Эта общность целей не продлилась долго. Репрессии во Франции после разгрома Коммуны вынудили зятя Маркса, Поля Лафарга, бежать в Испанию, где он примкнул к мадридскому рабочему кружку, среди членов которого был Пабло Иглесиас, и сумел опровергнуть идеи Бакунина. В результате из этого кружка выросла новая федерация, делегатом от которой Лафарг прибыл на собрание Первого Интернационала в Гааге. Впрочем, большинство федералистов во главе с Фаргой Пеллисером поддерживали бакунинский анархо-синдикализм, и лишь группа из Мадрида оставалась верной Марксу и авторитарному социализму. При этом кружки объединяли крайне малое число рабочих, по большей части ремесленников и мастеров. До сельского хозяйства им не было дела, и равно как и до шахтеров и пролетариата Страны басков и Астурии. Учитывая колоссальную разницу в экономическом развитии регионов и обособленность этих кружков от основной массы населения, ничуть не удивительно, что «первоинтернационалисты» уступали во влиянии каталонским текстилыцикам. Тем не менее эти идеологические разногласия сыграли значительную роль в формировании испанского рабочего движения.

Восстановление власти государства в 1874 году привело к разгону «первоинтернационалистов» и переходу кружка в подполье. На юге последующие тридцать пять лет среди сельского населения распространялись идеи анархистов. Неграмотный и обездоленный пролетариат Андалусии и Кастилии оказался идеальной средой для «апостолов» анархо-синдикализма, которые призывали к сопротивлению угнетателям, что вылилось в знаменитое восстание 1883 года. К тому времени андалусийское отделение Региональной федерации рабочих Испании, созданной в Барселоне в 1881 году, численно превзошло каталонцев.

Каталонская деревня выражала протест по-своему. Винный кризис 1890-х годов привел к хорошо организованным выступлениям rabassaires (виноградарей, арендующих землю). Они действовали решительно, как и крестьяне Юга, однако куда больше преуспели в борьбе за право распоряжаться доходами виноградников, а потому не слишком прислушивались к левой пропаганде. Они вошли в историю XX столетия как привилегированное объединение «почти владельцев», которые сыграли ведущую роль в движении каталанизма после 1909 года.

Каталонские промышленные центры, с другой стороны, оставались верными бакунинскому анархизму, но все чаще прибегали к методу «пропаганды делом». С покушения анархиста Палласа на генерала Мартинеса Кампоса в 1892 году началась череда жестоких расправ, на которые власти отвечали не менее жестоко, что и привело к страшным событиям Трагической недели в Барселоне в июле 1909 года. Трагическая неделя началась с всеобщей забастовки против призыва резервистов на воинскую службу для участия в войне в Марокко. (Воинская служба с давних пор являлась яблоком раздора: богатые и влиятельные от нее откупались, а неимущие вынуждены были служить, как в Испании, так и за границей, в ужасных условиях.) Возбуждение переросло в вооруженный конфликт, пламя которого охватило и другие каталонские города, причем все произошло почти спонтанно, у восстания не было ни вожаков, ни четких целей, и все свелось к нагромождению баррикад, сожжению церквей и созданию рабочих революционных комитетов. Одним из уроков, которые каталонские рабочие вынесли из неудачного выступления, стала необходимость укреплять организацию.

ПРОФСОЮЗЫ

Началом новой организационной стадии испанского анархизма явилось создание в 1911 году Национальной конфедерации рабочих (Confederation National del Trabajo), которая объединила подавляющее большинство пролетарских движений Каталонии, а также сельскохозяйственные общества восточных провинций. В 1919 году к НКР присоединилась андалусийская Национальная сельскохозяйственная федерация. По своей численности НКР господствовала в испанском рабочем движении до 1936 года.

Тем временем авторитарный социализм, навеянный идеями Маркса, креп усилиями Пабло Иглесиаса, сына прачки, который в гильдии печатников Мадрида организовал в 1888 году первую социалистическую партию и первый социалистический профсоюз, Всеобщий союз рабочих (ВПР). До 1909 года, несмотря на закон о свободе объединений 1887 года, который разрешил создание профсоюзов, социалистическое движение представляло собой лишь гильдию печатников во главе с Иглесиасом, которые пытались «улучшить условия труда» для членов своей организации. Помимо Мадрида, только Бискайя и Астурия и, в меньшей степени, Каталония хоть как-то отреагировали на появление организации Иглесиаса, который заслужил репутацию человека честного и искренне сочувствующего рабочим.

Одновременно с движением анархистов социалистическая партия и рабочий профсоюз изменили свою политику после Трагической недели, озаботились установлением контактов с другими рабочими и политическими организациями. Эта тактика принесла им место в парламенте на всеобщих выборах 1910 года. Численность партии и профсоюза стремительно росла, пополняли их в основном рабочие из столицы, Бискайи и Астурии. Политика сотрудничества с республиканцами также способствовала движению в сторону парламентского социализма, особенно с появлением таких интеллектуалов, как профессор Хулиан Бестейро, и умеренных, вроде «политического реалиста» Индалесио Прието.

В целом многообразие реакций на экономические вызовы начала века можно свести к различиям в нормах землевладения, в условиях урбанизации и индустриализации, в темпах роста, усугубленных импортом социалистических и анархических идей из-за рубежа; кроме того, к характерам отдельных людей и к тому, каким образом воспринимали недовольство рабочих работодатели, землевладельцы и государство. Испания заключала в себе великое разнообразие регионов и людей, которые постоянно прибегали к жестокой конфронтации как к единственному приемлемому способу разрешения противоречий. Структурные, социальные и экономические изменения первых десятилетий XX века едва ли способствовали улаживанию этих проблем. Вдобавок нацию потрясла потеря в 1898 году последних заграничных владений — Кубы, Пуэрто-Рико и Филиппин — в позорной войне с Соединенными Штатами Америки.

Первая мировая война оказалась хорошим стимулом для испанской промышленности, которая снабжала товарами обе соперничающие стороны. Рост объемов экспорта привел к повышению розничных цен на местном рынке, а доходы малообеспеченных свела на нет усиливающаяся инфляция. Затем случился внезапный крах экспорта вкупе с накоплением товарных запасов — в связи с немецкой блокадой Северной Атлантики с 1 февраля 1917 года; сиюминутный успех обернулся рецессией и общим недовольством. Прибыль, полученную от экспортных операций, благополучно растратили (вместо того чтобы инвестировать), и с началом рецессии испанские компании поспешили к государству за субсидиями. Однако государство само находилось, так сказать, не в лучшей форме: с 1912 года Испания вела войну с Марокко, которая легла бременем на казну, а попытка ввести «налог на доходы от нейтралитета» завершилась провалом вследствие хорошо организованной кампании, которую возглавлял Камбьо. Страна с изумлением осознала, что стабильность реставрации — мнимая. В отличие от Трагической недели 1909 года, когда армия подавляла мятеж, 1 июня 1917 года армейские подразделения фактически взбунтовались против государства.

Политическая формула Кановаса дель Кастильо, основа конституции 30 июня 1876 года, выработала свой ресурс, ведь она опиралась на двух «китов» — развитие и стабильность. На местах все выглядело так, будто страна вот-вот изберет новую политику, способную обеспечить единство нации и всеобщее участие в восстановлении экономики. В начале лета 1917 года, в разгар экономического спада, Испания узнала о русской революции и о вступлении США в войну; вдобавок разгорелся теоретический спор относительно того, какой европейской модели Испании нужно следовать, чтобы догнать другие европейские страны. Рабочие кружки, военные хунты, политические движения и промышленная и торговая буржуазия заигрывали друг с другом под лозунгом сопротивления олигархам. Каталонская промышленная и торговая элита винила во всех бедах страны землевладельческую и финансовую группировку из центра и препятствовала попыткам ввести «налог на доходы от нейтралитета», утверждая, что это атака Кастилии на каталонские свободы.