Адхара прислонилась спиной к стволу дерева, закрыла глаза и прислушалась к себе. Она такая же Сирен, как Ниал, а значит, Талисман власти каким-то образом является частью ее внутреннего существа, и к тому же она посвящена Шеврару. Значит, она должна почувствовать, где находится святилище.

Она напрягла все силы и наконец услышала слабый отзвук своего призыва. Запах букета остается в комнате и после того, как цветы увяли. Так же и в этом месте присутствовала магическая сила, которая уснула, но не исчезла полностью.

Адхара, по-прежнему с закрытыми глазами, пошла вперед, руководствуясь только этим смутным ощущением. Ей не пришлось долго идти.

Мысленно она видела это святилище таким, каким его почти за сто лет до нее увидела Ниал. Чудесный дворец, состоящий из чистой воды. Его фризами были водовороты, шпилями — струи, стенами — водопады. Это было воплощение великолепия и совершенства, точка жизни и надежды посреди плоской мертвой равнины. Но, когда девушка открыла глаза, она увидела перед собой только еще одно облако тумана и еще один участок болота. И все-таки она знала: она на месте.

Теперь ее ожидало испытание.

Адхара пошарила в своей сумке и дрожащими пальцами вынула из нее ампулу.

В этом сером тусклом свете жидкость в ампуле потеряла прозрачность и приобрела переливающийся блеск. Адхаре показалось, что она видит в ней красноватые, цвета крови, отблески. Девушке стало страшно.

«Я не должна бояться. Мериф доказал мне, что достоин доверия», — сказала она себе, чтобы набраться мужества.

Адхара открыла ампулу. Было так тихо, что хлопок вынутой пробки показался ей оглушительным. Она выпила жидкость одним глотком, без колебаний. Напиток оказался приторным: его сладость была почти невыносимой. Девушка выбросила ампулу и замерла неподвижно, ожидая, что будет.

Все осталось таким же, как было.

Она не почувствовала ничего необычного, и тело повиновалось ей, как всегда.

«Напиток не действует. Но это не так ужасно, как я ожидала».

Адхара не успела додумать эту мысль: в груди как будто что-то взорвалось, и боль вытеснила все из ее сознания. Адхара согнулась, ухватилась рукой за грудь там, где находится сердце, широко раскрыла рот, задыхаясь, и без сил упала на землю. Она почувствовала, как болото сжимает ее тело в своих липких ледяных объятиях. Но вырваться не смогла: ее тело больше ей не подчинялось.

«Это закончится. Закончится. И тогда я попаду в святилище», — думала Адхара.

Больше она ни о чем не могла думать. Но ее муки не кончались. Глядя в небо широко раскрытыми глазами, она чувствовала, как боль постепенно лишает ее сознания. Перед тем, как полностью впасть в беспамятство, она успела осознать, что падает вниз.

Последним рывком она повернула голову назад. Это конец, и она должна признать очевидное.

«Я умираю. Мериф меня обманул. Там нет никакого святилища».

Безграничная бешеная ярость наполнила ее грудь. Этот последний миг показался ей бесконечным. Потом серый туман почернел, и ничего не стало.

Амина смотрела на далекий горизонт, где виднелись Черные горы. Солнце заходило, и в его уже слабом свете их вершины казались бы черными колодцами, если бы не яркие вспышки на склонах: так сверкал черный кристалл, жилы которого залегали в этих горах. Амине казалось, что это зажигаются огни во множестве маленьких городов, прилепившихся к горам, хотя никто не жил на этих крутых склонах.

Она вспомнила, что у Ниал был меч из черного кристалла. Возможно, камень, из которого он был сделан, добыли как раз в этих горах: здесь есть рудники. Она не помнила, что сказано об этом в повести, но большая часть всего черного кристалла, который добывали во Всплывшем Мире, приходилась на эти шахты. И Амине самой захотелось иметь меч, который делал бы ее непобедимой. Ей бы понравилось быть героиней, спасать мир и чтобы по возвращении из боя ее ждала большая любовь. Но она уже давно не верила в сказки. Несмотря ни на что, она оставалась напуганной тринадцатилетней девочкой, которая поспешно научилась искусству убийц и шпионов.

Воин-тень, который никогда не сражался, принцесса без королевства.

Ее не ожидало сражение за судьбу Всплывшего Мира. Но то, что она собиралась скоро сделать, должно было поднять дух ее народа. Сейчас надежда была нужней, чем воины, а мужество важней, чем оружие.

«Бабушка назвала бы меня дурой и постаралась бы меня отговорить, — с грустной улыбкой подумала Амина. — Но, — сказала она себе, — иногда нужно быть сумасшедшей».

Она закуталась в плащ и опустила голову на колени. Баол недалеко от нее прислонился к дракону и старался не заснуть.

Амина заставила Баола рассказать, как тело ее бабушки качается при каждом порыве ветра. И не дала ему скрыть ни одной подробности, потому что хотела обезуметь от горя. Она заставила Баола рассказать, как теперь пусто в башне Салазара, о том, как окна города теперь похожи на тысячу пустых черных глазниц гигантского черепа. Каждый день их пути она представляла себе эту картину, вызывая в себе бешеную ярость, необходимую, чтобы дойти до конца. Но увидеть это своими глазами было совсем другое дело.

Она и Баол притаились на маленькой поляне среди леса. Здесь едва хватало места для взлета дракона, который доставил их в Салазар. Раненый Всадник Дракона, который пока не мог участвовать в боях, отдал им на время своего крылатого друга и убедил его выполнить это задание в одиночку, неся на спине двух посторонних людей. Но принцесса и пожилой воин не могли подлететь на драконе к самой крыше города. Их было бы слишком легко заметить, и часовые конечно же догнали бы их на своих вивернах. Поэтому им приходилось передвигаться с величайшей осторожностью. Надеяться, что их не схватит охрана, они могли лишь в одном случае: если оставят дракона в лесу, а дальше пойдут пешком в ночной темноте.

Отсюда, издали, тело Дубэ выглядело маленькой черной точкой на вершине башни. Она не могла разглядеть ни черты лица бабушки, ни очертания фигуры, но точно знала, как сейчас выглядит это лицо. В медленном покачивании этого тела, в протянутых в пустоту руках было что-то бесстыдное и кощунственное. Амина согнулась, ее стошнило на обочину дороги. Баол прибежал к ней на помощь и ласково шепнул:

— Мы можем уйти, как только ты захочешь.

Амина рывком повернулась к нему:

— Нет. Теперь, когда я видела это, я не уйду!

Она схватила флягу, поднесла ее ко рту, выпила воды и ополоснула себе рот.

— План остается прежний: ждем ночи, а потом начинаем действовать, — решила она.

Баол вздохнул. Амина вонзила в него гордый и холодный взгляд.

— Пусть будет по-твоему, — согласился он.

Закат окрасил равнину в красный цвет — цвет крови и смерти. Амина и Баол молча смотрели на то, как солнце погружается в море травы. Может быть, это последний закат в их жизни. У Амины по спине пробежал холодок. Она не могла избавиться от той острой и почти приятной тревоги, которая охватывает бойцов в последние минуты перед боем и заставляет все вокруг казаться более реальным. Остатки вяленого мяса, съеденные в молчании. Обряд подготовки оружия к бою. И наконец, ожидание заката, ночи, может быть, смерти. Перед смертельной схваткой все приобрело странный смысл.

Она спросила себя, ощущала ли то же самое ее бабушка. Может быть, несмотря на то что Дубэ побывала в бесчисленном множестве сражений и выполнила множество боевых заданий, и она каждый раз чувствовала себя так же?

«Я справлюсь», — решительно сказала себе Амина.

Небо медленно бледнело, опять и опять меняя цвет на новый, более темный. Эта долгая смена красок была мучением для Амины. Она чувствовала себя как струна, которая натянута слишком туго и вот-вот лопнет. Но Баол за свою жизнь выполнил множество боевых заданий, и она доверяла его опыту.

— Для нас во время задания главное — мало шума и как можно меньше жертв. Наша единственная надежда на успех — пройти незамеченными, — сказал ей Баол.