КОРОЛЕВСКАЯ ПЯТИНА

По древнему мусульманскому обычаю такова была доля короля Кастилии от общего объема поставок драгоценных слитков из Америки в обмен на право аренды и разработки рудников, которые, по кастильскому законодательству XIII века, являлись собственностью королевской семьи. Помимо «кинто реаль» (королевской пятины), существовал налог на товары, экспортируемые в Америку. Расходы на охрану в территориальных водах Кастилии падали на казну, однако сопровождение транспортов в открытом море оплачивалось непосредственно из торговой прибыли. За вторую половину XVI века королевская пятина возросла в десять раз — с 250 000 до 2 000 000 дукатов в год, — тогда как текущий доход казны за тот же период увеличился лишь вдвое, а налоговый доход не успевал за инфляцией. Американские слитки являлись «единственным дополнительным источником заемного капитала в стране», единственным средством умиротворения кредиторов и финансирования растущих расходов империи.

Рост государственных расходов стал характерным явлением в Европе XVI века. На самом деле большинство западных государств тратило значительную часть своих доходов на оборону; Кастилия в 1574 году израсходовала на эти цели 70% своего бюджета. В любом случае, стоимость поддержания гегемонии Кастилии в Европе была поразительна. Взойдя на трон в июле 1556 года, Филипп II узнал, что испанские доходы полностью зарезервированы до 1561 года включительно; а с 1572 по 1576 год, когда он воевал на двух фронтах (против Османской империи и восставшей Голландии), то потратил вдвое больше годового дохода, что в 1575 году привело к банкротству. К 1660-х годам долг короны достиг размера прибыли за десять—пятнадцать лет, а годовые королевские траты составили куда более половины от общего дохода, а именно — 70%.

С начала XVI века Кастилия приняла систему дефицитного финансирования, при которой кризис ликвидности являлся обычным явлением (восемь постановлений о банкротстве с 1557 по 1662 год). Превращая неоплаченные краткосрочные займы в терминированный аннуитет, снижали процентную ставку по долгам, а также прибыль, которую обычно заранее закладывали финансисты и спекулянты. Это был чрезвычайно дорогой в обслуживании процесс, оставлявший крайне скудное пространство для маневров. Однако поток американских слитков продолжал благополучно и регулярно прибывать в Севилью, и всегда находились банкиры, с юга Германии, из Генуи и Португалии, готовые выручить испанского короля и ссудить ему средства для выплаты жалования солдатам и чиновникам империи во Фландрии, Германии и Италии. Значительные поставки золота и серебра были дополнительной страховкой и поддерживали потребность империи в заемных средствах. Более того, до 1620-х годов курс национальной валюты оставался стабильным благодаря денежной реформе, проведенной в конце XV века. Долгое время страна обладала почти исключительной монополией на лучшую валюту Европы; испанские деньги чеканили легко и часто, они имели высокую покупательскую способность и принимались везде. Такого накопления капитала не было вплоть до викторианской эпохи в Англии. Испанцы XVI столетия, вероятно, считали, что Эль-Дорадо на самом деле неисчерпаем и что они живут в «золотом» или, по меньшей мере, «серебряном» веке.

СТРАНА ВОЗМОЖНОСТЕЙ И ИЗОБИЛИЯ

В своей «Всеобщей истории Индий» Франсиско Лопес де Гомара красочно описал, как конкистадор Писарро делил между 200 соратниками сокровища Атауальпы, вождя инков, отданные в тщетной надежде обрести свободу. Корона Кастилии получила свою пятину, каждый солдат — по 18,6 кг золота и 41,4 кг серебра, а полководец — в десять раз больше. Это исключительный случай, но никак не единичный. Служба в королевской армии в Европе тоже могла принести неожиданно приличный доход. Возможно, размер жалования солдат отставал от инфляции, однако армия все равно притягивала многих европейцев из бедных уголков империи. Высокая покупательская способность кастильской валюты в Европе, где цены росли не так быстро, как в центре испанской монархии, давала шанс обогатиться и продвинуться по социальной лестнице. Жалование и обеспечение солдат имели первостепенную важность для казначеев: военные победы означали регулярность и достаточность выплат. Также стоит упомянуть военные трофеи, имущество, отобранное у врага, и богатства, официально вывезенные из завоеванных городов. Мародерство регулировалось законом и ограничивалось тремя днями, как в Малуане в 1568 году или Харлеме в 1573 году: в первый день хозяйничали кастильцы, затем валлоны и германцы. От грабежа и мародерства можно было откупиться большой суммой денег, а если случались задержки с выплатами, города разоряли и расхищали. Грабеж Антверпена в 1576 году, по свидетельству торгового агента Фуггеров, принес двадцать миллионов дукатов, включая два миллиона в золотых и серебряных монетах — вполне правдоподобная сумма, если учесть важность Антверпена как центра распределения американских сокровищ.

РАЗВИТИЕ СЕЛЬСКОГО ХОЗЯЙСТВА И ТОРГОВЛИ

Продолжительный демографический и экономический рост в Кастилии с конца XV века был очевиден во всех областях производства, будь то легкая промышленность, сельское хозяйство, финансы и торговля. Увеличение численности населения внутри страны и за границей стимулировало спрос почти на все товары местного рынка — на продовольствие, вино и одежду, оружие, лошадей, кукурузу, ртуть. «Политические деньги», которые отправляли во Фландрию, Германию и Италию для финансирования обороны империи, изымались из испанской казны, это они составляли всего четверть стоимости слитков, импортируемых из Ост- и Вест-Индии. Теоретически, по меньшей мере, три четверти американских сокровищ прибывали в Севилью как частные поставки, окупая инвестиции в «американское предприятие» и возмещая стоимость грузов, поставленных в Новый Свет. Этот огромный приток капитала, помимо доходов, получаемых от традиционного экспорта основных товаров, таких как шерсть, распространялся по полуострову, способствуя развитию легкой промышленности в Кастилии, Леванте и Каталонии, производству кожи в Оканье, стали в Толедо, керамики в Талавере, налаживанию литейного производства на побережье Бискайского залива и в Наварре, кораблестроения на севере и в Андалусии, а также стимулируя развитие финансовых услуг и административного сектора. На повышение спроса особенно быстро реагировало сельское хозяйство. Несомненно, основной продукцией являлись злаки; такие регионы, как Тьерра-де-Кампос между Бургосом, Леоном и Паленсией или Ла-Сагра в Толедо почти полностью отводились под выращивание злаков, поля составляли 90-95% пахотных земель. К концу века преобладание злаков частично разбавили маслиновыми рощами, в основном вдоль реки Гвадалкивир, и виноградниками в Галисии и Старой Кастилии. В средиземноморских провинциях сельскохозяйственное производство всегда отличалось большим разнообразием: Гранада и Мурсия, к примеру, являлись крупными производителями шелка, а Валенсия успешно вела торговлю этим товаром. Между Малагой и Альмерией выращивали сахарный тростник.

Торговля и предпринимательство, промышленность и сельское хозяйство предлагали достаточно возможностей всем подданным короны. Вторые по старшинству дети высшего дворянства, отпрыски мелкой аристократии, обедневшие идальго, торговцы и преуспевающие фермеры могли подняться по социальной лестнице через службу в церкви, армии и королевской администрации.

Новые требования способствовали появлению многочисленного класса государственных служащих, получивших образование в новых учебных центрах, которые выросли, как грибы, по всей империи. Поскольку усиление королевской власти всегда означает ослабление аристократии, монарху приходилось полагаться на новых людей, которые своим влиянием и статусом были обязаны королевскому покровительству. Католические монархи содействовали продвижению нового класса, пополнявшего ряды служащих государственных советов, местных администраций, управлений королевским имуществом и органов правосудия. С 1493 года слуг короны обязали быть юридически образованными и разбираться в общем и гражданском праве после как минимум десятилетнего обучения в университете. Правителям XVI и XVII веков следовало соответствовать изменившейся ситуации.