— Видите ли, горцы такие люди… Они никогда не откажут вам в куске хлеба, да и на ночлег всегда можете рассчитывать. Пусть спать придется на мешке сена в старой конюшне. Душевные люди… Но когда дело доходит до того, чтобы продать им безопасную бритву — о боже, вот тут горец превращается в настоящего дьявола. А самые скупердяи — до чего ж жадные до денег! — проживают на острове Скай…

Коробейник рассказал мне, что уже семь лет бродит по здешним местам, и во всей округе — наверное, в радиусе двухсот миль — не сыщется дома или амбара, где бы он не ночевал. А еще сообщил, что ненавидит католиков. Тут он разгорячился не на шутку:

— Я сам из Гэллоуэя! — кричал он. — И придерживаюсь старой веры, той самой, за которую сражались наши отцы и деды…

Коробейник поднялся, с видимым отвращением закинул корзину на спину, сплюнул еще раз в ручей Бойсдейл и, махнув мне на прощание, потопал в сторону холмов — раздраженный, недовольный человек, который вынужден заниматься нелюбимой работой.

Я тоже пустился в путь. Шел почти весь день и, когда взобрался на холм над Тойгалом, увидел целое море серебристого песка — это был знаменитый пляж Морар-Сэндс, расположенный в устье реки Морар. Я сидел, завороженный открывшимся зрелищем. По-моему, водопады Морара одни из красивейших в Шотландии. Река на тот момент казалась особенно полноводной, она медленно и тяжело несла свои воды, напоминая полоску стекла, приставленную к глади озера. В какой-то миг течение реки нарушалось: вода взлетала в воздух, словно нарочно подброшенная, и снова устремлялась вниз, распадаясь на длинные кипенно-белые струи.

Уже темнело, когда я вошел наконец в Маллайг — аванпост этого мира. Здесь располагается порт с диковинной флотилией небольших кораблей — издалека виден длинный ряд фок-мачт. Отсюда, с палуб, разносятся всевозможные гастрономические запахи: здесь и гороховый суп, и баранина, и бекон. Благодаря этой флотилии жители Внешних островов вынуждены поверить, что где-то на свете действительно существует место под названием Британия. Пункты назначения у судов различные, они ходят в Портри на Скае, в знаменитый своим твидом Харрис, в Сторноуэй на острове Льюис, где последний лорд Леверхум пытался модернизировать гэльскую культуру.

Издали стоящие на приколе корабли кажутся игрушечными — просто скоплением мигающих точек на фоне грозового неба. Но подойдите поближе, присмотритесь к ним, и вы ощутите дух приключения, который незнаком тяжеловесной компании «Кьюнардс».

Утром я той же самой дорогой вернулся в Форт-Уильям.

Форт-Уильям совершенно преобразился. Несколько дней назад я покинул обычный сонный городок Хайленда, сейчас же не мог прийти в себя от удивления. По улицам разгуливали толпы мужчин, обряженных в килты. Гранты прогуливались рядом с Фрэзерами, Маклины с Маккиннонами, Маккензи с Макинтошами. Казалось, что кровная вражда на время забыта и все кланы примирились, не считая, конечно, Макдональдов и Кэмпбеллов.

Гостиная отеля, еще недавно мнившаяся сонной обителью покоя, внезапно наполнилась горцами. О баре и вовсе говорить не приходилось. Повсюду слышались разговоры о Моде, о выступлении хоров и конкурсах декламаторов. В глазах рябило от тартан различных расцветок, все знали всех — это было веселое сборище шотландских кланов.

Я считаю, что килт способен облагородить любую ситуацию. Даже толстяк, роющийся в своем спорране[10] в поисках шиллинга, чтобы оплатить чашку чая, не выглядит смехотворно. В то время как валлийский айстедвод приводит на память сотни людей в лучших костюмах из голубой саржи, гэльский Мод — это истинный праздник различных тартан. Лично я (как совершенный чужак) не испытывал никакого дискомфорта на этом разноцветном фестивале — в отличие от парочки жителей Низин, которые случайно оказались в отеле и явно ощущали себя не в своей тарелке. Наверное, им чудилось, что они попали во вражескую страну! Подозреваю, в душе каждого лоулендера живет нечто такое, что съеживается от страха при виде величия горцев.

Мы, англичане, не делаем различия между жителями равнинной и горной частей Шотландии — для нас они все шотландцы. Данная точка зрения привилась во всем мире стараниями сэра Вальтера Скотта и, надо отдать должное, принесла Шотландии много пользы. Однако прогуливаясь по Форт-Уильяму во время праздника Мод, я начал понимать, что граница Хайленда проходит по всей стране незримой, но вполне ощутимой стеной, и мы здесь находимся по одну сторону этой стены, а весь мир — по другую. Забавно, но возможность находиться на этой, нашей стороне, воспринималась мною как великая привилегия. Во всяком случае я с известной долей высокомерия посматривал на двух бедных шотландцев с Низин. У них взрывы хохота, доносившиеся из бара, и гортанные крики «Слайнт!» вызывали натянутые улыбки, хотя, судя по всему, чувствовали они себя весьма неуютно. Парни явно не вписывались в обстановку. Они по-прежнему находились в Шотландии, но это была не их Шотландия. В конце концов, не прошло еще и двух столетий с тех пор, как любой житель равнин — если ему приходилось в силу каких-то обстоятельств ехать в Хайленд — предусмотрительно оставлял завещание. Еще живы в памяти лоулендеров события 1745 года, когда их сердца трепетали от страха при звуке волынок и при виде разъяренной толпы горцев, сопровождавших принца Чарльза.

По этой причине мне было очень жаль тех двух безобидных шотландцев, приехавших в Форт-Уильям торговать ведрами (или чем-то там еще), а попавших в самую гущу агрессивных горцев, каждый из которых носит свое племенное имя обернутым вокруг талии.

Позже выяснилось, что некоторые из гэлов — кстати, самые серьезные на вид — только сегодня утром прибыли из Лондона. В большинстве своем это были мужчины средних лет в прекрасно пошитых костюмах горцев, с огромными дымчатыми топазами на рукоятках «скин ду» и кожаной шнуровкой на черных башмаках.

«Интересно, — думал я, — они что, забавляются, словно дети на костюмированных вечеринках? Или все это всерьез? Еще вчера эти мужчины ходили по Лондону, одетые в пиджаки и брюки, и вели себя, как все прочие горожане. Ничто не выдавало в них шотландцев, если не считать, конечно, легкого гэльского акцента. А сегодня… Вы только поглядите, как они расхаживают, завернувшись в тартаны своего клана!»

В баре моим глазам предстала замечательная картина — круг лиц, разгоряченных выпивкой и приятной беседой. Со всех сторон доносились громкие голоса: кто-то спорил, кто-то рассказывал захватывающие истории. Причем, споры велись на абстрактные темы, а героями историй, как правило, являлись давно умершие люди! Вот он какой, Мод, сказал я себе. Он гораздо интереснее валлийского айстедвода в силу того, что здесь присутствует не только культурное, но и социальное единение. В Уэльсе люди не тратят время на сидение в барах и пустопорожние споры: это бы разрушило настроение мероприятия. Но здесь, на Моде, как мне показалось, встреча и общение членов клана не менее важны, чем собственно музыка, ради которой и устраивался фестиваль.

Читателя, наверное, заинтересует: что же такое Мод и как он начинался?

В переводе с гэльского это слово обозначает «сборище», причем любое. Фестиваль возник как ежегодное собрание «An Comunn Gaidhealach» — общества, основанного в 1891 году в Обане с целью сохранения и развития языка, музыки, народного искусства и ремесел шотландских гэлов. Другими словами, для Хайленда Мод — то же самое, что айстедвод для Уэльса. Это ежегодный праздник песни, на который люди, говорящие на двух языках — английском и своем родном, — собираются, дабы приобщиться (и погреться душой) у неугасающего огня общей национальной культуры.

Тот факт, что гэльский как разговорный язык сумел выжить в современном мире, на мой взгляд, представляет собой чудо из чудес. В 1745 году, когда принц Чарльз поднял местные кланы на восстание, очень немногие горцы могли говорить по-английски. В Британском музее сохранилось множество курьезных документов, доказывающих, с каким ужасом и непониманием относились англичане и лоулендеры к «дикой тарабарщине» горцев. Пожалуй, даже если бы племя зулусов спустилось с холмов, это не вызвало бы большего переполоха.