— Ты знаешь, что я тебя презираю, Хэпберн, — сказал Мьюр. — Я ненавидел семью Хэпбернов много лет. Но Джонет ничего об этом не знает. И каковы бы ни были неправые деяния с обеих сторон, она к ним не причастна. Она ни в чем не виновата! Неужели нельзя оставить ее в покое?

— Мой отец тоже не был виноват ни в чем, — заметил Александр. — За что он поплатился жизнью?

— Ни в чем не виноват? — переспросил Мьюр, не веря своим ушам. — Черт побери, да ты совсем сдурел?

Он разразился диким истерическим хохотом, и этот смех обжег Хэпберна, как раскаленные угли.

— Довольно! — прорычал Александр.

Крепко сжимая в руке меч Мьюра, он сгорал от желания вонзить его прямо в грудь владельцу, но все же удержался, понимая, что час еще не настал.

— Довольно, — повторил он тихо, — остановимся, пока мы не наделали глупостей, о которых обоим придется пожалеть.

Смех внезапно оборвался, Мьюр расслышал грозное предупреждение, прозвучавшее в словах противника. Глаза врагов встретились.

— Признаюсь, я желал его смерти, Хэпберн. Но в убийстве я не замешан и готов поклясться в этом своей душой и жизнью Джонет. Если бы я принял всерьез все эти россказни о заговоре, уж я бы позаботился, чтобы он остался жив. Видишь ли, убийство не входило в мои планы. Нет, это было бы слишком легко и просто. Я хотел, чтобы его вместе с этой шлюхой, твоей матерью, втоптали в грязь. Я хотел, чтобы само имя Хэпбернов было погублено навеки, чтобы были уничтожены все их надежды на счастье. Я хотел видеть, как Гэвин Хэпберн, предавший свою страну и загубивший, в обмен на английское золото, десять тысяч жизней, цвет шотландского дворянства, взойдет на эшафот. И я хотел, чтобы Элизабет это видела.

Никогда в жизни Александр не был так близок к убийству безоружного, как в эту минуту. Он ненавидел Мьюра, но только сейчас он ощутил, как глубоко прожгла его эта ненависть. Все внутри у него перевернулось, рот нестерпимо щипало, словно он наглотался уксуса. Ненависть затмила его разум и заставила позабыть об осторожности. Он удержался от порыва разрубить мечом ненавистное лицо, потому что знал способ ранить глубже.

— А что вы скажете, если нежная Джонет произведет на свет хэпбернского ублюдка? Это запросто можно устроить… возможно, это уже случилось.

Мьюр со звериным рычанием бросился на Александра, однако его противник успел уклониться и сбоку нанес графу рубящий удар по затылку ребром ладони.

Несчастный Мьюр рухнул как подкошенный, а Александр с трудом удержался от соблазна пнуть ногой простертое на земле тело. О Господи, он и вправду едва не превратился в чудовище…

Угроза расправы удушливым облаком повисла в воздухе, заполняя собой крохотную келью. Мьюр перевернулся на спину и взглянул на Александра широко раскрытыми и настороженными глазами, как человек, приговоренный к смерти.

— Не могу понять, что могла найти в тебе моя мать, — сказал Александр. — Но она все еще тебя защищает… до сих пор.

Лицо Мьюра покрылось смертельной бледностью. В его глазах на мгновение невольно проступило выражение глубоко запрятанной боли.

— И я хочу, чтобы ты знал, — тихо продолжал Александр, — что ты до сих пор еще жив по одной-единственной причине: она взяла с меня слово не убивать тебя… эта шлюха, которую ты хотел втоптать в грязь!

Оба они тяжело дышали, с обоих лил пот, оба мысленно продолжали наносить удары. Они молчали, все уже было сказано. В напряженной тишине оба расслышали звук топающих ног, с хрустом ломающих кустарник.

Тяжелая завеса над входом откинулась.

— Беда, милорд! Сюда идет целая армия! — задыхаясь от бега, сообщил Джим Стоун. — Это Мэрдок Дуглас.

Александру с трудом удалось прийти в себя. На несколько роковых минут он утерял свое хваленое самообладание. Ярость вскипела в его душе с неодолимой силой, она затмила разум и заставила его позабыть о намеченной цели.

И вот теперь Мэрдок Дуглас шел по его горячему следу, а он еще и не начал допрашивать Мьюра по поводу обвинения в измене, тяжким проклятием лежавшего на имени его отца. Он был слишком разгневан, захвачен стремлением сквитаться и причинить Мьюру боль. Теперь надо за это расплачиваться. И если граф умрет, не заговорив, Александру придется винить в этом только себя.

Он тяжело вздохнул.

— Когда они будут здесь, Джим?

— Через десять-двенадцать минут. У них не было возможности улизнуть незамеченными.

— Что ж, похоже, это несколько уменьшает пространство для маневра, верно? Ну хорошо. Мы подождем.

Александр вытащил пару кожаных ремней из-за пазухи своего камзола и бросил их Джиму.

— А пока свяжи его милости руки за спиной.

Он злобно рассмеялся.

— Так много времени прошло, что память могла подвести меня, но, если не ошибаюсь, именно в таком виде полагается доставлять изменников к лорду-губернатору.

Мьюр встретил его взгляд, не моргнув глазом. Он тоже овладел собой; ни тени волнения не отражалось на его гордом лице.

— Насмехайся, пока можешь, Хэпберн. Ты скоро получишь свою награду. Ангус долго не продержится. Его власть падет, и все вы — и ты, и Мэрдок, и все остальные, продавшие душу дьяволу, — вместе с ним полетите в тартарары. Вам не удастся погубить Шотландию, такой швали, как вы, это не под силу. И я сожалею лишь о том, — добавил он тихо, — что не увижу вашей погибели.

Вскоре снаружи послышался топот копыт. Александр вывел своего пленника из пещеры и втащил его на крутой берег. Дугласы, вероятно, заметили их, ибо повернули прямо к ним, летя напролом через заросли вереска.

Мэрдок так резко натянул поводья, что его крупная чалая лошадь поднялась на дыбы в нескольких шагах от Александра.

— Хэпберн! Какого черта вы тут делаете?

Александр поклонился.

— Доставляю вам арестованного изменника, милорд. С огромным удовлетворением передаю вам Роберта Максвелла, бывшего владельца замка Берил. С не меньшим удовлетворением готов принять награду за его поимку.

— Награду? — сквозь зубы процедил Мэрдок. — Это мы еще посмотрим. Вы, должно быть, появились здесь прямо перед моим приходом. Я сам его нашел, — добавил он. — Ваша бесценная помощь оказалась не столь необходимой, как это представлялось Ангусу. Я узнал все, что требовалось, применив свои методы. К тому же Мьюру в любом случае не удалось бы улизнуть. Я приказал задержать все отплывающие французские корабли в Лит-Харборе и установил морскую блокаду, чтобы ни одно судно не прорвалось сюда с востока. Он мог бы сидеть здесь до скончания века.

Александр подавил мгновенную вспышку гнева. Дуглас намеревался надуть его на две сотни фунтов. Ему следовало это предвидеть.

Однако на карту было поставлено нечто куда более ценное, чем деньги. Джонет не заслуживала того, чтобы быть отданной на милость Дугласов. От одной мысли об этом ему становилось тошно. Только бы Мьюр не проболтался! Впрочем, если бы сам Александр сумел вовремя прикусить язык, было бы еще лучше.

Он бросил быстрый испытующий взгляд на графа. Надо будет найти способ убедить Мьюра держать сведения о Джонет при себе. Но граф даже не смотрел в их сторону. Его взгляд был устремлен на человека, стоявшего за спиной у Мэрдока, в задних рядах его свиты.

Александр проследил за этим взглядом. Незнакомец был крайне истощен, на его лице и теле явственно проступали следы многочисленных и жестоких побоев. На лбу виднелась глубокая, еще свежая рана, глаза заплыли и почернели от кровоподтеков. Он стоял, низко склонив голову и не отрывая взгляда от земли.

— Я вижу, вы захватили одного из моих людей, Дуглас, — заметил граф Мьюр. — Хотелось бы знать, каким образом вы заставили его привести вас сюда?

— О, это было не слишком трудно. Ваши люди не так сильно вам преданы, как вам хотелось бы, — усмехнулся Мэрдок Дуглас. — Немного убеждения, немного давления… Главное — применить его в нужной точке, и дело сделано.

— Понятно, — казалось, граф еле держится от навалившейся на него непомерной усталости. Это последнее предательство подкосило его. — Могу я спросить, каковы ваши планы в отношении меня?