Анна прибавила шагу, аккуратно обогнула тоненькую девочку-подростка, прогуливающую двух тупомордых бультерьеров. И остановилась.
Возле Ксениного подъезда тоже стояла иномарка. Темный «опель» с тонированными стеклами. Дверца со стороны водительского сиденья была открыта. Сам водитель курил, наполовину высунувшись из машины. Под его ногами валялось шесть или семь скрюченных окурков.
Ее ждали. Ее ждали везде! Ее обложили, как волка.
Анна развернулась и медленно пошла в обратную сторону, молясь только о том, чтобы владелец «опеля» не обернулся и не обратил внимания на странную женщину в порванном вечернем платье и растоптанных старых кроссовках. Теперь ей действительно было некуда идти.
Глава 30
— Мне кажется, уже ночь, — тихо проговорила Галина, поднимаясь и растирая затекшие колени.
В подвале по-прежнему было темно и сыро. Правда, звукоизоляция подкачала: с первого этажа доносились звуки магнитофона, на котором один из охранников уже в шестой или седьмой раз прокручивал новый сборник российской эстрады. Изредка кашляла Наташка. Сильный приступ астмы благополучно миновал, но выглядела девочка все равно неважно.
Теперь она сидела рядом с Ларисой и прижималась худеньким тельцем к ее теплому боку. Лариса больше не обгрызала ногти, но и в разговор не вступала. Впрочем, никому здесь не хотелось разговаривать.
— Да. Наверное, ночь, — глухо отозвался Нестеров. — Что ж они, мерзавцы, ребенка-то из подвала не выпустят?
— Бесполезно, Павел Андреевич. — Галина зло усмехнулась. — Им же по барабану: ребенок — не ребенок! Уж и я сколько просила, и Анна…
Она осеклась. Павел поморщился и прикрыл глаза. Все случившееся казалось ему дурным сном. Через столько лет встретить любимую женщину, чтобы сначала не узнать ее, потом заподозрить черт знает в чем, а потом и вовсе потерять. Где она сейчас? Что с ней? И девочка… Наташа…
Он осторожно повернул голову и посмотрел в ее сторону. Маленькая, светленькая, похожая на мышку. Пряменький носик. Серые глаза. Глаза вроде бы похожи на его собственные. А то, что блондинка? Но ведь и Анна светловолосая! Или только кажется, что похожа? Но нет: вроде бы и губы его, и овал лица.
— Наташ, а когда у тебя день рождения? — спросил Павел негромко.
Девчушка вздрогнула, взглянула на дядю с подозрением. В последнее время ее очень пугали чужие дяди. Но все же ответила спокойно и с достоинством:
— День рождения у меня в сентябре. Через две недели после того, как все ребята идут в школу.
— Значит, уже большая. Сама скоро в школу пойдешь. — Он улыбнулся ей и снова прислонился затылком к холодной стене.
Где же все-таки Анна? Что с ней? Жива ли она? Что теперь нужно от нее этим ублюдкам?
Наверху послышались шаги. Дверь, заскрипев, открылась. В дверном проеме возник мужской силуэт.
Лариса близоруко прищурилась, часто-часто заморгала своими красными воспаленными глазами. Галина презрительно скривила губу. По-настоящему удивился только Павел. Он смотрел и не мог поверить своим глазам: свободный, аккуратно одетый, благоухающий дорогой туалетной водой Осокин вальяжно спускался в подвал.
— Это как понимать? — Нестеров вскочил на ноги. — Проблемы решены, так? Ты разобрался? Нас выпускают?
— Вас выпускают, — Олег утвердительно кивнул. — Но при одном условии. Точнее, при нескольких условиях. Но вообще-то ты пока сядь. Разговор у нас с тобой не на пять секунд.
— Сволочь, — процедила Лариса сквозь плотно сжатые зубы.
Это было первое слово, которое она сказала после сегодняшнего возвращения из офиса. Осокин, впрочем, не обратил на нее ни малейшего внимания.
— Так вот, дорогой мой друг Паша! Есть у меня, и не только у меня, а еще и у людей, с которыми я работаю, к тебе очень интересное предложение. Как тебе перспектива поработать под моим началом? Поучиться кой-чему? Почувствовать, что значит всегда, везде и во всем быть вторым? Поверь мне, это не смертельно, хотя и неприятно. А что? Будешь так же трудиться на благо компании, только под моим непосредственным контролем. Найдем достойное применение твоим талантам. К тому же будем по-прежнему использовать твою воистину голливудскую внешность в качестве приманки для госпожи Борн, а?
— Я что-то не понял. — Нестеров медленно поднялся и подошел вплотную к Олегу.
Тот не отступил и выдержал его взгляд:
— Не понял?! Вот видишь! Значит, точно пора тебе оставлять руководящий пост: очевиднейших вещей не понимаешь. Ладно, объясняю на пальцах. У тебя есть выбор. Ты можешь согласиться на мое более чем любезное предложение и подписать прямо сейчас некоторые бумаги — в залог, так сказать, нашего дальнейшего сотрудничества. А можешь и дальше строить из себя героя. Или осла. Как тебе больше нравится? Но тогда и тебе, и твоей драгоценной Анюте, и вот этой чудной маленькой девочке сделают «секир башка». Опять не понял?
— Я убью тебя. — Павел побледнел, и желваки на его щеках тяжело заворочались под кожей. — Я тебя убью, мразь! Я от тебя мокрого места не оставлю… Выходит, это все ты?!
— Наконец-то. Ну что, ж, давай ударь меня, начни пинать ногами. Только в ту же секунду сюда спустятся здоровенькие мальчики и выберут кого попинать в ответ. Так что ты, по сути, не меня будешь бить — кого-нибудь из женщин.
Нестеров отступил назад. Теперь половину его лица закрывала тень.
— Прячешься? — Осокин усмехнулся. — Или взял минуту на размышление?
Олег огляделся по сторонам, бросил взгляд на Ларису, сидящую у стены. На девочку. Поднялся на пару ступенек и, полуобернувшись, бросил:
— Кстати, твою «богиню» уже поймали. И скоро притащат сюда за волосы.
Она проснулась и с трудом разлепила тяжелые, горячие веки. В носу защипало. Анна чихнула и резко села, машинально проведя рукой по волосам. В светлых спутанных прядях застряло несколько соломинок. Помотала головой, боясь поверить в то, что все это — не сон. Пахло сеном, лошадьми и отчего-то спиртом. Из-за фанерной перегородки, отделяющей каморку от конюшни, донеслись негромкие голоса. Разговаривали две женщины и вчерашний дедушка, позволивший ей остаться переночевать.
— А что? Что такого? Украдет она тут что? Тут и красть нечего, — рассуждал дедушка. — А бедной девке податься некуда. Ну не пьяница же! Не бомжиха.
— Да откуда ты знаешь! — попеняла ему одна из теток. Звякнули стаканы, забулькала жидкость. — Бомжиха — не бомжиха. Я вон зашла на нее посмотреть, так чуть в обморок не упала: ноги все разодраны, платье порвано, кроссовки какие-то дурацкие рядом с лежаком стоят.
— Она сказала, что за лошадками бесплатно поухаживает: и почистит, и в стойле уберется. Только чтобы ее пока не гнали, — бубнил дедушка.
— На меня бы нарвалась, так я бы ее к лошадям близко не подпустила. Вдруг она заразная какая? Или что коням сделает? Погоди, хозяин узнает, шею-то тебе намылит. Ишь, приют здесь устроил!
— Ну вы уж не выдавайте меня, девоньки. Поди, поспит да уйдет. Не на всю же она жизнь тут в конюхи нанялась!
Тут заговорила вторая женщина. Более молодая и, видимо, более трезвая:
— А паспорт-то у нее спросил? Документы какие-нибудь? Может, она вообще в розыске? Мало сейчас разве по Москве воровок да мошенниц шатается?
— Она, наоборот, сказала, что ее бандиты ищут: дочку, дескать, забрали и ее поймать хотят. А ей придумать надо, как дочку спасти.
Обе дамы разом захохотали.
— Ой, не могу! — заливалась первая. — «Дикая Роза» и «Девушка по имени Судьба», вместе взятые! Наверное, вся мафия московская за ней гоняется? Киллеры с пистолетами!
— Ну а вдруг правда? — не унимался дедок. — Она вон говорит, что раньше у нас на Стелле каталась. Фирма их раз в неделю чуть ли не всем личным составом на конную прогулку выезжала. Кличку-то она откуда знает?
— А ты меньше языком при ней болтай! — грубовато отрезала вторая. — Охота тебе всякую шелупонь подбирать?! Ладно, Марина, пойду я. Дела у меня. А бомжиху вашу пока на белый свет не выпускайте: какая-то новорусская «мадемуазель» сейчас подъехать должна на Ласточке покататься. Увидит вашу кралю — обтошнится и уедет. Еще и жалобу накатает.
