— Ну и выкинула тогда ты номер, Женька, — давясь от смеха, проговорил он, — впрочем, от кого, от кого, а от тебя всегда можно было ожидать. Яков Прокофьевич потом через недельку как-то встретил меня и говорит: «Слушай, Жора, ты, кажется, там у них комсорг. Неужели ты не можешь Женьку привести к общему знаменателю? У нас с матерью ровным счетом ничего не получается. Вся индивидуальная работа насмарку идет».
— А ты? — звонко спросила Светлова. Ее спутник покачал головой, вздохнул:
— Сдался, Женька. Раз, говорю, парторг завода ничего не может с собственной дочерью поделать, куда же тут комсомолу вмешиваться. Комсомол всего-навсего резерв партии.
— Подожди, Жора, — встрепенулась внезапно Светлова и взяла его под руку, — кажется, тебе предстоит интересное знакомство.
Зоркие Женины глаза уже разглядели смирно стоявшего в стороне Рогова. Она ускорила шаги и за руку подвела к нему своего собеседника.
— Леня! — воскликнула она. — Вы уже добрались? Вот здорово. Оказывается, гражданская авиация точна в своих рейсах. Здравствуйте, Леня. И познакомьтесь сразу. Это мой большой друг, а в прошлом и одноклассник, капитан Жора Каменев.
Леня протянул мягкую ладонь:
— Журналист Рогов.
— А я встречал ваши статьи, — звонким чистым голосом сказал капитан. — Мне нравится, как вы пишете.
— Приятно слышать, — со скрытой усмешкой произнес Леня и стал холодно рассматривать Жениного спутника. — Очень приятно даже в этой чертовой степи находить своих читателей. Как вы полагаете, Женечка, а?
Светлова промолчала, а Каменев удивленно пожал плечами:
— Почему вы считаете эту степь чертовой?
— Жарища, безлюдье, — с деланным равнодушием пояснил Леня.
— А я с ней попросту свыкся, — возразил капитан, — и мне нравится. Во-первых, безлюдье здесь не ощущаешь. Степь все-таки населена. А Степновск даже очень веселый городок. Что же касается жары, она не настолько изнурительна, как сначала кажется. И потом, обратите внимание — какие чудесные прохладные ночи! А вы, простите за нескромность, будете о парашютной подготовке что-нибудь писать?
— Конечно будет, — ответила за него Женя, и в ее торопливом голосе он уловил какую-то фальшивинку, сразу поняв, что девушка хочет их как можно скорее сблизить. — Вы будьте с ним поучтивее, Леня. У него вам не однажды придется брать интервью. Жора — наш царь и повелитель на все время, которое мы должны провести под этим знойным небом. Он руководитель нашей парашютной подготовки.
Капитан взмолился:
— Женька, да перестань ты меня рекламировать!
— Постойте, постойте! — перебил Рогов. — Назовите еще раз свою фамилию.
— Каменев. А что?
— Каменев? — Черные глаза Рогова расширились от удивления. — Уж не вы ли автор знаменитого прыжка с тридцати тысяч метров?
— Да, вроде бы… — неловко помялся капитан и сделал у пояса такое движение, будто хотел потуже затянуть несуществующий ремень. — Только почему же автор? Ну исполнитель — дело другое.
— Вам не нравится слово «автор»? — в свою очередь удивился Леня.
Каменев хмыкнул:
— А не люблю я эту модернизацию русского языка. Только и слышишь по радио, по телевидению, да и в газетах: автор гола, автор шайбы, автор заплыва, забега… какая чушь! Автор — это святое слово. Это Рафаэль, Куинджи, Чайковский, Лобачевский, Гоголь. А у нас сопливого мальчишку, который прорвется к чужим футбольным воротам и коленкой затолкнет мяч, важно именуют автором… Вздор!
— Однако вы интересно рассуждаете, — усмехнулся Леня.
Они оценивающе разглядывали друг друга. Один видел располневшего человека с залысинами и жидким зачесом; у него насмешливо вздрагивающие губы и умный пронизывающий взгляд. Другой же — спадающие на загорелый лоб густые каштановые волосы, продолговатые смелые глаза под прямыми стрелками бровей, прямой четкий нос и совсем-совсем по-мальчишески припухлые губы; открытый ворот армейской форменки обнажал крепкую грудь и сильные ключицы.
— О! — воскликнул Рогов. — Если вы тот самый Каменев, я с завтрашнего дня ваш покорный слуга.
— Но почему же не с сегодняшнего? — вступила в их разговор Женя. — Сегодня чудесный вечер, и мы бы прекрасно могли провести его втроем.
— Благодарю за внимание, Женечка, — вздохнул театрально Рогов, — но я весь еще в дорожной пыли. Спешу на дикий берег Иртыша.
— Будьте осторожны: Иртыш быстротечен. Рогов выразительно посмотрел на Светлову.
— Разве вы забыли. Женя, что я умею немножко плавать? Притом я не Ермак и на мне нет тяжелого панциря. Да и царя такого не было, чтобы мог мне этот панцирь подарить. Сейчас все больше короли да принцы.
Женя вспомнила, как в прошлом году всем отрядом отдыхали космонавты на берегу Черного моря и Леня удивлял их — бесстрашно бросался в пятибалльные волны и далеко заплывал.
— Нет, не забыла, — сказала она потеплевшим голосом.
— Значит, я освобождаю вас от напрасного беспокойства, — удаляясь, засмеялся Леня, и было слышно, как зашуршала сухая земля под его ногами.
— Все-таки вы на обратном пути нас не обходите! — кинула она в темноту.
— Постараюсь, — донеслось уже снизу.
При блеклом свете Женя не могла увидеть, как нахмурился и помрачнел Каменев, но она это поняла по скованности, появившейся в его голосе.
— Кто он тебе? — спросил Георгий.
— Так… старый знакомый.
— Только ли? — голос Каменева дрогнул от иронии, а Светловой вдруг стало радостно — она сознавала в эти минуты свою власть над обоими и право этой властью распоряжаться. Беззаботно расхохоталась, и так громко, что капитан с удивлением попятился:
— Чего это ты?
— Просто так. Настроение хорошее пришло.
— А ко мне вот плохое, — сознался Каменев. — Ты ведь ждала его приезда, Женька? Правда? Только не лукавь.
— Ну, допустим, ждала, — двазня, подтвердила она.
— Выходит, я здесь лишний. Только свидание вам расстроил. Не хочу играть в третьего лишнего. Уйду.
Каменев повернулся спиной и сделал шаг, но Женя цепко схватила его за плечи обеими руками.
— Постой, Жора. Чего насупился? — спросила она с издевательским смешком. — Разве ты мне отказываешь в праве иметь друзей?
— Он тебе не друг, — мрачно возразил Каменев, — я видел, какими он на тебя глазами смотрел.
Светлова вздохнула:
— Пожалуй, ты прав. Идем, я тебе все расскажу. Она взяла его под руку, шла рядом, заглядывала в лицо. Профиль Жориного подбородка внушал представление о твердости характера, но обиженно оттопыренные губы это представление тотчас рушили. — Слушай, Жора, — скороговоркой продолжала Женя, — не будь маленьким. Ты обязан понять. Леня Рогов — мой старый знакомый. Это правда. И если хочешь знать, мне чисто по-женски или просто по-человечески очень жаль его. Талантливый парепь, брошенный ветреной стервой…
— Талантливых парней, брошенных ветреными стервами, много, — язвительно прервал ее Каменев и широким взмахом руки разлохматил свои волосы так, что они упали на самые глаза. — Не можешь же ты жалеть их всех!
— Всех не могу, — согласилась Женя, — а его жалею, потому что по-своему он мне дорог. Если на то пошло, он меня давно уже любит и дважды пытался объясниться.
— А ты?
Она доверчиво посмотрела на своего школьного друга. Речной ветерок колыхнул ее короткие волосы. Женя, прижимая их, положила на затылок ладонь.
— Тебе признаюсь. Я не могла ему сказать ни да, ни нет. По-моему, настоящая любовь — это то, что невозможно планировать. А он, чудак, думает, что меня от ответа удерживает лишь ожидание космического старта.
— Так ему и надо, — быстро выдохнул Каменев. — Неужели, Женька, ты сможешь полюбить этого самодовольного дельфина? Ведь сразу ясно — этакий самоуверенный тон и покровительственный взгляд: мол, люди, я вас изучаю и наблюдаю, терпите.
— Жорка, ты сейчас злой, — остановила его Светлова, — злой и несправедливый. Я запрещаю тебе так говорить о Рогове.
— Ладно, не буду, — мягко усмехнулся Каменев, — удивляюсь лишь, как ты, собирающаяся в космос, не наберешься мужества сказать ему «нет».