В помещении воцарилась гробовая тишина. Люди в клетках с одинаковыми, недоуменными и в то же время задумчивыми лицами взирали на Людоеда. Просто ли он говорил или применил что-то гипнотическое, но Николай видел во взглядах этих людей покорность, готовность подчиниться Людоеду. Они словно сочли его мессией. Новым пророком, посланным высшими силами для того, чтобы изменить безысходность этого мира и дать людям веру в то, что возможно движение к лучшему. Васнецов и сам почувствовал, что и на него, в том числе, подействовали слова его товарища, как магический жест всесильного волшебника. Николай в очередной раз поразился многогранности и эрудированности Ильи, силе его убеждения и какой-то монументальной харизме.

— Мы ведь сейчас все по одну сторону, — пробормотал наконец один из заключенных.

— Это сейчас. А когда выйдем из этого царства тьмы? Что будет потом?

Снова молчание. Затем другой голос:

— Потом, даст бог, видно будет. А пока мы с тобой. Так?

Пленник оглядел сокамерников. Те утвердительно закивали головами.

— Мы с тобой, брат.

— Да будет так, — вздохнул Людоед. — Но зарубите себе на носу: если начнете дурить и выяснять отношения, я патронов жалеть не буду. И даже если вы, все как один, в едином порыве, накинетесь на меня или моего товарища, то вам меня не одолеть. А будем действовать грамотно, значит, выйдем отсюда живыми. Коля, погляди у твоего жмурика ключи в карманах.

Васнецов обыскал труп Шалого и нашел связку ключей. Затем принялся открывать клетки одну за другой. Освобождая пленников, он слышал, как они перешептывались:

— Откуда они взялись?..

— Чудеса какие-то…

— Да он же мессия!..

Людоед приветствовал каждого вышедшего из клетки рукопожатием.

— Так, братья. С освобождением пока поздравлять не буду. Нам надо из этого подземелья еще выбраться. Пройдите туда. — Он указал рукой в сторону, откуда они с Николаем пришли. — Там на полу мы сложили теплую одежду и оружие черновиков, которых замочили по дороге сюда. Берите, одевайтесь, и пощекочем этим уродам нервы.

Без лишних слов узники направились за одеждой и оружием. Людоед светил фонарем в их сторону, давая им возможность лучше сориентироваться в темноте и быстрее одеться.

— Илья, один из них тебя мессией назвал, — тихо произнес Николай, подойдя к товарищу.

— Вот тебе раз, — хмыкнул Крест. — Только в наше чудное лихое время такого монстра, как я, могут за полубога принять.

— Ты их околдовал, что ли? Гипнозом прошелся?

— Зачем именно так? Иногда достаточно силой разума взывать к разуму. Тоже, бывает, помогает. Правда, надолго ли?

— Так мы теперь все черновое отродье вырежем, Илья.

— Остынь, блаженный. До сих пор для нас была легкая прогулка по этому метро по той простой причине, что мы шли через малообитаемые помещения с той стороны, откуда враг прийти, по их мнению, не мог. Дальше будет очень трудно. И нам тут геноцид устраивать времени нет. Нам нужны БАТы. Нам надо к самолету. Нам нужен ХАРП. Помнишь?

— Конечно. — Николай вздохнул. — Может, стоит убедить их в том, что ты мессия?

— А зачем, Коля? — Крест усмехнулся. — Да и какой из меня мессия? Я же не умею превращать воду в вино. — Затем он тихо засмеялся, потирая пальцем кончик носа. — Хотя, с другой стороны, всякое дерьмо в напалм превратить могу запросто. Может, и мессия, сообразный нынешнему времени.

— Богохульник ты, — пошутил Васнецов.

— Ну, думаю, за это Бог простит. А вот за многое другое… А вообще, у меня есть стойкое чувство, что мессия — это ты, если серьезно.

— Я? — Николай удивился. — Это почему?

— Да потому что Бог тебя на руках носит. Вытаскивает тебя или моими, или Варяга руками, а то и сам. Значит, ты ему нужен.

— На кой?

— Ну, брат, пути господни неисповедимы, — улыбнулся Крест.

— Да какой из меня мессия? У меня же дури в голове всякой…

Людоед уставился на Васнецова и произнес:

— Брат. У тебя дури в голове, как дерьма на свиноферме. Но уже одно то, что ты это стал осознавать, дает призрачную надежду на то, что из тебя выйдет толк.

Николай задумался над словами товарища, вспоминая весь пройденный путь и те ситуации, в которые он попадал. Только сейчас он отчетливо стал осознавать, что во множестве случаев он оставался невредим благодаря чудесному вмешательству. Хотя это, может быть, лишь кажется после убедительных слов Ильи.

— Может, ты и прав. Может, и мессия, — вздохнул Николай, глядя на возвращающихся уже с оружием и теплой одеждой узников. — Только вот про дерьмо на свиноферме, это ты слишком…

— Слишком мягко, — кивнул Людоед.

На хорошо освещенном перроне станции «Площадь 1905 года» царило оживление. Старые эскалаторы давно обили досками, поскольку они уже не могли выдерживать движения людей. Теперь по скрипучим деревянным ступенькам торопливо спускались исхудалые, бледные рабы с характерными клеймами на лбу: РАБ. Невольники тащили из приехавших после ночного рейда бронемашин трофеи и тела убитых врагов чернового движения, которые могли сгодиться в пищу тем, кто не брезговал человечиной, и для других нужд. За спинами рабов свистели сплетенные из человеческой кожи хлысты свирепых погонщиков.

— Живее, свиньи! Живее! На корм собакам пустим! — орали рабовладельцы.

На перроне столпилась бодрствующая ночью смена охраны станции. Им было любопытно, какие вести принесли вернувшиеся из рейда боевики.

Сверху на ступеньках эскалатора показался здоровенный черновик с окладистой седой бородой, которую стало видно, когда он стянул с мясистого лица респиратор. Вид у него был усталый. Он неторопливо спускался, замыкая процессию рабов и погонщиков, нарочито небрежно помахивая американским автоматом М-4.

Сама станция была отделена от остальных подземных помещений двумя стенами. За одной был питомник, где держали свиней и кроликов. Дальше были тюрьма и складские помещения с лабораторией. За другой стеной был личный вагон Якова Чернова, превращенный в бронированный дом. Жилища элитных черновиков, их семей и каморки их рабов. Оранжереи, где выращивали то, что могло вырасти в условиях подземелья.

Яков Чернов, тридцативосьмилетний главарь местной общины черновиков, с угловатым худым лицом, впалыми темными глазницами и тонкими черными усиками над вздернутой губой, вышел из своего логова в сопровождении четверых охранников. Увидев одного из лучших своих полководцев, он снял рукавицы и заткнул их за портупею.

— Вепрь, золотце, вернулся, — развел он руками и зевнул, приветствуя здоровяка с американским автоматом.

Вепрь подошел к нему и позволил себя по-отечески обнять главарю, который был гораздо моложе его самого.

— Привет, босс, — устало, но громко выдохнул он низким хриплым басом.

— Ну, рассказывай. Что там?

— Весь город на ушах стоит. Много отребья мы побили. Счету нет. Даже все трупы собрать не смогли. Несколько убежищ полностью выжгли. Но улов хороший. Правда, я видел там, в городе, кое-что.

— Что именно? — Чернов посмотрел на него сонными глазами.

— Следы. Следы особого вездехода. Яша, в городе рейдеры.

Чернов задумался, потом мотнул головой и нервно усмехнулся.

— Херня все это. Нет никаких рейдеров. Неужто ты в эти байки веришь?

— Но что это за следы? В легендах об этих монстрах именно такие следы и описываются.

— Ну, мало ли что. — Чернов пожал плечами. — Танк какой-нибудь. Вездеход.

— Я же знаю, какие у чего следы. Нет. Это другое. Очень широкие гусеницы.

— А помнишь, у красноперых когда-то был вездеход. «Витязь», или как он там назывался. Ну, мы их еще на фугасе подорвали. Помнишь? Там тоже широкие гусеницы.

— Ну, хрен его знает, — махнул рукой Вепрь. — Но мне это все равно не нравится.

— Да будет тебе. А потери у нас есть?

— Как же без потерь. — Вепрь невесело усмехнулся. — Двенадцать парней наших убито. Еще патруль Свирепого пропал. Но я думаю, что они живы. Застряли, может, где на окраине. У нас подбили один броневик. Но так. Мелочь. Ступицу с колесом выбило. Починить можно. Но мы его на месте бросили. Я там оставил отряд на охранении. Это недалеко. У драмтеатра. Думаю сейчас взять БАТ, заправить свои коробочки и махнуть за машиной. Заодно Свирепого поищем. Ты не против?