И все же мне не удалось одурачить беса. Одно дело — понять, что он хлопнул крыльями и улетел, и совсем другое — самому уйти прежде, чем он с тобой завяжет. Этот конкретный бес последовал за мной в Лондон и мучил меня целых три года, пока ему не надоело. Я страдал по Мэнди. Я рыдал. Я пытался разрушить свою жизнь выпивкой, наркотиками и беспутством. Но все эти три года я просыпался и засыпал, думая о Мэнди, — кто бы ни был рядом со мной и какая бы отрава ни циркулировала в моей крови.
Я терзался тысячу ночей. Мой бес гарцевал на мне и жег меня пламенем. Старый Лондон — отличное место для того, чтобы сгореть. Там всегда найдется зажигательная компания.
Когда бес наконец отстал от меня, я поклялся, что больше никогда не подпущу его. Чтобы держать его на расстоянии, я разработал нечто вроде ментальной йоги. Систему дисциплинированного мышления и бдительности. И она не подвела! Правда, обнаружился у нее и побочный эффект: я узрел изнанку мира, увидел бесовские силы во всей их красе; мне открылось, что они вездесущи и, как луна на приливы, влияют на каждую человеческую жизнь в столице и ее окрестностях.
Оказалось, что на наших шеях сидят тысячи бесов всех видов и мастей. Тьма-тьмущая демонов, злокозненных и добронравных, роящихся и одиночек; одни из них в восторге от нас, другим на нас наплевать. И никто их не видит, за исключением посвященных.
Правда о бесах потрясает тех, для кого они невидимы. Но если вы однажды заметили их, то это уже навсегда. Мысль о том, что они вечно где-то рядом, со временем могла бы стать привычной и обыденной, если бы не постоянная дисциплина, необходимая, чтобы удержать их от атаки.
Я был настороже каждый день и каждый час.
Когда я встретил Фэй, она мне очень понравилась — и я был уверен, что не полюблю ее. Никаких тебе криков и драк, кусания и царапанья, плача и стенаний. Я видел, что она может стать верной подругой и, если Бог даст нам детей, хорошей матерью. Но ни с ней, ни со мной тому бесу ничего не светило.
Бесы хитроумны. Они входят в нашу жизнь как бы ненароком и остаются в ней до тех пор, пока мы их устраиваем, пока кормим их своими эмоциями. Это может длиться лишь несколько секунд, а может тянуться годами. Знающие люди могут поведать немало удивительного о том, как вмешательство бесов оборачивалось во благо или во зло. Я как-то встречал человека, утверждавшего, будто Христа вдохновлял именно демон, который вселился в Него в юности и покинул на кресте. Такие истории не повторяются.
Но с того дня, когда я увидел, как бес вселился в Дика Феллоуза, чтобы заключить со мной сделку на сумрачном чердаке Фрайарзфилд-Лоджа, мир для меня навсегда изменился. Посвященных очень мало. Тех, с кем можно поговорить об этом, единицы. Конечно, был Фрейзер. И еще пара специалистов, которых мне удалось найти за долгие годы поисков. Большинство же оказывалось если не шарлатанами, то какими-нибудь эксцентричными чудиками, а то и вовсе помешанными. Бывало и так, что я натыкался на осведомленных людей совершенно случайно. Отличный пример — старый служака Шеймас (хотя навряд ли он старше меня). Правда, он не понимал, что видел, и безжалостные бесы ели его поедом. Я мог бы ему помочь. Я обязан был это сделать.
А теперь вот Ясмин; она вся увешана бесами, но не подозревает об этом. Они снуют вокруг нее, влетая и вылетая, точно стая темных птиц в кроне дерева.
Чего я в жизни не ожидал и не хотел, так это новой встречи с Фрейзером. Всегда считал его главным виновником своих страданий по Мэнди. Да, я сам написал тот поддельный манускрипт, благодаря которому был вызван бес, но ведь первый ритуал провел именно Фрейзер, и это он развесил снимки Мэнди и четырех других девушек вокруг козлиной головы.
Молодые люди помешаны на том, чтобы казаться невозмутимыми, и не зря же во все времена так часто звучит совет — если любишь кого-то, не души его в объятиях. Я неистово любил Мэнди, но так и не сказал ей об этом. Ближе всего к серьезному объяснению мы были в ту пьяную ночь среди туманных долин Йоркшира. Но я проиграл. А в итоге принес себя в жертву, чтобы защитить ее. Разве это не говорит о любви, истинной любви?
Что ж, мне все-таки пришлось повидаться с Фрейзером, хоть и спустя пятнадцать с лишним лет. Я сидел в кафе в Илинге — это одно из мест, где тусуются ревностные любители коричневого риса и прочей нетрадиционной медицины, так что бесы туда даже не заглядывают. Его имя попалось мне на глаза внезапно — на доске объявлений, между уведомлением для квартиросъемщиков и афишей собрания анархистов. Некий Фрейзер участвовал в серии семинаров, организованной каким-то там «Кармическим озарением». Его семинар назывался «Как увидеть духов». От неожиданности я чуть не упал.
Это мог быть только он. Таких совпадений не бывает. Я посмотрел, кто еще там участвует, кроме него. До Фрейзера шел «Холистический пульсационный массаж (средний уровень)», а после — нечто с подозрительным названием «Лечение ушными свечами». Все это происходило по субботам после обеда в местном образовательном центре для взрослых. Я оглядел кафе. Посетители сидели, глядя в свои миски с тофу, так что я незаметно сорвал этот листок и засунул его в карман.
Все оставшиеся до субботы дни я не находил себе места. То собирался встретиться с Фрейзером, то передумывал. Точно иду; ни за что не пойду. Не то чтобы я боялся его самого — меня пугало то, что стояло за ним. К тому времени я уже женился на Фэй и у нас было трое маленьких детей. Я работал в молодежной организации, жил спокойно и размеренно. И тут на тебе: он заявляется сюда, мутит воду и отравляет колодцы.
Наступила суббота. Меня аж трясло. Но в конце концов я решился пойти.
Я специально опоздал к началу. В его классе было человек восемнадцать; слушатели сидели в три ряда на пластиковых стульях. Фрейзер светящимся маркером записывал что-то в большой перекидной блокнот, висящий на доске. Пока он стоял ко мне спиной, я пробрался внутрь и сел позади всех. Я надеялся, что он меня не заметит.
Так оно и было, но лишь несколько минут, пока Фрейзер был поглощен своей речью. Как лектор он был примечателен тем, что глубокомысленно пощипывал и оглаживал подбородок, всячески избегая зрительного контакта с аудиторией. Нарядился он в черную шелковую рубаху и черные брюки на ремне с пиратской серебряной бляхой. С тех пор как я видел его в последний раз, он изрядно располнел. На пальцах его больших бледных рук поблескивали серебряные кольца с яркими камешками, и он поигрывал этими кольцами всякий раз, когда отнимал пятерню от выпяченной челюсти. Еще одно колечко было продето сквозь левую бровь. Я обратил внимание на то, что он слегка заикается. Не человек, а комок нервов.
Я не ожидал, что он меня узнает. Во-первых, я отпустил аккуратную бородку и усики (сейчас над ними принято вовсю потешаться, но тогда они были в моде). Более того, на голову я натянул вязаную шапочку, а для верности надел темные очки.
И все же, как я ни маскировался, Фрейзер меня вычислил. Он увлеченно расписывал некий эзотерический процесс ментальной подготовки, как вдруг взглянул прямо на меня и остолбенел. Замер, выпучив глаза. Пауза так затянулась, что некоторые из его студентов начали покашливать и ерзать на стульях.
Несомненно, он был докой в преподавании, потому что умудрился возобновить занятие, продолжив с того же места, где остановился. Следующий час Фрейзер нес вздор, отлично понимая, что я сижу здесь и знаю, что это вздор; и все же, верный своему учению, он не изменил ни одному из его недостатков.
Не знаю, с какой стати это называется семинаром. Обычная лекция, а в конце пятнадцать минут на вопросы и ответы. Дама, у которой из прически торчали палочки для еды, спросила, не думает ли Фрейзер, что нужно обратиться за помощью к спиритуалистской церкви; пылкий юноша с плохой кожей задал вопрос о каббалистическом древе жизни, но продолжал вещать, пока сам себе не ответил; ну и так далее.
Все закончилось, но двое или трое, включая даму с палочками для еды, задержались, чтобы расспросить Фрейзера еще о чем-то. Я отошел к двери и стал ждать, когда они очистят помещение. Наконец все ушли, а Фрейзер принялся собирать свои бумаги; на меня он даже не взглянул. Я, скрестив руки, терпеливо ждал возле двери.
