Летом 1764 года через Ганновер и Брауншвейг Казанова прибыл в Берлин и остановился на постоялом дворе «У трех линий», что на Постштрассе. Это заведение, бывшее тогда в большой моде, содержалось одной француженкой, которую звали мадам Рюфен.

Свой первый визит Казанова нанес Джованни-Антонио Кальцабиджи, который был младшим братом того, с которым Казанова в 1757 году основал в Париже лотерею. Он устраивал лотерею в Брюсселе, но разорился и был объявлен банкротом. Принужденный бежать, он приехал в Берлин с женой, которую все называли генеральшей де Ламот, так как до него она была женой генерала Антуана Дюрю де Ламота.

В Берлине Джованни-Антонио Кальцабиджи был представлен Фридриху Великому, как раз искавшему человека «с идеями», чтобы поправить государственные финансы, разоренные Семилетней войной. Королю понравился проект Кальцабиджи, он учредил лотерею в целом государстве и сделал итальянца государственным секретарем. Кальцабиджи обещал королю ежегодный доход в двести тысяч талеров, а сам должен был получать десять процентов от сбора. Первый тираж состоялся 31 августа 1763 года, и все шло хорошо в течение двух лет. Кальцабиджи был счастлив в тиражах, но король, предполагавший, что несчастливый тираж весьма возможен и рано или поздно наступит, вдруг объявил, что оставляет лотерею.

Кальцабиджи узнал об этом в тот самый день, когда к нему пришел Казанова.

— Я в большом затруднении, — сказал он. — Его Величество требует, чтобы я известил публику о том, что им было решено, а это значит — объявить о моем разорении.

— А вы не можете продолжать лотерею без королевской поддержки? — поинтересовался Казанова.

— Для этого необходимо найти два миллиона талеров.

— Это трудное дело, почти невозможное. А что если король возьмет назад свое решение?

— Я знаю вашу ловкость, господин Казанова, и хочу спросить, не возьметесь ли вы за это трудное дело?

— Я понимаю, как это трудно, и не надеюсь на успех.

— А я, наоборот, рассчитываю на успех, помня ваши прежние подвиги. Не вы ли сумели убедить всех в Париже?

— Я предпочел бы убеждать двадцать французов, чем одного короля Пруссии. И к тому же, что отвечать королю, который говорит, что боится? Все затруднение в этом.

— Если вы справитесь с этим затруднением, я обещаю вам две тысячи талеров в год.

Предложение было весьма заманчиво, и Казанова пообещал Кальцабиджи заняться этим делом. Последний королевский тираж был назначен на следующий день, и венецианец рассчитывал воспользоваться результатом тиража как аргументом в пользу продолжения лотереи. Но, к сожелению, именно в этом тираже устроители лотереи потеряли двадцать тысяч талеров. Казанова узнал, что король, услышав эту новость, сказал, что считает себя счастливым правителем, ибо потеря была ничтожна по сравнению с тем, какой она могла бы быть.

Казанова, найдя несчастного Кальцабиджи в полном отчаянии, постарался приободрить его, и для этого сказал, что лорд Кейт, любимец короля, «милорд маршал», как его называли, обещал принять его вечером.

Лорд-маршал Шотландии Джордж Кейт, с которым Казанова познакомился в свое время в Париже, принял его с распростертыми объятиями и спросил, намеревается ли он поселиться в Берлине.

Этот человек родился в 1693 году и был шотландским дворянином, имевшим наследственное право на маршальский жезл в Шотландии. Он служил под начальством герцога Мальборо, но после смерти в 1714 году королевы Анны из династии Стюартов, когда на трон вступил Георг I из Ганноверской династии, он высказался за претендента из Стюартов, был подвергнут опале и заочно приговорен к смерти. После этого он бежал на материк, жил в Испании и Венеции, а с 1747 года — в Берлине, где стал близким другом Фридриха Великого.

— Моим величайшим счастьем было бы, — сказал Казанова, — служить столь великому монарху, и в этом деле я рассчитываю на вашу поддержку.

— Моя поддержка, — усмехнулся лорд Кейт, — может быть, будет не столько полезна, сколько вредна. Его Величество никому не доверяет. Он хочет все видеть сам и обо всем судить сам. Случается даже, что он находит удивительные качества у лиц, к которым общественное мнение относится весьма строго. Напишите просто королю, что имеете честь просить у него аудиенции. При этом, если хотите, скажите ему, что я вас знаю. Его Величество, конечно, станет меня спрашивать о вас, но вы же не сомневаетесь в моей дружбе?

— И в вашей благосклонности тоже, милорд, — учтиво поклонился Казанова. — Но подумайте только, как могу осмелиться я, лицо совершенно ему неизвестное, просить аудиенции у самого короля? Это дерзко и даже бесстыдно, и мне, в лучшем случае, просто не ответят.

— Его Величество всегда отвечает всем, даже последнему из своих подданных. Делайте, что я вам говорю. Король живет теперь в Сан-Суси.

Фридрих II, известный как Фридрих Великий, король Пруссии с 1740 по 1786 год и один из основоположников германской государственности, действительно жил в Сан-Суси, одном из самых известных дворцов Гогенцоллернов, расположенном в восточной части одноименного парка в Потсдаме.

Казанова последовал совету Джорджа Кейта, сочинил просьбу об аудиенции и подписал ее, прибавив слово «венецианец». На следующий день он получил записку, подписанную просто: «Фридрих». В записке говорилось, что король будет находиться в четыре часа в садах Сан-Суси и что там можно будет ему представиться.

Прибыв на место в назначенный час, Казанова увидел в конце аллеи двух мужчин: один был в партикулярном платье, другой — в военной форме и в ботфортах, но без эполет. Это и был король.

Знаменитый Фридрих Великий играл с маленькой левреткой. Как только он увидел Казанову, он двинулся навстречу и воскликнул:

— Вы господин Казанова. Что вам от меня нужно?

Сконфуженный таким приемом, венецианец не знал, что и сказать.

— Ну, что же вы молчите? Ведь это вы написали мне?

— Да, Ваше Величество. Извините мое замешательство. Милорд маршал уверил меня…

— Ах, вот как! Он вас знает? Прекрасно, тогда прогуляемся.

Казанова постарался прийти в себя и уже хотел было приступить к предмету своей просьбы, как вдруг, сняв шляпу, Фридрих Великий сказал ему, показывая направо и налево:

— Нравится вам этот сад?

— Нравится.

— Вы льстец. Версальские сады намного лучше.

— Действительно, но благодаря своим фонтанам.

— Конечно, я бесполезно потратил три тысячи талеров на проведение воды.

— И ни одного фонтана? Это невероятно.

— Господин Казанова, уж не инженер ли вы?

Удивленный этим вопросом, венецианец опустил голову, не говоря ни да, ни нет. В прежние времена он не стал бы долго думать, чтобы не упустить подвернувшуюся возможность, но тут он просто не мог угнаться за резкими сменами тем, которые предлагал Фридрих Великий.

— Вы, наверное, служили также в моряках? — спросил тем временем король. — И сколько же у вашей республики военных кораблей?

— Двадцать.

— А действующей армии?

— Около семидесяти тысяч человек.

— Это ложь. Вы это говорите, чтобы меня рассмешить. Кстати, не финансист ли вы?

Внезапность вопросов короля, его возражения, появлявшиеся раньше ответов, все эти причуды его языка лишь увеличивали замешательство Казановы. Он чувствовал, что выглядит смешным. Он прекрасно знал, что актер, которого чаще всего освистывают, — это тот, кто конфузится, поэтому, приняв серьезный вид опытного финансиста, он ответил Его Величеству, что готов отвечать на его вопросы по теории налогов.

— Ну, что же, — засмеялся король, — тогда начинайте.

— Ваше Величество, — сказал Казанова, — я различаю три сорта налогов: первый — решительно вредный, второй — к несчастью, необходимый, и третий — превосходный.

— Начало хорошее. Продолжайте.

— Вредный налог — это тот, который собирается непосредственно королем. Необходимый налог — это тот, который платится армии, а вот превосходный налог — это тот, который взимается в пользу народа.