— И что? Стражи пропустят нас к ХАРПу? — Васнецов скептически покачал головой.

— Я и не думал, что пропустят. Но возможно, мы сможем оценить обстановку там. Разведать. Понять, как легче дойти до этой долины и покончить наконец с установкой. А эти американцы, что вызывались идти с нами, скорее всего, пойдут для того, чтобы держать нас под контролем. Этого тоже забывать нельзя. Я думаю, когда они прекратят горлопанством заниматься на своем совете, то придут сюда. Тут и обсудим.

— Ладно. — Николай без всякого энтузиазма кивнул, махнув рукой, и подошел к двери.

— Ты куда?

— Посмотрю, насколько сильно их охранники нас опекают.

Охранники сидели на стульях за большим деревянным ящиком и играли в покер, ставя на кон папиросы. Они лишь бросили на Николая взгляд и не мешали ему выйти из комнаты. В дальнем конце центрального зала стулья и пластиковые ящики уже не пустовали. На них рассаживались дети, и седой горбатый старик с черной повязкой на глазах что-то им говорил. Васнецов неторопливо двинулся к ним. Ребенком в инвалидной коляске оказалась девочка лет десяти в мешковатой одежде. Одна ее нога почти вдвое короче другой. На голову повязан пестрый шелковый платок, из-под которого выбивались редкие и совершенно белые волосы. Она повернула голову, почувствовав приближение Николая, и уставилась на него белыми глазными яблоками без зрачков. От этого взгляда у Васнецова похолодела спина.

— Hi, — произнесла тоненьким голоском девочка и улыбнулась.

Николай перестал приближаться к детям и остановился, рассматривая их с дистанции нескольких шагов. Всего их было около двух десятков, и большая их часть несла на себе печать врожденных уродств. Невероятно широко расставленные большие, полуприкрытые глаза, не излучающие и малой толики сознания и разума. Застывшая на лице улыбка непропорционально большого беззубого рта. Крохотные руки с недоразвитыми пальцами. Заячьи губы и какая-то чешуя на лице…

Это было ужасное зрелище, которое весьма кстати дополнял уродливый старик с завязанными слепыми глазами. Николай попятился. Седая девочка с белыми глазами перестала улыбаться. Она лишь вздохнула и грустно произнесла:

— Bye.

Васнецов сделал несколько шагов, пятясь назад, и наткнулся спиной на что-то. Обернувшись, он увидел, что дорогу ему перегородил высокий бородатый рейнджер. Тот ухмыльнулся и толкнул Николая легонько в плечо. Затем вытянул руку, указывая пальцем на детей, и что-то заговорил.

Васнецов не понимал ни слова. Но вдруг где-то в сознании он стал улавливать тот смысл, который хотел донести до его разума своим монологом этот американец. И, не зная языка, он вдруг стал понимать все…

— Что, страшно на это смотреть, русский? А ты смотри! Смотри внимательно! Это вы сделали! Это из-за вас эти дети такие!

— Дети, — пробормотал Николай. — Дети такие… Из-за нас такие дети…

Васнецов мотал головой, принимая из глубин своего сознания понимание того, что говорил на своем языке американец.

— Дети, значит…

Николай вдруг пристально посмотрел рейнджеру прямо в глаза. Ухмылка стерлась с лица охранника от этого взгляда.

— Детей, значит, жалко?! — воскликнул Васнецов и толкнул рейнджера в ответ ладонью по плечу. — А ты думаешь, что на моей родине досталась детям лучшая доля? И с кого мне теперь спросить? С тебя, американец? А может, ты считаешь, что есть где-то на земле места, где Бог миловал детей и они не рождаются уродами? И кто их сделал такими, а? Детей тебе жалко стало?! А раньше вы все, бараны, о чем думали, вашу мать!!! О чем вы, суки, раньше-то думали все, и ваши, и наши, и все на земле!!! Когда свою планету бурами наизнанку выворачивали, о чем думали?! Когда насиловали ее скважинами нефтяными да газовыми, о чем думали!!! Когда вытряхивали из планеты все недра так, словно последний день на ней живете, о чем думали!!! Когда в моря и реки отходы сливали без зазрения совести!!! О чем вы думали, когда ковали ракеты и танки!!! Когда планировали войны и спецоперации, вы все, твари, о чем думали!!! Вы думали о том, какими дети у вас родятся, когда вокруг них копоть и смрад?! Вы думали о детях, когда гены свои поражали табаком и спиртом, наркотой и скотством?! А вы думали о том, что если при всем при этом вы не выскребете своих детей в канализацию на докторском столе и они все-таки родятся, то какими вы их вырастите?! Подобными вам?! А какую землю вы им оставите после того погрома, который учинили с ее природой!!! Думали?! А теперь детей жалко стало, свинья!!! Опомнились, да?!

Из комнаты выскочил Варяг. Он миновал недоуменно глядящих на разбушевавшегося Николая охранников и схватил его за плечи.

— Ты чего опять натворил?! — воскликнул он.

— Чего я натворил?! Я?! Это вы все что натворили?! Это мой мир! Вы мне его таким оставили в наследство! Только мне повезло родиться чуть раньше, и я не стал уродом с двумя головами! Вот ты в рейдах своих много нормальных детей видел?! А? Да большинство такие же! Новое поколение ядерной зимы! А наш век закончится, и что им делать без нас, если мы этот мир спасем, а?!

— Да что на тебя нашло? Что за бес вселился?

— Людоед! Людоед вселился! Отвали! — Васнецов оттолкнул Яхонтова и направился обратно в комнату.

— Черта с два Людоед стал бы себя так вести, — проворчал Варяг, идя следом.

— А я веду себя именно так.

Он вернулся в комнату и завалился на кровать, зарывшись в звериную шкуру.

Топот армейских ботинок слышался повсюду. Они бежали, подгоняемые воем сирены. Из двери душевой выскочил раздетый и мокрый метис Сантана.

— Командир, что случилось?! — крикнул он, прыгая на одной ноге, натягивая на вторую тапку и придерживая промокшее полотенце, обмотанное вокруг бедер.

Бегущий, как и все, майор Джон Тиббетс бросил на него мимолетный взгляд и притормозил.

— Лейтенант! Ты почему в душе во время смены?! — рявкнул он.

— Так мы с четвертым звеном же играли! Я вспотел и провонял, как чертов скунс! Что случилось, командир?!

— Тревога, ты что, не слышишь?! Бегом в самолет!!!

Пронзительные повизгивания сирены вдруг сменились непрерывным нарастающим воем. Многие из бегущих стали останавливаться и смотреть на ревущие динамики, надеясь, что это какая-то ошибка.

— Красный код!!! — завопил кто-то.

Этот вопль вывел многих из ступора, и они бросились еще быстрее по своим штатным местам.

— Санта Мария, да что же это! — в ужасе закричал Сантана и бросился за своим комбинезоном.

На улице царила нездоровая суета. Сирена выла над аэродромом, усиливаемая эхом и большими громкоговорителями.

— Внимание! Это не учебная тревога! Повторяю! Это не учебная тревога! — кричал до хрипоты из громкоговорителя голос дежурного диспетчера.

Уже стемнело. Всюду горели огни. В стороне трещали лопасти взлетающих вертолетов. Со стоянки срывались электрокары, везущие экипажи самолетов к дальним стоянкам. Если звучит сигнал «Красный код», значит, в небо должно подняться все, что летает. Но такого на памяти Джона Тиббетса еще не было. Слева взревели форсажем двигатели очередной пары Ф-22, рвущихся в небо.

Майор подбежал к электрокару с номером его самолета. Его экипаж уже рассаживался.

— А где Сантана, сэр? — крикнул Мак-милан, чьи рыжие волосы были подстрижены под ирокез.

— Подождите меня! — кричал выскочивший из здания лейтенант Сантана, на ходу застегивая свой комбинезон и рискуя упасть, наступив на болтающиеся незавязанные шнурки своих ботинок.

Капитан Логан усмехнулся своей белозубой улыбкой на загорелом лице.

— Мучачос! Мы без тебя войну проиграем! Быстрее!

— Какая еще война, кэп?! — Сантана запрыгнул на сиденье электромобиля.

— Ты свою мексиканскую задницу быстрее двигать не мог? — проворчал Мак-милан. — В норматив не укладываемся.

— А это что, тренировка? — с надеждой в голосе спросил самый молодой член экипажа, лейтенант Колман.