— Холм видишь? — произнес Варяг, обращаясь к Сквернослову. — Давай туда.

Луноход взобрался на холм и остановился. Варяг вылез из вездехода. Забрался в отсек к Николаю и стал что-то искать под сиденьем. Затем извлек оттуда стальной телескопический шест и какой-то сверток.

— А теперь он что делает? — вздохнул Сквернослов, глядя из кабины, как Яхонтов раскладывает шест и скрепляет его сегменты болтами.

Теперь эта железяка стала длиной около трех метров. Варяг развернул сверток, и там оказался российский государственный флаг. Николай и Вячеслав вышли из вездехода и помогли ему водрузить знамя, как можно глубже втыкая флагшток в твердый снег. Ветер подхватил полотнище, и триколор заколыхался над головами, гордо хлопая материей о воздух. Они отошли от него и молчаливо смотрели, как он развевается. Варяг вытянулся и отдал воинское приветствие.

— Все, ребята. Граница. Дальше чужой мир.

— Нам и в своем-то было неуютно, — вздохнул Сквернослов.

— Н-да, — покачал головой Яхонтов и обернулся, глядя в сторону другой страны.

Васнецов понял, что что-то не так. Варяг вытаращил глаза и слегка открыл рот. Николай проследил за его взглядом. Совсем рядом виднелся Малый Диомид. Остров, который принадлежал Североамериканским Соединенным Штатам с тех самых пор, как Аляску продали российские владыки. Он был заметно меньше и так же пустынен. Но вот белизну двух островов и заснеженного ледяного покрова пролива нарушало что-то противоестественное и черное.

Вдоль замерзшего пролива будто спина исполинского морского животного с большим трапециевидным плавником торчала из снега.

— Варяг, это же подводная лодка! — воскликнул Сквернослов.

— Вижу, — с напряжением в голосе тихо пробормотал Яхонтов. — Так, берите оружие и лыжи. Луноход пока тут оставим. Гранатометы прихватите. Живо.

На черном корпусе узкой и длинной рубки белел номер. 593. Они подошли совсем близко, водя стволами автоматов по сторонам.

— Варяг, чья она? — прошептал Николай.

— На нашу не похожа, — мотнул головой Яхонтов. — У наших рубки шире. И рули на корпусе, а не на рубке. На рубках только у Вани Вашингтона, кажется, рули. Но там должен быть горб. А эта не горбатая.

— У кого? — непонимающе переспросил Вячеслав. — Что еще за горб?

— Да ладно. Забудь.

— Значит, америкосовская… — Вячеслав подошел совсем близко и пнул по корпусу.

Следов вокруг лодки никаких не было. Очевидно, она тут очень давно и так же давно покинута. Варяг взобрался на тело морского левиафана и стал бродить вокруг рубки в поисках двери. Нашел.

— Помогите открыть, — позвал он.

Из открывшегося люка-двери выпорхнул запах спертого воздуха и запустения. Варяг тут же включил дозиметр, приказав Николаю и Славику отойти от лодки.

— Норма! — махнул он рукой спустя несколько минут.

Они вернулись на корпус.

— Так, парни, ждите тут. Я гляну, что там. Может, вахтенный журнал найду.

— Может, не надо лезть туда? — поежился Николай.

— Да она мертвая. Внутри холод, как снаружи. Там нет ничего живого. Все. Я пошел.

Яхонтов включил фонарь и исчез в недрах субмарины.

Николай тоже включил фонарь и осветил узкое пространство за дверью. Один люк вел вниз, куда и ушел Варяг. Вверх тянулась вертикальная лестница.

— Эта на мостик ведет. Славик, давай поднимемся.

— Давай, — пожал плечами Сквернослов.

Они взобрались наверх и, распахнув люк, расположились на капитанском мостике. Николай осмотрелся, подставляя лицо ледяному ветру и поднимая воротник бушлата. Представил себя на какой-то миг капитаном бороздящей океан субмарины. Вот, наверное, было здорово. Романтика. Чувство ответственности и ощущение подчиненной ему силы. Но… Вот приходит приказ из штаба. Применить ядерное оружие по заданным целям. Без объяснения причин. Просто применить, и все. И нет больше никакой гордости и романтики. Ничего больше нет… И сразу расхотелось представлять себя капитаном этой машины смерти.

— Как думаешь, Колян, почему ее бросили? — спросил Вячеслав.

— Не знаю. Может, уже смысла в ней не было? Кругом лед. Надо было уходить на континент.

— Н-да… Интересно, а тут ракеты еще есть? Был бы с нами Крест, так он и шмальнуть ими смог бы по ХАРПу, и сказочке конец.

Варяга уже не было очень долго, и его товарищи стали беспокоиться. Однако вскоре зловещая тишина, царившая внизу, нарушилась металлическим постукиванием. Постукивание было все громче… Потому что ближе… И стало ясно, что это Варяг карабкается по вертикальной лестнице.

— Черт! А мы уже думали, край тебе, и хотели эту посудину гранатами закидать, — усмехнулся Сквернослов, облегченно вздохнув.

— Ума у тебя как не было, так и нет, — пробормотал Яхонтов, взобравшись на мостик и отдышавшись.

— Ну, что там? — спросил Николай, выжидающе глядя на старшего товарища.

— Короче, как и следовало ожидать, лодка давно заброшена. Реактор заглушён. Но, что примечательно, все ядерное оружие, все торпеды на месте. Лодка в войне не участвовала.

— Как так? — удивился Славик.

— А вот. — Яхонтов извлек из-за пазухи большую книгу, — вахтенный журнал или что-то в этом роде. Я немного понимаю, что написано. Разговорный английский мне, конечно, легче понять, чем писанину, но и тут кое-что разобрал. Короче. Писал, как я понял, капитан. Когда вся бодяга началась, он решил не выполнять приказ командования и не применять оружия.

— Даже так, — усмехнулся Сквернослов.

— Да вот, представь себе. Именно так. Экипаж лодки разделился на две части. Одни за капитана и против войны. Другие наоборот. Хотели ударить по… гад дэм коммиз энд факинг барбарианс… Тьфу, блин… Язык сломаешь.

— А что это значит? — спросил Николай.

— Форменная идиотия и ощущение собственного превосходства. Ну да не суть. Короче, побились они крепко. Жертвы были. И капитан предложил высадиться на берег и провести футбольный матч между враждующими сторонами. Кто победит, того решение и будет окончательным. Даже если победит фракция милитаристов, то он применит оружие, подчинившись их воле.

— И что? — Славик снова усмехнулся.

— Сыграли.

— И кто победил?

— Те, кто хотел воевать.

— Я что-то не понял, — развел руками Васнецов. — Но ведь оружие все равно на месте.

— Именно, — кивнул Варяг.

— А почему?

— Те, кто был против насилия и проиграл в матче, поняв свое поражение, перестреляли тех, кто хотел выполнить приказ командования.

Васнецов поежился. Такого поворота он вообще не ожидал. Как-то странно было себе представить, как выигравшие люди кричат от радости за победу и предвкушают применение оружия… Выполнение своей работы… Того, чему их учили… Но те, кто, казалось бы, должен был быть гуманным из-за своего решения не применять ядерное оружие, просто убили их, нарушив договор… Как все странно…

— Выходит, — пробормотал он, — чтобы остановить насилие, надо насилие применить?

— Вопрос на целое тысячелетие, — вздохнул Яхонтов.

— Значит, они оружие так и не применили, а вот наш Людоед… — покачал головой Сквернослов.

— Славик, у них во много раз было больше атомных подлодок. У них во много раз было больше стратегических бомбардировщиков. У них масса авианосцев, самолеты с которых могли нести ядерные бомбы. У них куча баллистических ракет. Когда мы договаривались их обоюдно сокращать, то мы свои резали, а они складировали…

— И у них ХАРП, — мрачно добавил Николай. — То, что сделал Людоед, не идет ни в какое сравнение… Если бы каждый капитан поступил как этот… то и Людоеду не пришлось бы, наверное…

— Ладно, — вздохнул Сквернослов. — Поехали дальше. У них ведь еще остался ХАРП.

Луноход продолжил движение, оставив позади заброшенную лодку с номером 593, которая так и чернела на белизне ледяной пустыни, оттого что постоянный ветер, хозяйничающий здесь, не давал субмарине обрасти снегом. Луноход взобрался на берег Малого Диомида, который еще назывался островом Крузенштерна или, по-эскимосски, Ингалик. Противоположный.