Проснувшись и приняв душ, сажусь к окну в ожидании очередной пересменки. Охранники — двое спят, двое гуляют, двое дежурят — меняются уже по второму кругу. Может, я хоть теперь услышу что-нибудь новое!

На кухне появляется Мия, в цветастом халате поверх ночной рубашки. Впервые с момента выздоровления она пришла вниз в таком виде, и меня это настораживает.

— Привет! Ты сегодня ранняя пташка, завтрака ещё нет, — говорю я, пытаясь понять её настроение.

Она не отвечает. Наливает себе большую кружку молока, устраивается за столом и только тогда поднимает глаза на меня. Такого ошеломлённого взгляда я у неё ни разу ещё не видел!

— Ты… встречалась с мамой, да, Мия? И выяснила, от кого она тебя родила?

Чуть заметное движение головы можно истолковать как угодно. Отпивает из кружки, молчит ещё немного, проводит ладонью по лицу, как будто для того, чтобы стереть с него изумлённое выражение, и начинает рассказывать.

— Мама и… мистер Паркер… Они так хотели ребёнка! А у них не выходило. Они пять лет обследовались, были у самых известных в мире врачей. В конце концов, врачи постановили: у мистера Паркера детей не будет никогда. Это был удар для них обоих. Потом мистер Паркер признался маме, что Уильям Рейнс… Странноватый парень, оказывавший ей знаки внимания, пока она не вышла замуж… Мистер Паркер признался, что Рейнс — его родной брат, который готов быть донором для его жены. Мама согласилась, ни секунды не сомневаясь! Она очень любила мужа и понимала, что только так может подарить ему наследника.

Я киваю:

— Да, Мия. Так всё и было, мы с тобой это знали.

— Но мы не знали, как счастлива была мама, когда забеременела. Как они оба были счастливы! Когда стало ясно, что оплодотворение прошло успешно… Мистер Паркер носил её на руках. В буквальном смысле слова. Мечтал, как изменится их жизнь с ребёнком… Эта неделя была самой счастливой неделей их брака!

— Неделя?

— Да. Через неделю она случайно услышала разговор мистера Рейнса со старым Паркером, будущим дедом. О ребёнке они говорили, как о породистом псе. Она ещё ничего не знала о проекте Genomius и потому не всё поняла. Но то, что её дитя будет «материалом для дальнейшей работы», уловила. Как и то, что ему придётся стать одним из родителей Дабл-Паркера. Хорошо бы, у Кэтрин родилась девочка, сказал мистер Рейнс, потому что мальчик «уже получен».

— Неужели после этого она сделала аборт? — не могу поверить я.

— Нет, конечно, — дрогнувшим голосом отвечает Мия. — Мама бы не смогла. Но в тот же день у неё случился выкидыш. От потрясения, видимо. Мистеру Паркеру она ничего не рассказала. Ни о разговоре, ни о том, что потеряла ребёнка. Сначала — просто не решилась. Она ведь уже была уверена, что больше не согласится вынашивать «материал» для мистера Рейнса. В курсе ли муж, каковы намерения его брата, она не знала — хотела выяснить, в курсе ли, а потом уже затевать разговор. Словом, в первые дни она молчала, потому что не могла подобрать нужных слов. А дальше ей пришло в голову, что можно родить от другого донора! Раз и навсегда обрубить возможность запланированного инцеста. И если поторопиться, обман раскроется не сразу или не раскроется вовсе.

— Шансов, что у неё получится, практически не было…

— Но у неё получилось! Никто не следил за ней, она не давала ни малейшего повода для недоверия. Никто не проверял каждый день, в порядке ли её беременность и соответствует ли сроку. Нынешней техники тогда не было. Здоровый молодой организм восстановился моментально. В мамином распоряжении был весь генетический банк Центра, а там кого только нет! Мама выбрала подходящего донора, подкупила или уговорила кого-то из персонала клиники… И на восьмом месяце родила близнецов. Недоношенных, разумеется, но это никого не удивило. Двойни часто опаздывают в развитии. Брат умер, я выжила… девочки более живучие. Она была готова к тому, что муж не простит её, узнав правду. Но ей и здесь повезло. Обман раскрылся только теперь.

— Ясно.

Я тоже молчу, переваривая услышанное, а потом задаю вопрос, которого Мия наверняка ждёт с самого начала.

— И кого же Кэтрин сделала донором?

— Здорового белого мужчину. С такой же группой крови, как у мистера Рейнса. Того, кого она знала как умного и достойного человека. И кого невозможно было заподозрить в том, что он тоже Паркер.

— Ну же, не тяни!

— Джарод, мой настоящий отец — Сидни.

— Вот это да! — говорю я, когда обретаю дар речи. — Ему Кэтрин, конечно, не сообщила?

— Не сообщила, — пожимает плечами Мия. — Но ты же знаешь Сида. Ему известно многое… о чём ему не сообщали.

«Мальчик мой, сделай что-нибудь, — вдруг вспоминаю я голос Сидни в телефонной трубке. — Она мне как дочь. Я не могу смотреть, как она гибнет!»

Тут наш разговор прерывается самым что ни на есть чудесным образом. В динамиках радиолы, очень громко, словно источник звука находится прямо под окном, раздаётся:

— Янсон, твоя кислая рожа меня достала!

— Не твоё дело, Барри, — бурчит тот, кого назвали Янсоном. — Отвали.

— Было бы не моё, если бы не нужно было пялиться на неё ещё пять дней!

Долго же я ждал вас, парни!

— Постой-ка, моя хорошая, — извиняясь, я накрываю Миины руки своими руками. — Давай немного их послушаем!

Как ни растеряна сейчас Мия, как ни занята собственными мыслями, она вскидывается и вместе со мной превращается в слух. И вскоре мы понимаем, что нам наконец-то улыбнулась удача.

Сидни, конечно, не мистер Рейнс. Я даже рада, что моим настоящим отцом оказался именно он! Но всё равно я гораздо лучше теперь понимаю Джарода. Не зря он помалкивает о своём открывшемся происхождении — похоже, старается вовсе о нём не вспоминать. Мой мир снова перевернулся. К этому ещё нужно привыкнуть! К мысли о том, что половина генов мне досталась от человека, которого я всегда считала чужим… хоть и дружила с ним с самого детства.

А ведь я, скорее всего, никогда больше его не увижу! Чем бы ни закончилось наше заключение, моя дорога больше не пересечётся с дорогой Сидни. Я не смогу обнять его как своего отца. И не спрошу, в самом ли деле он знал, что я его дочь.

Хорошо, что сейчас мне есть, чем занять голову! О Сиде я буду думать потом. Когда мы отсюда выберемся.

Если выберемся.

Восемь часов подряд мы слушали разговоры наших охранников. Вернее, слушал, в основном, Джарод. Я время от времени его подменяла — нельзя было пропустить ни единого слова. Янсон, разозливший напарника своим удручённым видом, не слишком много болтал. Но Джарод так легко догадывался о недосказанном, словно сам притворился нашим «слабым звеном». Может, и правда, притворился?

Оказалось, у Янсона есть подруга. Ещё не жена, подчеркнул Джарод, иначе ему не дали бы эту работу. У подруги — маленькая дочь Молли. «Девчонка тебе никто! — негодовал напарник. — Плюнь и разотри, пусть они сами решают свои проблемы!» Янсон лишь выругался в ответ. Год назад они втроём попали в аварию, сильнее всех пострадала Молли. Началась бесконечная череда операций. Часть из них покрыла страховка. «Косметическую хирургию» страховая компания оплачивать отказалась. Стоимость оставшегося лечения, без которого девочка навсегда останется обезображенной, выражается семизначным числом. Янсон рассчитывал скопить нужную сумму за несколько лет, но неделю назад узнал: времени у него больше нет, изменения становятся необратимыми.

— Как раз то, что нужно, — сказал Джарод, когда разговоры закончились. — Смотри, Мия. Во-первых, Янсону отчаянно нужны деньги. Большие деньги, и немедленно!

— Ты собираешься пообещать ему…

— Не только пообещать, но и заплатить. Я найду столько денег, сколько он захочет. Но сначала ему придётся поверить мне на слово. Во-вторых, он не совсем пропащий: готов в лепёшку расшибиться ради ребёнка, причём ребёнка чужого! А в-третьих… не знаю, заметила ты или нет…

— Что?

— Мия, он любопытный! Должно быть, не очень давно работает тюремщиком. Парню до смерти охота узнать, что за людей ему поручено стеречь. Слышала, как он пытался выведать что-нибудь у Барри — вдруг тому известно о нас больше? Зол на весь мир, погряз в своих заботах, а любопытства не растерял, молодец. Значит, почти наверняка нарушит инструкцию, запрещающую ему вступать с нами в контакт… если мы создадим ему условия.