Весть эта дошла до одного молодого горца, который жил в Атолле и на всю округу славился своей смелостью. Он подошел к делу основательно: выследил великана и детально изучил его повадки. Среди прочего юноша выяснил, что тот всегда приходит на водопой в одно и то же место — к большому камню с углублением, куда набирается вода из ручья. Хитрый горец отвел воды ручья в сторону, осушив таким образом каменную чашу, а затем наполнил ее смесью меда и виски. Ничего не подозревающий великан, как обычно, явился на водопой. Он лег на живот и стал пить. Сладкоежке так понравилась смесь, что он выпил все до последней капли. Вскоре после того его сморил сон. А уж тут молодой горец не мешкал: он навалился на спящего великана и надежно его связал.

Наследница Таллибардина выполнила уговор и вышла замуж за юношу. Сделала она это тем более охотно, что давно уже была тайно влюблена в него (во всяком случае, так утверждала молва). На гербе вновь образовавшейся семьи был изображен огромный дикарь в оковах. Эта счастливая пара дала начало роду Мюррей из Таллибардина, которые позже стали маркизами Таллибардин, а затем и герцогами Атолла. Интересно, что на гербе герцогов Атолла и поныне красуется фигура скованного дикаря, а их девиз звучит как «Вперед за удачей».

А напиток, который помог одолеть дикаря, был назван впоследствии «атоллским зельем». Все это, конечно, может оказаться сплошным вымыслом, ибо подобные истории всегда нуждаются в морали.

Каль разрушать красивую легенду, но вполне возможно, что плененный дикарь на гербе Атоллов вовсе и не имеет отношения к тому лесному страшилищу. Любой, кто знаком с шотландской геральдикой, не мог не отметить, сколь часто обнаженные дикари или же дикари с дубинками встречаются на хайлендских гербах (причем, чаще всего они трактуются в положительном смысле, как сторонники носителя герба). Думаю, не ошибусь, если скажу, что мода на дикарей пошла с 1503 года, когда король Яков IV играл свою свадьбу и устроил по этому поводу рыцарский турнир. Сам король, участвовавший в турнире, переоделся тогда диким рыцарем. И многие лорды, сражавшиеся на стороне короля, выставили в качестве охраны горцев, тоже в виде лохматых дикарей. Впрочем, кто-нибудь может напомнить, что некто Джон, граф Каррик, еще в 1369 году использовал дикарей как своих сторонников. Увы, мне нечего на это возразить!

Наконец я добрался до местечка под названием Форест-Лодж, где ложе реки Тилт состоит из невероятно красивого красного гранита, к тому же еще и увенчано изогнутым мостом. Если бы мне надо было присудить приз за красоту какой-нибудь реке Хайленда, я бы не задумываясь отдал его этому участку Тилт.

Вперед, вперед, подбадривал я себя, хотя сил уже почти не осталось.

Вперед по тропе… вверх на холм… ужасный холм… бесконечный холм… такой болезненный холм. Каждая миля казалась теперь вдесятеро длиннее. Я чувствовал себя смертельно уставшим. Перевалив через вершину холма, я увидел вдалеке долину Атолл. Там меня ждала гостиница — с душем, с горячей водой, с вкусной едой и пивом. На дороге показалась машина. Мне так хотелось остановить ее и рассказать, что я одолел сорок миль пешком.

И вот последний мучительный спуск к Блэр-Атоллу. А там уже… Боже, какими словами описать мою радость при виде гостиницы?! Наверное, я не погрешу против истины, если скажу, что мне она показалась самым прекрасным зданием на свете.

Женщина за стойкой бросила на меня строгий взгляд.

— Распишитесь в книге! — велела она, и тут только я вспомнил, что сегодня воскресенье.

Мне не оставалось ничего другого, как проковылять до столика с книгой и, в соответствии с абсурдными шотландскими законами относительно выходных дней, удостоверить своей подписью, что я — человек, отмахавший сорок миль, да-да, сорок миль до последнего ярда — являюсь честным путешественником. Ничего более смешного и нелепого со мной за всю жизнь не приключалось.

Назавтра я с трудом поднялся с постели. Но тем не менее нашел в себе силы выйти на улицу и бродить по Блэр-Атоллу до тех пор, пока не нашел человека, знакомого с рецептом «атоллского зелья». Спешу поделиться им с вами, дорогой читатель:

На мой взгляд, подобная порция способна и мертвого поднять из могилы — ничуть не хуже пресловутого «улюлюканья Джона Пила»[22].

Мне сказали также, что вместо меда можно использовать разведенную овсяную муку, а некоторые еще добавляют сырой желток одного яйца. Что ж, дело вкуса.

Ближе к вечеру я сел на поезд и отправился обратно в Авьемор, где меня дожидалась моя машина. Далее, описав широкий полукруг через Грантаун, Кейт и Хантли, я добрался наконец до Абердина.

Горец (благослови, Господь, его душу), который обещал взять меня на браконьерскую рыбалку, очевидно, совсем о том позабыл. Во всяком случае, когда я заглянул к нему на квартиру, мне сказали, что мой приятель «в отлучке». Именно так — не «вышел», не «в отъезде» или «в отпуске», а «в отлучке». Это один из неистребимых шотландизмов, который можно трактовать как угодно. Я вполне мог вообразить себе, что он бродит по джунглям Центральной Америки или плывет на каноэ по Амазонке. На самом деле он всего-навсего закидывал сети в пятидесяти милях от Абердина. Но когда его домовладелица произнесла магическое слово «в отлучке» — у нее это прозвучало как «в отлу-уке», — предполагалось, что перед моим внутренним взором встанет бесконечная дорога, ведущая на край света.

Со Шкипером я повстречался на рыбном рынке Абердина. Случилось это ранним утром: солнце еще не взошло, и все вокруг казалось серым в предрассветной мгле. Он дымил трубкой и время от времени покрикивал на палубных матросов, которые разгружали улов.

Рынок жил привычной жизнью и шумел десятками голосов: звонко шлепалась рыба на каменный пол, кричали голодные чайки, глухо рокотал мотор и натужно скрипел ворот лебедки, хрипло выли сирены траулеров, плотно притертых борт к борту и пытавшихся хоть как-то выбраться из этой толчеи.

Шкипер был невысоким седовласым уроженцем Йоркшира с могучими, как у буйвола, плечами. Одет он был в голубое джерси и видавшую виды фуражку. Незаметно мы разговорились. Беседа шла, естественно, о рыбе и рыболовах. Я слушал и думал, насколько странную и непостижимую для нас, сухопутных жителей, жизнь ведут эти люди. Миллионы домохозяек ежедневно приходят за товаром в рыбные лавки и даже не задумываются, откуда он берется.

В одном только Абердине насчитывается триста траулеров, на которых трудятся три тысячи рыбаков. Днем и ночью, зимою и летом они без устали бороздят холодные воды Северного моря, чтобы мы — те, кто о них не думает и не вспоминает — могли полакомиться за завтраком кусочком рыбы.

— И когда вы снова выходите в море? — поинтересовался я.

— Завтра утром, в восемь.

— А можно мне с вами?

Шкипер сверкнул на меня своими холодными голубыми глазами.

— Я уж зарекся брать гостей на судно, — мрачно ответил он, — они мне испортили не один лов. Стоит только закинуть сети, как их скручивает морская болезнь, и нам приходится ни с чем возвращаться в порт!