамилию Стаффорд. Наверное, в этом коридоре содержится еще какой-нибудь узник из благородных, и Том решил, что его-то мы и имеем в виду. О, Господи!

– Пошли обратно. Пусть Том отведет нас в камеру к отцу, – решительно заявила я.

– Нет-нет, госпожа. – Бесс покачала головой. – Это невозможно. Боюсь, Том и так уже заподозрил неладное.

И тут вмешался человек, лежавший на тюфяке, – он слышал наш разговор.

– Я вас знаю, – хриплым голосом произнес он. – Джоанна Стаффорд, что вы здесь делаете?

Я внимательно посмотрела на него. В его чертах не было ничего знакомого: огромные черные глаза на исхудавшем лице. Скулы торчат, бледные губы потрескались.

– Это же я, Чарльз. – Он говорил с каким-то надломом. – Чарльз Говард.

– Тот самый человек, за которого хотела выйти замуж леди Маргарита Дуглас! – ахнула Бесс.

Я не верила своим глазам: этот живой скелет ничуть не напоминал того безрассудного и чванливого юного Говарда, который много лет назад дразнил меня в Стаффордском замке.

– Чарльз, не может быть! Неужели это вы собирались жениться на королевской племяннице? – Он закрыл глаза и кивнул. – А ваш брат знает, что вы сильно больны? Герцогу Норфолку это известно?

Бедняга задрожал всем телом, и я испугалась, решив, что с ним сделался припадок. Но он смеялся. По изгибу губ я наконец узнала Чарльза.

– Прекратите. – Я похлопала его по трясущемуся плечу. – Вы сделаете себе только хуже.

– Я скоро умру от легочной гнили, Джоанна. Именно этого и хочет мой братец. Этого хотят все. Смерть – лучший способ решить все проблемы.

– Что вы имеете в виду?

– Ну как же, меня ведь обвиняют в государственной измене. – Он никак не мог отдышаться. – Вернее, нас обоих. Ах, Джоанна, если бы вы только знали, как она любила меня! Какие стихи писала… – Голос его захлебнулся в кашле.