– Хорошо, дядюшка, так и будем делать, – заверил Алеша.

Отшагав от села километров пять, ребята свернули на проселочную дорогу, ведущую к лесу. У кромки леса остановились, посмотрели на село, стоявшее на пригорке. Особенно отчетливо выделялись школа и церковь.

Заснеженная дорога, местами переметенная сугробами, змейкой бежала вниз вдоль леса. Идти было легко. Большие сугробы ребята обходили и шли без остановки. Дорогу эту Алеша знал хорошо. Наперед говорил Мишутке, что вот сейчас будет балочка, за ней перелесок – летом грибов не оберешь, предупреждал, что в гору подняться надо будет.

– Как ты думаешь, Мишутка, не пора ли попробовать харчишек новоявленной тетушки Дарьи? Может, в рюкзак насовала еловых шишек? Больно легкий он!

Остановились. Алеша снял рюкзак, достал ломоть хлеба, несколько вареных картошек, маленький кусочек сала. Все разделили поровну.

– Глотай быстрее, Мишутка, а то шагать нам с тобой еще далеко.

Мишутка откусил большой кусок хлеба, он застрял, даже выступили слезы.

– Что ты глотаешь, словно пеликан? На, запей.

Алеша протянул Мишутке бутылку с водой. Тот глотнул, хлеб прошел, и сразу стало легче. Повеселевший Мишутка набросился на Алешу:

– Тебе не угодишь: то быстро ешь, то не глотай!

– Не шуми, малыш. Со мной походишь в разведку, многому научишься.

Мишутка стал есть медленнее, время от времени поглядывая на Алешу. Вскоре ему надоело молчать, он спросил:

– Ты любишь Оксану?

– Очень! Если со мной что случится, скажешь ей это. А пока ни слова. Никому не проговорись.

Алеша погрозил пальцем.

– Не скажу, не бойся, – заверил Мишутка. – Чесслово!

Солнце выглянуло из-за туч, скользнуло по верхушкам деревьев и снова спряталось.

Ребята дошли до балки и стали спускаться к реке. Нужно было перейти на ту сторону реки, где стеной стоял сосновый бор. Ребята, как завороженные, смотрели на высокие сосны, покрытые снегом, будто пуховой шубой. У реки дорога резко сворачивала вправо и белой лентой вдоль насыпи выходила на широкий мост.

Веселые, бросая друг в друга снежки, они шагали по наезженной дороге. Так вести себя посоветовал Алексей, чтобы не вызывать подозрений. Только спустились к мосту, из-под него выскочили автоматчики, а за ними полицай.

– Куда идете? – спросил полицай.

– В лес, – бойко ответил Мишутка.

– Зачем?

Алеша растерялся, не понимая, что дернуло Мишутку сказать: "В лес", – когда нужно было ответить: "Были у дяди, сейчас домой идем". Он замешкался, обдумывая, как бы выйти из положения, и тут опять его опередил Мишутка.

– За дровами, – сказал он, чем еще больше осложнил задачу Алеши, разрушив по существу легенду. Такую железную легенду!

– На чем же вы их везти будете? – ехидно спросил полицай.

– На себе, – снова первым ответил Мишутка.

– Ври, да знай меру. Без санок, без веревок. Кто вам поверит?

Молчать Алеше было уже нельзя.

– Мы насобираем хвороста, сложим в кучу, а к вечеру приедет дядя на санях и заберет.

– Какого хворосту, когда все замело? Где он, хворост ваш?..

Немцы обыскали Алешу и Мишутку. Нашли только марки.

– Зер гут! – довольно сказал немец, пряча деньги в карман.

– К партизанам идете? – пытал полицай. – Признавайтесь.

– Мы уже сказали, куда и зачем идем, – ответил Алеша.

Тот, кто отобрал у него деньги, видимо, старший, что-то сказал солдатам. Два автоматчика схватили Алешу под руки.

– Буль-буль! – пояснил немец полицаю, показав на Алешу, а затем в сторону реки и изобразив, будто он что-то бросает.

– Понял, – побледнел полицай. – В прорубь, да? В речку, да? Буль-буль-буль?..

Повернул Мишутку в сторону леса, толкнул в спину.

– Беги что есть мочи! – И к немцам: – Совсем киндер, дитя то есть. Пусть дрова собирает. Лес нехоженый, замерзнет.

Солдаты закивали и заржали громко, дружно.

– Шнелль! Шнелль! – закричали они вслед Мишутке.

Алешу поволокли вниз, к реке.

Мишутка бежал изо всех сил. Миновал пригорок. Снежная тропа покатилась вниз, к спасительному лесу. Будто рядом он, а никак не добежишь!..

Тут Мишутку и заметил матрос Потешин, высланный мичманом Вакуленчуком в дозор с другим матросом, – лес тут был редкий, основная группа краснофлотцев залегла подальше от опушки.

– Доложи мичману: Мишутка один! Пусть срочно подтягиваются!

А сам ползком наперерез Мишутке, потерявшему тропу и утопавшему по колени в снегу.

Сделав еще несколько шагов, Мишутка упал. Когда Потешин подполз к нему и прижал к груди, он тяжело дышал, пытался что-то сказать и не мог – занялось дыхание.

– Алешка где? – тревожно спрашивал Потешин.

– Н-немцы… П-поволокли топить… С-спасите! – еле выговорил Мишутка, заикаясь. – Т-там… – показал он в сторону речки, невидную отсюда.

Потешин взял на руки Мишутку, зашагал, пригнувшись, навстречу Вакуленчуку, показавшемуся с матросами из молодого ельника. Мичман заметил их, подбежал, вопросительно взглянул на Потешина.

– Как я понял Мишутку, товарищ мичман, Алешу схватили немцы, повели к речке утопить в проруби. – И пояснил виновато: – От леса-то речка не просматривается.

– За мной! – скомандовал Вакуленчук матросам.

С пригорка увидели, как один из немцев ударил Алешу по голове, сбил с ног. Услышали, как немец кричал, пиная Алешу: "Вохин партизан?!.."

Каждым ударом ноги он все ближе, ближе подталкивал Алешу к проруби.

Увлеченные избиением подростка, немцы не заметили, что на пригорке появились красноармейцы.

– Огонь! – с отчаянием закричал Вакуленчук, но в этот же момент избивавший Алешу немец столкнул его в прорубь, дал по нему очередь из автомата.

Никто не ушел: ни гитлеровцы, ни полицай.

Вакуленчук лег на край проруби, опустил торопливо руку до плеча в ледяную воду, пошарил вокруг подо льдом.

Встал на колени, снял шапку.

Сняли шапки, опустившись на колени, краснофлотцы.

Прозрачная вода затягивалась тонкой ледяной коркой. Чистой, как слеза. Чуть-чуть красной от Алешиной крови…

Мишутку несли все по очереди. Попав к Вакуленчуку, Мишутка спохватился.

– Д-дяденька, м-мичман, а з-задание мы в-в-выполнили. Вот тут все с-спрятано. – И Мишутка похлопал себя по правому плечу.

– Так, значит, не зря погиб Алеша? И ты не зря… – Мичман не договорил. – А ну слезь на минутку.

Вытащил из глубокого кармана матросских брюк что-то, завернутое в тряпицу. Держа на ладони, развернул ее. Сверкнул значок в виде красного знамени. Посредине – Ленин.

– Возьми, Мишутка. Уходя на задание, комсомолец Алеша Горецвит отдал мне на хранение свой комсомольский значок. Храни его. Станешь комсомольцем, носи, береги.

Поцеловал Мишутку.

– Расти настоящим человеком, сынок. Таким, каким был наш Алеша. Доброволец-красноармеец. Разведчик…

Семен Бондаренко внимательно изучил протоколы допроса "Вальтера", агента гестапо номер семьдесят один. Побывал на его допросах. Присмотрелся, как он разговаривает, сидит, ходит. Сам задал ему некоторые вопросы. Затем Семена тщательно проинструктировал Млынский, вручил пистолет "Вальтера" и визитную карточку оберштурмбанфюрера Отто Кранца. Переодевшись в штатское платье, сержант ночью ушел в сторону шоссе. Отличное знание немецкого языка, визитная карточка начальника гестапо позволили ему без особых затруднений добраться на попутных машинах до прифронтовой полосы.

Как и подлинный "Вальтер", Бондаренко выдавал себя за агента фирмы "Даймлер" по сбору металлолома. Солдаты и армейские офицеры, с которыми иногда он вынужден был вступать в разговор, сочувствовали ему, когда он озабоченно говорил, что доставка металлолома в фатерлянд сейчас не только затруднена, но с каждым днем сокращается, в поисках разбитой военной техники ему приходится мотаться по всей прифронтовой полосе с юга на север. А ведь подбитые русские танки, пушки, добавлял Бондаренко, прекрасное сырье для немецких танков и пушек.