«И сыновей иноплеменников, присоединившихся к Господу, чтобы служить Ему… я приведу на святую гору Мою, и обрадую их в Моем доме молитвы…» (Ис., 56:6–7).
Но при чем тут разбойники? Вполне очевидно, что иноплеменники и евреи, пришедшие в Иерусалим как паломники, обязательно приносили жертву в Храме. Этот Храм делился на две основные части. Был сам Храм, его многочисленные притворы с оградами и портиками, куда допускались иноплеменники, женщины Израиля, мужчины Израиля, священники, жертвователи, первосвященник. Все они разделялись перегородками, заходить за которые запрещалось под страхом смерти. Было святилище как таковое и, наконец, Святая святых, куда раз в год входил только первосвященник. То же самое было в Фиолетовом городе Пекина и в Московском Кремле, Значит, мелкие торговцы и менялы иностранных монет располагались в полусакральных помещениях. Они были необходимы для отправления культа, никто и никогда к ним не цеплялся, без них было не обойтись. Без них, без жертвенных животных культ был невозможен.
Кроме того, такую суровость к этому мирку торговцев и менял проявил человек, сам включивший в число своих апостолов двух убийц, отца и сына, а сын к тому же вор, — Симона Зелота и Иуду Искариота. К тому же изгнаны и побиты были даже паломники — «покупающие».
На самом деле все это было подготовлено заранее и тщательно. Иисус не в одиночестве опрокинул все лотки менял и разогнал торговцев, ждавших на папертях покупателей для своих животных. Все это занимало очень большое пространство, как ярмарка или сельскохозяйственная выставка. Для этого и было собрано «множество народа», следовавшее от Иерихона. Эта потасовка была организована заблаговременно. И она началась по слову Иисуса. С учетом всего предшествующего можно задаться вопросом: все ли деньги, раскатившиеся по полу, сотни золотых и серебряных монет, разлетевшихся во все стороны, впоследствии вернулись к законным владельцам? Может быть, определенное число «Искариотов», пришедших для этого из Иерихона, наклонилось и собрало их. Может быть, наши менялы и торговцы оказались не такими покорными, как мытари.
Можно также задаться вопросом: не отправил ли «стратиг» Храма, начальник его стражи, при виде этой агрессии вооруженный отряд, чтобы остановить бунтовщиков, и не подняли ли часовые по тревоге римскую центурию в цитадели Антония, чтобы напасть с тыла на Иисуса и его группу зелотов? Обо всем этом канонические Евангелия неизбежно не обмолвились и словом.
Возможно, при подобных же обстоятельствах (потому что нападений на Храм было несколько) некий Иисус бар-Аба был арестован и брошен в тюрьму вместе с другими мятежниками, «которые во время мятежа сделали убийство» (Марк, 15:7). Можно допустить, что такая ситуация не относится к абсолютно невероятным в такой среде и для таких людей, считавших свою борьбу священной войной, как показывают некоторые из рукописей Мертвого моря.
С другой стороны, не будет нелепым предположение, что по примеру своего отца Иуды Галилеянина, первым захватившего арсенал и дворец Сепфориса, Иисус во время этого налета попытался присвоить оружие из арсеналов храмовой стражи, а заодно и сокровищницу Храма, О ее существовании знали все, и изымать из нее средства уже пытались Гиркан, Ирод и римляне. Это было бы законным военным трофеем.
Тот факт, что Иосиф Флавий не пишет о нападениях на Храм до падения Иерусалима, не доказывает абсолютно ничего. Нельзя же забывать, что оригинальные рукописи исчезли. У нас в распоряжении есть только списки, сделанные через несколько веков; они прошли через руки монахов-переписчиков и христианской цензуры.
Тут сделаем отступление. Среди многочисленных документов, называемых «рукописями Мертвого моря», есть медные свитки, древнееврейский текст на которых был расшифрован в 1956 году в Великобритании Райтом Бейкером из Манчестерского университета. Они относятся к I веку нашей эры. Текст написан на разговорном диалекте — языке Мишны, древнейшей части Талмуда, а не на неоклассическом иврите.
Известно (об этом dixit Дюпон-Соммер в своих «Рукописях Мертвого моря»[96]), что зелоты первоначально были военно-политическим крылом ессеев, от которых в конечном счете отделились. По мнению Сесила Рота, жители Кумрана (местности, где нашли все эти рукописи) были зелотами. Так вот, эти свитки сообщают о значительном сокровище, включавшем около двухсот тонн золота, серебра и других драгоценных материалов, рассеянном и зарытом в шестидесяти разных точках Святой земли. Сказано, что Нерон, которому, несмотря ни на что, претили бесполезные преследования, предпочитал принимать за зелотских вождей огромные выкупы, предоставляя рядовых бойцов действию римских законов и страшным обычаям, вытекавшим из этих законов. Иосиф Флавий опять-таки показал себя превосходным историком, его слова были подтверждены кумранскими медными свитками, хотя численные данные явно завышены.
Как далеко мы уже оказались от «восхитительного Иисуса», от «Сострадательного сердца», от «Агнца, приносящего себя в жертву за грехи людские». Это Иешуа иудейского тайного знания, Невидимый Спаситель, тот, кого все религии спасения в своих инициационных «таинствах» обнаруживают в числе Вечных архетипов. Это Эон Иисус гностиков-валентиниан. Это иудаизированный Митра IV века, придуманный псевдоевангелистами на службе Константина. Это идеализированный Христос, которого искренние христиане почитают с давних пор.
Но это не претендент на вполне материальный израильский престол, который идет на Иерусалим во главе своих сикариев, чтобы избить безобидных паломников и ограбить мелких торговцев и менял. Это не тот, кто, презирая мытарей, использует их и облагает данью для своей военной казны. Это не тот, кто, избирая себе ближайших помощников, прежде всего назначает ими двух убийц, отца и сына, а последний еще и вор. Тот, кто таким образом совершает свой «марш на Рим», кого распнут по приказу прокуратора Понтия Пилата, — это отважный политический лидер, маг, делающий честь своим александрийским учителям, но человек, немолодой, стоящий на пороге старости, чья смерть уже близка.
Это тот, кого гностики, манихеи, тамплиеры и катары откажутся считать Богом. Тот, орудие казни которого, позорный крест тех времен, те же тамплиеры и катары никогда не сочтут священным и будут питать равное отвращение к этому орудию, потому что в их глазах его почитание — настоящее святотатство по отношению к истинному божеству, которое позаботилось о Спасении мистов всех культов. Тот, кого распнут, — это низший, земной Христос, порабощенный и плененный Материей, что открывают нам манихейские тексты, противопоставляемый Христу высшему, небесному, чисто духовному и пневматическому. И материалы допросов тамплиеров бесспорно показывают, судя по некоторым очень точным вопросам, что инквизиторов беспокоило именно это, то есть такое дифференцированное представление…
Так вот, утверждать, что в действиях Иисуса не было ничего подобного позднейшим бесчинствам Симона Петра, — значит заблуждаться. И вот доказательство.
У Матфея (27:24–27) мы прочтем такой рассказ, очень неосторожно оставленный безымянными писцами IV века, поскольку он еще раз показывает особую форму доходов, которые обычно получали Иисус и зелоты:
«Когда же пришли они в Капернаум, то подошли к Петру собиратели дидрахм[97] и сказали: Учитель ваш не даст ли дидрахмы? Он говорит: да. И когда пошел он в дом, то Иисус, предупредив его, сказал: как тебе кажется, Симон? цари земные с кого берут пошлины или подати? с сынов ли своих, или с посторонних? Петр говорит Ему: с посторонних. Иисус сказал ему: итак, сыны свободны; но, чтобы нам не соблазнить их, пойди на море, брось уду, и первую рыбу, которая попадется, возьми; и, открыв у ней рот, найдешь статер[98]; возьми его и отдай им за себя и за Меня» (Матф., 17:24–27).
