Александр стоял, глядя в пол, словно обдумывая свой ответ.

— Ты должна кое-что понять, Джонет. С нашей помощью или без нее, Мьюр все равно никогда не добрался бы до Франции. И еще: с тобой или без тебя, но в один прекрасный день я все равно нашел бы его. — Он вновь помедлил. — Мне очень жаль, что все так вышло.

Вопреки ее собственной воле глаза Джонет вновь наполнились слезами. И все же она продолжала высоко держать голову. Ее охватило неудержимое желание нанести ему ответный удар, причинить боль, но Александр казался далеким, замкнутым и недоступным, взгляд его серых глаз был невозмутим.

Она нанесла свой удар слепо, по-детски, сознавая его бесполезность и оттого отчаиваясь вдвойне.

— Если есть в этом мире справедливость, Александр, когда-нибудь и ты окажешься в таком же положении. Тебе придется дорого заплатить. И я молю Бога, чтобы ты в этот день был таким же беспомощным, как я сегодня!

Он поднял руку, словно собираясь коснуться ее щеки. Она отшатнулась.

Выражение его глаз не изменилось. Джонет стало не по себе. Казалось, он видит ее насквозь и понимает, как она близка к срыву.

— Я уже заплатил эту дорогую цену, Джонет. Трудно себе представить более беспомощное существо, чем десятилетний ребенок, вынужденный стоять под дверью и слушать, как умирает в страшной агонии его отец. Поверь, я, как никто другой, сочувствую тебе. Но ты можешь успокоиться на какое-то время. Мьюра еще не скоро отведут на плаху, — пояснил Александр, — так что не надо заранее надевать траур по безвременно ушедшему родственнику… великомученику, каким ты его считаешь. Врата рая еще не распахнулись перед ним, и вряд ли это произойдет в ближайшем будущем.

— Убирайся! — Дыхание Джонет стало судорожным и прерывистым. — Глаза бы мои тебя не видели! Убирайся вон и оставь меня в покое.

— Ладно, милая. Я же говорил, что тебе самой придется сделать выбор.

Александр повернулся на каблуках и направился к двери, но остановился, уже взявшись за ручку.

— Я поговорю с Ангусом, чтобы тебе разрешили посетить Мьюра. Боюсь, это все, что я могу сделать.

Он бросил на нее странный взгляд.

— Это больше, чем я хотел бы сделать… для тебя. А теперь позвольте откланяться, госпожа Максвелл. Всего вам доброго.

С минуту Джонет стояла неподвижно, стараясь удержать слезы. Потом она подошла к столу, взяла бокал, из которого пил Александр, и, размахнувшись, швырнула прекрасный тонкого хрусталя бокал в камин.

Солнце садилось, последний алый отсвет вечерней зари угасал в окнах из свинцового стекла богатейших домов Эдинбурга. На узких, засыпанных мусором улицах усталые торговцы подсчитывали жалкую выручку и паковали остатки товара, горожане и горожанки спешили по домам.

По мере того как сгущались сумерки, в тесных переулках между домами стали слышны новые звуки, иные голоса. В одиночестве Джонет смотрела в окно, она отметила эту перемену. Голоса зазвучали громче, мужчины хрипло окликали и приветствовали друг друга, выходя из дома, чтобы отправиться в пивную или в бордель. Все чаще в ответ на грубые шутки звучал пьяный хохот.

Джонет отвернулась от окна. После ухода Александра она наконец смогла поплакать вволю и, как ей казалось, выплакала все имевшиеся у нее слезы, но зато трезво оценила свое положение и решила, насколько возможно, примириться с ним.

Чудесного спасения не будет. Почти нет надежды и на отсрочку смертного приговора. Роберт в тюрьме, и дни его, видимо, сочтены. Сама она в плену у Дугласов, они вольны распоряжаться всем ее имуществом и даже жизнью. А человек, к которому она обратилась за помощью, доверившись ему полностью, человек, заставлявший ее смеяться и плакать, умирать от страха и от восторга, оказался тем, кто вверг ее и Роберта в нынешнее бедственное положение.

И ей стыдно было признать, что это ранило ее чуть ли не так же больно, как все остальное.

Вот что бывает, когда доверяешь незнакомцам, особенно таким обаятельным, как Хэпберн из Дэрнэма, сказала себе Джонет. Она получила наглядный урок. Горький урок утраты иллюзий.

За дверью раздался негромкий стук.

— Миледи?

— Да.

— Лорд Дуглас приглашает вас отужинать вместе с ним. Вам нужна помощь?

В голосе горничной слышалась неуверенность. Несомненно, ее хозяева прекрасно знали, что их молодая гостья плачет, и — столь же несомненно — ожидали, что на приглашение поужинать она ответит отказом. Этим утром Джонет непременно отказалась бы, но к вечеру почувствовала себя окончательно сломленной. У нее не было больше сил бороться.

— Нет, спасибо, — ответила она. — Скажите своему хозяину, что я скоро буду.

— Да, миледи.

Дождавшись, пока удаляющиеся шаги не стихли за дверью, Джонет умылась, поправила юбки одолженного ей платья и спустилась по ступеням на первый этаж. Господа ждали ее в гостиной в задней части дома. Слуга с поклоном распахнул перед нею дверь.

Мэрдок Дуглас разоделся в бархат. Джонет двинулась ему навстречу, и его лицо расплылось в улыбке.

— Леди Джонет! Я рад, что вы решили к нам присоединиться.

Она встретила его взгляд.

— А разве у меня был выбор?

Фальшивая улыбка превратилась в гримасу.

— Ну разумеется, милая. Можете в любой момент вернуться к себе в комнату, если пожелаете. Но раз уж вы здесь, — добавил он вкрадчиво, поворачиваясь к стоявшему рядом с ним молодому человеку, — раз уж вы здесь, я бы хотел, чтобы вы познакомились с Томасом.

Томас Дуглас. Человек, с которым они собирались ее обвенчать.

Джонет перевела на него взгляд. Внешне сын ни единой черточкой не напоминал отца. Мэрдок был коротконогий крепыш, Томас — высок и строен. У Мэрдока были жесткие, темные с проседью волосы, у Томаса — шелковистая льняная шевелюра. Глаза у Мэрдока были темно-карие, а у Томаса — небесно-голубые. Более холодной голубизны ей в жизни не приходилось видеть.

Томас окинул ее быстрым взглядом с головы до ног, и Джонет с облегчением отметила, что он испытывает к ней не больше симпатии, чем она к нему.

— Сегодня нам есть что отпраздновать, — с гордостью объявил Мэрдок. — Томас получил новую должность. Он будет работать в Управлении королевского адвоката.

Томас налил три бокала вина и протянул один из них Джонет.

— О, у нас сегодня есть несколько поводов для праздника! Мое новое назначение, арест предателя… — он с нарочитым вызовом бросил взгляд на Джонет, — и нашу помолвку, госпожа.

С этими словами Томас ухмыльнулся и залпом осушил свой бокал.

— За мою будущую жену и наше семейное счастье.

Джонет оцепенела.

— Можете праздновать первые два, если вам угодно, но никакой помолвки не было и не будет. В наше время никто не смеет силой заставить женщину вступить в брак против ее воли. А по собственной воле я за вас никогда не пойду, можете не сомневаться.

— А я вот сомневаюсь, — Томас налил себе еще бокал вина. — Новое назначение предоставляет мне немалые возможности. Могу, к примеру, отдавать распоряжения касательно условий содержания государственных преступников. Можно сделать так, что Мьюр оценит ваше согласие даже больше, чем я сам.

Джонет почувствовала, как ее захлестывает жаркая волна возмущения, а следом пришел страх. Она повернулась к Мэрдоку.

— Я знаю, вы ненавидите моего дядю. Вы сделали все, чтобы его погубить. Но ради всего святого, вы официальный представитель короны! Вы давали присягу! Не могу поверить, что вы можете опуститься до столь низкого вымогательства!

Мэрдок занервничал и бросил сердитый взгляд на Томаса.

— К чему весь этот неприятный разговор? Я уверен, со временем мы все научимся ладить друг с другом.

Он вновь обратился к Джонет:

— Не упустите счастливой возможности, милая. Воспользуйтесь ею, чтобы получше узнать моего сына, и вы перемените свое мнение, вот увидите.

Томас рассмеялся коротким лающим смешком.

— Не стоит тратить время, чтобы подсластить пилюлю, отец. Все мы понимаем, что она останется при своем мнении, и всем нам прекрасно известно, что именно придется сделать, чтобы устроить нашу свадьбу. Лучше бы ей стать посговорчивей. У Ангуса и без того забот полон рот, не хватало еще, чтобы его противники сделали эту девицу своим знаменем. Он же тебя не далее как сегодня предупредил, чтобы никакого общественного скандала вокруг этой свадьбы не было! Я, например, не позволю какой-то строптивой соплячке лишить меня возможности что-то сделать для моей семьи.