Он их предваряет? Но тогда, получается, он тоже отправился в путь пешком? Если он воскрес, если он отныне был наделен блаженным телом, знаменитым «телом воскресения» богословов, он жил в другом измерении и мог перемещаться почти мгновенно.
К тому же, покидая гробницу в Иерусалиме, он оставил свой саван и пелены, дополняющие его. В таком случае Иисус был совершенно голым. И возникает важная проблема, к которой, насколько нам известно, никогда не обращалась либеральная критика. Как одевалось это новое, трехмерное тело, представлявшее собой не более чем «спиритуализацию» старого, но тем не менее позволявшее ему есть, пить, дышать (чего не мог бы делать призрак), это «совершенное» тело? Вышел ли Иисус из гробницы совсем голым или оба ангела принесли ему костюм, сообразный с еврейским законом? Надели ему на голову куфию, облачили в льняную тунику, в плащ с ритуальными кисточками по углам, в два пояса — один кожаный, другой шерстяной, а на ноги надели сандалии?
Или нам следует допустить, что «блаженное тело» экстериоризирует из себя самого «подобие» облачения, чтобы покрыть означенное «блаженное тело»? Если да, это противоречит принципу «реституции» первоначальной привилегии Адама, ведь Книга Бытия гласит: «И были оба наги, Адам и жена его, и не стыдились» (Быт., 2:25). И если Христос во славе вынужден одеваться, значит, он еще не вернул себе всех привилегий Адама.
С другой стороны, на улице он приобретал другой облик, его не узнавали. Так, в саду перед пустой гробницей Мария из Магдалы приняла его за садовника (Иоан., 20:15). На дороге в Эммаус он подошел к двум из своих учеников, долго шел вместе с ними, беседуя, и они его так и не узнали. Лишь в помещении он им открылся.
Причину всех этих предосторожностей легко понять. Близнец, загадочный taoma, был похож на Иисуса, как один брат-близнец бывает похож на другого. Если бы он показался с открытым лицом, он, всегда державшийся в стороне, его бы узнали, как евреи, так и римские легионеры, снова бы арестовали, и никаких «чудес» было бы уже не совершить. Тем более не было речи о том, чтобы предстать «посмертным» победителем перед Пилатом, Иродом или Каиафой! Вот наш близнец и бродит загримированным, и это объяснение, почему на открытом воздухе, как в саду, так и на дороге, как Мария из Магдалы, так и ученики, идущие в Эммаус, его не узнают. Но в доме — другое дело, там он в укрытии.
Что касается его внезапных «исчезновений», для них не было необходимости проходить сквозь стену. В общую чашу с вином подмешивали «банг», который часто использовали безымянные рассказчики сказок «Тысячи и одной ночи», чтобы сначала помутить разум герою своей сказки, а потом усыпить его; этот «банг» был прекрасно известен в те времена в Палестине и на всем Ближнем Востоке. А если его не было, просто-напросто использовал свою гипнотическую силу какой-нибудь факир[152].
Но это значило играть опасную роль. Поэтому визит воскресшего псевдо-Иисуса сократили. И очень скоро, самое большее через несколько дней, наш близнец организовал свое «вознесение» при помощи обычных сообщников — Петра, Иакова и Иоанна. И «пятьсот братий», которых призывает в свидетели Павел (1 Кор., 15:6), увидели только огонь — это можно сказать с уверенностью, потому что тогда еще раз использовали пиротехнику того времени. Поэтому и Евангелия могут утверждать, что «облако взяло Его из вида их»[153].
Но — скажет читатель — что же сталось с этим близнецом после комедии воскресения?
Мы думаем, что, как уже говорилось, был использован один очень ловкий прием, чтобы переправить его за пределы Палестины, не подвергая опасности ареста. На самом деле, во втором фрагменте Евангелия от Варфоломея описана довольно странная сцена. Она происходит после воскресения Иисуса, и последний якобы продает Фому работорговцу:
«Петр сказал торговцу: „Вот Наш Господь, пойди и скажи ему, на что ты согласен в отношении нас“.
Тогда торговец сказал Иисусу: „Привет тебе, сильный и достопочтенный человек, похоже, ты человек важный и хорошего рода“.
И торговец глянул на лицо Фомы. Он нашел, что тот ближе к расцвету лет, чем Матфей. Он сказал: „Получи плату за него и отдай его мне“. Иисус сказал ему: „Дай мне за него столько фунтов золота“. И торговец согласился. Он сказал Иисусу: „Напиши мне расписку“. Иисус написал: „Я признаю, что продал своего человека…“»
Здесь фрагмент обрывается. Вполне очевидно, что это не воскресший Иисус продает Фому, получает взамен «n» фунтов золота и составляет акт о продаже. Но вполне вероятно, что это делал Симон Петр с согласия загадочного taoma.
Ведь для закона рабы не существовали. Они были не чем иным, как личной собственностью, наравне с домашними животными, скотом, птицей. Торговец или господин, пересекая границу, указывал лишь такое-то число рабов мужского пола и такое-то рабынь женского, платил пошлину пропорционально этому реальному объему живого и движимого имущества, только и всего. Но гражданской личности у этих существ не было. Пока Нерон не отменил древние жестокие обычаи, торговец или господин был властен над жизнью и смертью своих рабов: больных рабов можно было бросать на обочине дороги или изгонять из города.
Но зато загадочный taoma благополучно пересек границы тетрархий, не опасаясь ничего. Потом, если ему хватило смелости (а у зелотов ее было достаточно), он бежал, несмотря на страшные наказания, предусмотренные для пойманных беглых рабов. Впрочем, у него был и другой шанс — что на месте назначения его выкупит еврей из той же секты, если можно было предупредить местную зелотскую общину. И в этом нет ничего невозможного.
Впрочем, надо отметить, что использование загадочного близнеца дало возможность для «явлений» трехмерного Иисуса, который ест и пьет (еще бы), чего призрак действительно не мог бы делать. Ведь прожевывание и глотание предполагают наличие органов пищеварения, а те в свою очередь — органов выделения.
Так вот, после мнимого «вознесения» Иисуса на небо явлений или, скорее, трехмерных «материализаций» больше не было.
Загадочный taoma исчез, чудеса такого рода прекратились. Когда Савл на пути в Дамаск якобы услышал голос Иисуса, исходивший из источника яркого света, это уже не была трехмерная материализация.
И в последующей истории христианства видения Иисуса верующим в состоянии экстаза или мистикам в трансе были крайней редкостью и всегда субъективными. Иногда они происходили во сне. Но уже никогда никто не видел, чтобы Иисус являлся, садился за стол, ел и пил, заставлял прикасаться к своим рукам и ногам. И легко понять почему[154].
Несомненно, христианские ритуалы и культ за столько веков создали мыслеформу, эгрегор, мало-помалу приобретший облик, лицо, молодость идеального Иисуса, воображаемого верующими массами. И вполне очевидно, что этот эгрегорический Иисус не имеет ничего общего с историческим, деятельность которого проанализирована в этой работе. Некоторые экстатики, наделенные даром ясновидения, способны даже визуализировать его. Будучи мыслеформой, мощным психомагнетическим агломератом, как все эгрегоры, он может реагировать и проявляться. Парапсихологи имеют в этих сферах уже столь давний опыт и столь давние свидетельства, что оспаривать их невозможно.
Но такие проявления, относящиеся к «измерению», которое очень плохо знакомо нашему миру, никак не связаны с возможными реалиями. И когда мы читаем у Луи-Клода де Сен-Мартена, что «Королевские кресты», обладатели высшей степени у «Избранных коэнов», в ходе своих магико-теургических церемоний вызывают того, кого они называют «Восстановителем», наш здравый смысл протестует. Ведь если Иисус — на самом деле Логос-Творец, если он — Сын Всевышнего, можно ли представить, чтобы он был обязан повиноваться заклинаниям, призывам и воскурениям и покорно соблюдать все священные правила кружков заклинателей?
