Со дня, когда в тучах появился первый просвет, открывший взору синее небо, прошло почти полгода. Это были очень непростые полгода. Очень быстро стал таять снег, и начались проливные дожди. За считаные дни были затоплены обжитые подвалы города. Весь привычный уклад жизни был снова разрушен, как и двадцать лет назад ядерной войной. Но в этот раз очнувшейся природой. Ока вышла из берегов. Это было беспорядочное бегство людей из подвалов на верхние этажи еще стоявших зданий Надеждинска. Тогда еще держались холода, а здания долгие годы были не приспособлены для сохранения тепла и согревания людей. И люди гибли. Потом стало тепло. Но не стало легче. Начались эпидемии. И люди гибли…

Казалось, что природа, очнувшись, была неприятно удивлена тем, что люди еще живы. Казалось, что в планах природы и самой жизни людей уже нет. И беды обрушились на людей с невероятной силой. Наводнения, болезни, ураганы… Даже когда снега и лед растаяли, стало труднее с питьевой водой. Раньше ее добывали из снега, который был повсюду. Но теперь в тепле плодились болезнетворные бактерии. Пару месяцев назад уровень воды вокруг стал резко падать. Казалось, что станет легче. Нет. Снова не стало легче. Если до этого можно было передвигаться на лодках, то теперь всюду были топи и болота. Лишь редкие участки были проходимы для человека. Но по болотам могли передвигаться эти твари. Новые люпусы, что пришли с севера. Их широкие лапы, с помощью которых они раньше с легкостью передвигались по снегу, позволяли им проходить и топи. Эти звери отличались от старых видоизмененных волков-одиночек. Эти были стайные. Они обладали жутким свойством сводить с ума. Зомбировать. Пока еще Надеждинск окружала вода, было легко справляться с их натиском. Они не плавали. Ядерная зима, в которой они родились, не знала водоемов, в которых они могли плавать. Но рано или поздно могли сработать инстинкт и умение их предков, обычных волков. Или рано или поздно воды сойдут. Ведь уровень воды падал. После того как три группы искателей погибли, больше не было даже той тонкой связи с окружающим миром. Надеждинск жил в осаде, в которой уже не было никакой надежды. Резкое изменение климата и отступление ядерной зимы принесли множество смертей в город. Не холод. Не снежные черви, которые вымерли из-за резко изменившихся условий. Не землетрясения, которые прекратились с приходом весны. Сама весна и пробуждение жизни несли людям смерть. Даже большая община язычников, что пришла в Надеждинск, ища спасения от перемен, не могла пополнить те потери, которые понес город.

Генерал понимал, что они обречены. Но он не хотел думать о поражении. Если им осталась неделя, то прожить ее надо в борьбе. И смерть в борьбе и с оружием в руках никакое не поражение. Он смотрел на окружающий топкий лес и одну из немногих троп, по которой новые люпусы могли подойти вплотную к городу, и думал не о том, что смерть неизбежна. Он думал о том, что надо искать выход. То, что случилось вчера, навело его на мысль о том, что этот выход может быть. Вчера вернулась группа охотников, которых уже три дня считали погибшей. Никто не мог долго находиться в лесу. Но они вернулись без потерь. И это люди, которые заблудились и оказались в ловушке и были окружены стаей новых люпусов. Как такое могло быть? Эти звери не оставляли жертвам никаких шансов…

— Ну что ты молчишь, Малашенко? — проворчал Басов, не отрываясь от бинокля.

— А сколько можно рассказывать? — вздохнул молодой командир охотников, убирая со лба прядь соломенных волос. — Все равно никто нам не верит. И вся община смеется над нашей историей.

— Я не вижу ничего смешного. И я стараюсь понять, как вы спаслись. И почему, черт возьми, вы не взяли с собой компас?

— Ты же знаешь, что компасам до сих пор многие не доверяют. Уж за столько лет привыкли, что…

— Я знаю про других. Но ты командир группы. Это была твоя обязанность.

— Я забыл, генерал. — Малашенко повесил голову.

— Ладно. Про твою забывчивость в таком важном деле мы после поговорим. Кто спугнул этих тварей, ведь они ни черта не боятся?

— Ну… Они обложили нас. Все. Плотным кольцом. И нас уже плющить начало. Они воют по-своему. Мозги уже накрывает. Мы из последних сил разума сообразили сбиться в кучу и гранаты приготовили, чтобы себя взорвать и им не достаться. В глазах плывет. И тут такой звук… Ну, как сирена воздушная. Рев такой жуткий. И мы понимаем, что это живое существо. И вроде резко отпускать начало. Все поднять голову боятся. Этого рева боятся. А я поднял голову и посмотрел. И смотрю, драпают люпусы. Никогда такого не видел. Уши прижали. Хвосты поджали и тикают кто куда. Я ошалел просто. И вижу, утес на берегу реки. А на самом краю утеса, прям как памятник, огромный зверь. Гигантский люпус стоит. И… и на нем… — Малашенко замолчал.

— Ну. Ну же. — Басов нахмурил единственный глаз.

— Дьявол верхом на люпусе. В черной накидке, с капюшоном на голове. И пулемет в руках держит. Ну просто дьявольски все это выглядит.

— Дьявол с пулеметом верхом на гигантском люпусе, — хмыкнул стоявший в стороне Эмиль Казанов, который тоже наблюдал в бинокль. — А пулемет какой?

— Слушайте, ну вот на кой черт мне все это рассказывать, если мне не верит никто? Вот и Эмиль стебется! — взорвался Малашенко.

— Тише! — повысил голос Басов. — Ты уверен в том, что ты рассказываешь?

— Я говорю то, что видел.

— Видел или привиделось? Это ведь разные вещи.

— Да откуда мне знать? Но факт в том, что эта хрень спасла нас. Вольно или невольно, но спасла. И вообще, если всякую чертовщину отбросить, то думается мне, что это баба была.

— Какая баба?

— Верхом на люпусе. Баба это.

— Почему так считаешь?

— Да по комплекции сужу. Конечно, из-за плаща трудно судить. Но из-под капюшона волосы золотистые свисали. Да и… люпус тот большой, конечно. Но не лошадь ведь. С мужиком на хребте трудно ему пришлось бы.

— Может, все-таки галлюцинация была? — продолжал Басов.

— А твари отчего тогда разбежались?

— Блин. Кажется, теперь и у меня галлюцинация, — подал голос Эмиль.

— Что такое? — Басов повернулся в его сторону.

— Либо в кустах люпус мне мозги полощет, либо я вижу Эрнеста Гевару.

— Кого? — поморщился генерал.

— Че Гевару.

— Где?!

— Вон. Туда смотри. Правее чуть… Басов снова прильнул к своему биноклю.

— Ага. Вижу. Человек идет. Невероятно. Он же оттуда, где все кишит люпусами. Может, зомби? Далековато, как ты его разглядел вообще?

— У меня же два глаза, — усмехнулся Казанов.

— Очень смешно, твою мать, — резко ответил Басов. — Гляди-ка. Остановился. Рукой нам машет?!

— Он же не может нас видеть, — пробормотал Эмиль. Он действительно помахал рукой и продолжил свой путь к Надеждинску. Усталый, прихрамывающий, но с решительной улыбкой. Хромовые ботинки с высоким берцем целеустремленно подминали свежую траву, а деревянный посох давал ему уверенность в твердости грунта впереди и помогал справиться с хромотой. Он в черном мундире и при оружии. Кобура и меч на портупее. Автомат на плече. Из-под черного берета свисают давно не стриженные черные волосы, с сединой на висках и в челке. Лицо соскучилось по бритве. Он шел вперед. Только еще один раз остановился у развесистого клена уже недалеко от скрытого зарослями полуразрушенного дома, где стояли посты ополчения и ждал сам генерал Басов. Стал разглядывать низко свисающие листья.

— Что он там увидел? — спросил генерал.

— Он, кажется, гусеницу разглядывает, — ответил Эмиль, наблюдая в бинокль.

— Гусеницу? Зачем?

— Не знаю. На ботаника непохож вроде.

— Ботаники растения изучают. А гусениц — энтомологи, — поправил Малашенко.

— Не умничай, капитан.

— Товарищ генерал, — послышался голос стрелка передового поста, что был у дальнего окна. — Что делать с ним? Он вооружен.

— Ничего пока. Оружие висит стволом вниз. Сейчас побеседуем. Но на мушке его держите.

Человек в черном улыбнулся греющемуся на кленовом листе тутовому шелкопряду и пошел дальше. Он приблизился наконец к дому и, подняв голову, козырнул генералу.