Гребцы провели лодку под мостом. Вода плескалась у влажных каменных арок. Вспомнив о том, что надо мной выставлены головы казненных, я вновь содрогнулась и зажмурилась.

Я распахнула глаза, лишь почувствовав осторожное прикосновение руки к плечу. Взяла платок Джеффри – тот самый, что он предлагал мне на Смитфилде, отерла им лицо.

И посмотрела на своего спутника.

– Мне очень жаль, что так получилось, – сказала я. – Правда, жаль.

– Я вам верю. – Усмешка искривила его губы, но в ней не было ни издевки, ни злости. Затем Джеффри взглянул куда-то поверх моего плеча, и улыбка моментально исчезла с его лица. Я буквально почувствовала, как все его тело напряглось.

Наша лодка поворачивала. Мы вошли в узкий канал с высокими каменными берегами. Над нами возвышалась громадная квадратная чернота, закрывавшая низкие звезды и хлипкие серые облака. Сомнений не осталось: мы въезжали в Тауэр.

– Это вопрос выбора: крест или корона, – сказал Джеффри Сковилл таким тихим голосом, что его едва было слышно сквозь плеск воды.

– Что? – не поняла я.

– Каждый из нас должен сделать выбор, – пояснил констебль. – Бунтовщики с Севера предпочли крест. – Он кивнул в сторону жуткого моста, оставшегося позади. – Вы сами видели, каковы оказались последствия.

Было излишне спрашивать у Джеффри, чему привержен он сам. Выбор для него был прост. Что же до меня, то я не могла не вспомнить сэра Томаса Мора, блестящего мыслителя и отважного человека, который на эшафоте сказал: «Я умираю преданным слугой короля, но Бог для меня превыше всего». «Каково это – принять мученичество?» – не раз спрашивала я себя.

На протяжении тех нескольких минут, что мы добирались до Речных ворот Тауэра, я молча молилась. Вы хотите знать, о чем? Я возносила молитвы за упокой души Маргарет, за выздоровление отца, за освобождение Джеффри Сковилла. Я просила Господа, чтобы Он дал мне силы и мудрость, чтобы направлял меня в речах и действиях. И наконец, я молилась о милосердии.

На узкой каменной пристани, соединенной с массивной кирпичной стеной, нас ждали две группы людей. По бокам арочного прохода горели факелы, распахнутая пасть ворот была готова поглотить нас.

Члены большей группы, облаченные в ярко-красную с позолотой форму, помогли гребцам причалить к пристани. Затем один из них наклонился и протянул мне руку, стараясь не встречаться со мной взглядом.

Едва лишь я оказалась на пристани, как из второй группы выступил вперед какой-то человек: молодой, с аккуратно подстриженной бородкой и выразительными беспокойными глазами.

– Госпожа Джоанна Стаффорд, вы поступаете на попечение служителей Тауэра, – провозгласил он гораздо громче, чем это было необходимо, ибо стоял совсем близко. – Бифитеры[8], заберите их.

Я услышала, как за спиной у меня упало что-то тяжелое, и обернулась. Джеффри лежал на пристани у ног бифитера.

– Он что, потерял сознание? – спросил молодой офицер.

– Да, господин лейтенант, – поморщился бифитер.

– Этот человек был ранен на Смитфилде, – сказала я. – Получил сильный удар по голове. Он не виновен ни в каких преступлениях. Его зовут Джеффри Сковилл.

Однако, похоже, никто не пожелал меня услышать.

Бифитеры подняли тело Джеффри и грубо потащили его под арку ногами вперед. Я увидела свежую кровь, сочившуюся из-под повязки. Наверное, бедняга ударился головой о каменную пристань.

– Пожалуйста, помогите ему, – обратилась я к лейтенанту. – Ему необходим лекарь.

– Вы здесь не для того, чтобы нам указывать, – ответил он, и губы его от гнева вытянулись в ниточку. – Не забывайте, что вы находитесь под арестом.

– А в чем меня обвиняют? Кто отдал приказ об аресте? – попыталась я прояснить ситуацию.

И тут какое-то движение в дальнем конце пристани привлекло мое внимание. Вперед вышел еще один человек, гораздо старше – лет шестидесяти. Когда он, приблизившись ко мне, вошел в круг света от факела, я увидела, что незнакомец одет богато: темно-зеленый бархатный камзол, пышные рукава украшены декоративными прорезями; на шее – толстая золотая цепочка. Безрадостное, кислое выражение его лица лишь подчеркивало неуместность этого одеяния, более подходившего для празднеств, торжественных приемов при дворе.

– Я сэр Уильям Кингстон, комендант Тауэра, – сказал он ровным голосом. – Вы здесь по личному приказу его величества.

– Но как подобное возможно? – удивилась я.

Сэр Уильям подошел ближе, и я увидела глубокие морщины, испещрявшие его усталое лицо.

– После беспорядков на Смитфилде в Гринвич, где располагается резиденция короля и королевы, прискакал курьер, – пояснил Кингстон. – Королю доложили о случившемся, и он распорядился, чтобы вы, ваш отец и неустановленное третье лицо, также участвовавшее в инциденте, были доставлены в Тауэр для полного и тщательного расследования.

– Мой отец сейчас находится здесь, в Тауэре? – спросила я. – В каком он состоянии?

Сэр Уильям не ответил. Вместо этого он лишь указал облаченной в бархат рукой на темную арку:

– Пора заходить внутрь, госпожа Стаффорд.

Они ждали, как я на это отреагирую, – комендант Тауэра и лейтенант. Мне приходилось слышать рассказы о том, как визжащих, отчаянно сопротивляющихся преступников затаскивают в Тауэр. Я не хотела быть одной из них.

Поэтому я поклонилась, повернулась к арке и вошла в лондонский Тауэр. Впереди шествовали бифитеры, остальные – сзади.

Стаффордский замок, апрель 1527 года

Я не хочу выходить замуж.

Маргарет тогда исполнилось семнадцать, а мне – шестнадцать. Был поздний вечер, и мы в одних лишь ночных рубашках лежали рядышком на кровати в моей спальне, прижимаясь друг к дружке, чтобы было теплее. После Пасхи мне запрещалось зажигать огонь – в Стаффордском замке экономили буквально на всем.

Я, подбирая нужные слова для ответа, подтянула одеяло повыше, до самых наших подбородков. Сегодня днем я узнала, что Маргарет выдают замуж, и это известие причинило мне боль. Я понимала, что теперь буду видеть кузину еще реже, но сказать об этом вслух не могла, боясь показаться эгоисткой. Теперь, когда она призналась, что вовсе даже не хочет вступать в законный брак, я совсем растерялась.

Тут мне кое-что пришло в голову, и я сказала:

– А я не хочу быть фрейлиной при королеве.

Маргарет покачала головой:

– Не могу тебя винить в этом.

Наши судьбы обсуждались сегодня за обедом в большом зале. Мы редко теперь обедали здесь, но ради такого случая пришлось расстараться. Дело в том, что к нам на две недели приехала погостить моя кузина Элизабет, герцогиня Норфолк, разумеется без мужа. Она привезла не только свою любимую компаньонку – Маргарет, но также восьмилетнюю дочку Мэри и, как ни странно, своего деверя Чарльза Говарда. Я никогда особо не любила Элизабет, которая была старше меня и отличалась высокомерием. Говарды вообще мало меня интересовали, но я была рада этому визиту, потому что вновь встретилась с Маргарет.

Стаффорды и Говарды когда-то были самыми влиятельными родовитыми семьями в Англии. Брак Томаса Говарда, герцога Норфолка, и Элизабет, дочери герцога Бекингема, считался блестящим альянсом. Хотя муж моей кузины и был вдовцом много старше ее, он сделал блестящую карьеру при дворе, командовал войсками во Франции, Шотландии и Ирландии. Элизабет с радостью приняла предложение Норфолка и поклялась перед Богом чтить мужа и во всем подчиняться ему.

Она и представить тогда не могла, каким несчастьем обернется ее брак. Юная красавица не ведала, сколь жестокое будущее – смерть отца, уничтожение семьи Стаффордов – уготовила ей судьба.

После казни герцога Бекингема в 1521 году все его имения, замки и земли перешли к королю. Единственным исключением стало семейное гнездо – Стаффордский замок, построенный на холме еще в XI веке, в правление Вильгельма Завоевателя. Я прожила там почти всю жизнь. Старшему сыну герцога, моему кузену Генри, было разрешено сохранить разрушающийся замок и получать доходы от прилегающих к нему земель. Он обосновался там вместе со своей семьей, к которой присоединились мои родители и я. Остальные члены клана Стаффордов – многочисленные кузены и кузины (включая Маргарет), дядюшки и тетушки – рассеялись по свету. Элизабет настояла на том, чтобы Маргарет переехала к ним и стала ее компаньонкой. Мы часто обменивались письмами, но теперь я видела подругу своего детства, только когда она приезжала в Стаффордский замок. Мой отец раз в год отправлялся в Лондон – проведать, как обстоят дела в небольшом доме, который ему удалось сохранить, но мы с матерью неизменно оставались в замке. У нас больше не было денег на путешествия.