Тем более что легенда о Крестителе особо оговаривала, что получить и отвезти в Самарию ученики смогли только его голову, а в отношении Севасты речь шла о целом скелете. Значит, это не был скелет Иоанна Крестителя.

И тогда Юлиан отдал необходимые приказы, чтобы могилу вскрыли, останки сожгли и пепел развеяли по ветру. Итак, коль скоро существовали останки, сначала — труп, теперь — скелет, никакого воскресения во плоти не было. Сделав это, Юлиан подписал себе смертный приговор. Он не замедлил исполниться, а до него были угрожающие намеки, которые мы привели раньше.

Конечно, христиане после этого стали утверждать, что Юлиан осквернил могилу Иоанна Крестителя. Увы, существует одно признание, относящееся к тому времени. Мы скоро обратимся к нему. Пока что приведем причины, по которым захоронение состоялось в Самарии.

Когда сторонники мессианства якобы получили труп Иисуса, который Иосиф Аримафейский предварительно умастил смирной и алоэ с целью бальзамирования, они тайно вывезли его. Мотив их выбора был прост. С 325 года до нашей эры отношения между Иудейским и Самарийским царствами были окончательно разорваны. Не было риска, что тут появятся фарисеи и потребуют вернуть тело или проведут дознание. И с учетом связей, которые поддерживал здесь Иисус (и которых абсолютно не допускал иудейский закон), можно было рассчитывать на помощь со стороны многих лиц.

Но, скажут нам, как можно было похитить тело Иисуса — ведь будь это доказано, рухнула бы вся догма о воскресении, а с ней и все христианство?

Очень просто — скажем мы и сейчас это покажем.

Великая хитрость экзегетов, периодически рассматривающих в своих трудах «тайну воскресения», состоит в том, что они сразу же отбрасывают все так называемые «рационалистические» объяснения, уверяя, что они не выдерживают проверки. Произведя эту расчистку (и это очень важно), они пункт за пунктом рассматривают все детали означенного воскресения, конечно, в своей ортодоксальной традиции.

Далее они делают вывод, что явления Иисуса после его смерти никак не связаны с верой в призраки, в полуматериализацию фантомов, которые были известны всем тогдашним народам и в которые те верили. Они демонстрируют, хоть и обоснованно, но опираясь лишь на тексты, не имеющие реальной исторической ценности (и принимая во внимание только такие тексты), что у «воскресшего» Иисуса, едящего и пьющего, изменившего лицо и облик, наделенного телом, которое можно потрогать и пощупать, нет ни одной черты упомянутых призрачных явлений. И дело в шляпе. Они перевели дискуссию в план, где истине больше нет места, где царит легенда, после чего обсуждается именно эта легенда.

Так что мы поставим эту проблему снова и придем к диаметрально противоположным выводам.

В «Иудейских древностях» Иосифа Флавия, книге шестнадцатой, главе 7 [С. 219], мы прочтем:

«1. Расходовавши большие деньги на внешние и внутренние дела царства, Ирод[140] как-то узнал, что предшественник его, Гиркан, открыл гробницу Давида и похитил оттуда три тысячи талантов серебра, но что там осталось весьма много денег, которыми можно было бы покрыть все расходы; поэтому он долго обдумывал план — воспользоваться этими суммами. И вот однажды ночью он с большими предосторожностями, чтобы никто из граждан не узнал о том, распорядился открыть гробницу и в сопровождении преданнейших друзей вступил в нее.

Впрочем, денег, подобно Гиркану, он тут не нашел, зато обрел огромное множество золотых украшений и разных драгоценностей. Все это он взял себе. Желая основательно ознакомиться с содержимым склепов, он захотел проникнуть глубже в гробницы, к тому самому месту, где покоились тела Давида и Соломона.

Тут, однако, погибли двое из его оруженосцев, как говорят, от пламени, которое вылетело на них, когда они сделали попытку проникнуть внутрь склепа. В полном ужасе Ирод выбежал из склепа и затем распорядился воздвигнуть, в знак умилостивления Предвечного, памятник из белого камня при входе в гробницу. На это он израсходовал огромную сумму денег. Об этом памятнике упоминает также современный Ироду историк Николай, но не говорит, чтобы царь проник в самую гробницу, так как он (Николай) понимал все неприличие подобного деяния»

Вполне очевидно, что упомянуть о постройке этого искупительного памятника значило косвенно признать факт осквернения гробницы. Впрочем, и Иосиф в отношении историка Николая признавал: «Вообще во всей своей истории этот автор чрезмерно превозносит все справедливые поступки царя и в такой же мере старается извинить все совершенные им безумства».

С другой стороны, от христианских историков мы знаем: когда император Юлиан, прозванный Отступником, хотел восстановить Иерусалимский храм, каждое утро при начале работы землекопы, едва вонзив заступ, с ужасом видели, что из-под нее выбивается пламя.

И историк Аммиан Марцеллин, латинянин IV века, очень хорошо осведомленный и беспристрастный, сообщает, что «страшные клубы пламени, вырывавшиеся частыми вспышками близ фундамента, сделали это место недоступным для рабочих, так как их несколько раз обожгло»[141].

Смысл вполне ясен (он сам уточняет: «Ferere locum exustis…»). Речь идет о зарядах взрывчатых веществ, которые детонировали и взрывались, создавая иллюзию клубов пламени. Когда по гремучему составу, смешанному с песком, ударяли заступом, раздавался взрыв, а заряды, очевидно, закладывали по ночам рабочие-христиане, тайно внедренные в состав бригад и знавшие, где завтра будут проводиться работы; их не могли заподозрить.

И в Книге Иисуса Навина, где речь идет о взятии Иерихона, мы читаем:

«Народ воскликнул, и затрубили трубами. Как скоро услышал народ голос трубы, воскликнул народ громким голосом; и обрушилась стена города до своего основания, и народ пошел в город, каждый со своей стороны, и взяли город» (Иис. Нав., 6:19).

Кроме того, и это, возможно, объяснит предыдущее, в «Иудейской войне» Иосифа Флавия мы прочтем:

«Римляне, начавшие строить земляную насыпь на двенадцатый день месяца артемисия, с большим трудом завершили ее на двадцать девятый день (30 мая и 16 июня 70 года). Когда они поставили осадные орудия, Иоанн, сделав изнутри подкоп, прошел под землей до насыпи, поместил под ней сухое и смолистое дерево с серой, поджег и вернулся. Дерево загорелось, земля размягчилась, и насыпь с грохотом провалилась вместе с башнями (деревянными). Ведь сначала поднялся дым с пылью, а огонь не мог жечь, потому что был закрыт. Но как только насыпь размягчилась и обрушилась, вспыхнуло пламя. И римляне пришли в ужас, увидев, что из-под земли вдруг выходит огонь, и их охватило глубокое уныние…» (Иосиф Флавий. Иудейская война. V, 7[142]).

Все это вполне ясно. Отсюда едва пятьдесят километров по прямой до Александрии, бесспорной столицы алхимии тех времен. И посвященные в эту науку, которая была матерью современной химии, знали секрет пороха, а также гремучего состава или составов на основе ртути или серебра. Причем будь они египтяне, евреи или греки. Греческий огонь на море был тем же, чем на суше порох[143].

Вернемся к посещению Иродом гробницы Давида. Очевидно, бронзовая дверь открывалась вовнутрь, что нормально для любой двери. И пламя «вылетело на них, когда они сделали попытку проникнуть внутрь склепа». Объяснение очень простое. Если заранее на всякий случай посыпать порохом и гремучим составом первые метры коридора, закрытого бронзовой дверью, и открыть ее или поставить ногу на гремучий состав, смешанный с песком, порох воспламенится и в лицо осквернителям полыхнет огонь. Это принцип тех крохотных детских бомб, так называемых алжирских, где несколько зерен кремня, смешанных с небольшим количеством гремучего состава, взрываясь, вызывают по меньшей мере шок.