Они гребли к кокосовой рощице, к золотистому полумесяцу песчаного пляжа.
Я с чего-то вдруг осмелел и высунулся побольше. Бриг медленно дрейфовал в меняющихся течениях, натягивая швартовый канат. Он уже поднялся из воды, расстояние до берега удвоилось. Кокосовая роща оказалась прямо передо мной. Среди деревьев было устроено что-то вроде лагеря. Какое-то сооружение из бревен, место для костра, поставленная вертикально бочка. На песок, подальше от воды, вытащены две лодки, скорее всего со злополучного брига, на котором я так неудачно застрял.
Пираты высыпали из лодок, шлепая по воде. С хохотом и шутками они исчезали за деревьями. Пляж опустел, остались лишь привязанные к пальмам пустые лодки. Канат, удерживающий бриг, натянулся над моей головой, как струна. Я подумал, что если смогу незамеченным пробраться по нему на берег, то можно будет добраться до лодок и…
Я застонал. Начался прилив. Я едва мог преодолеть течение в маленькой плоскодонке, что же я смогу сделать с баркасом, рассчитанным на двадцать человек? Придется снова ждать отлива, примерно часов шесть. Но тогда на моей стороне будет ночь.
– Три сажени вниз! – заскрипел вдруг тот же голос. – Кинь конец, юнец!
Я оглянулся на звук, в сторону двери. Вспомнил о человеке, упавшем на палубу и объедаемом тараканами. Может быть, это его голос. Я представил его ползущим к корме, ослепленным собственной кожей, с окровавленными руками и копошащейся массой тараканов на спине.
«Не выдержу я шести часов»,- подумалось мне. Я шести минут не выдержу! Судно переполнено кошмарами. Бросившись к иллюминаторам, я защелкал задвижками. И тут внизу появилась еще одна лодка.
Она вышла из-за обводов корпуса брига. Лодка была меньше прежних, и в ней лишь несколько человек, но вооружены они были до зубов, у всех сабли и пистолеты. Кроме того, в лодке лежали мушкеты.
Первый пират, затем второй появились в моем поле зрения. Выряжены они были как адмиральские гребцы: белые и синие полосы, соломенные шляпы с лентами. Вперед, назад, вперед, назад – взрезали их весла воду. Я замер. Им достаточно было поднять голову, чтобы увидеть меня.
Следующим перед моими глазами возник длинноногий тип, торчащий в лодке во весь рост. Он опирался на саблю, используя ее вместо тросточки. По раззолоченным рукавам и пышному перу на шляпе я понял, что это Бартоломью Грейс. На ногах – высокие сапоги, завернутые вверху. Вьющиеся черные волосы полностью скрывали плечи. Он всматривался в береговую линию, под широкими полями шляпы мелькнула розовая щека.
Я испугался, что он почувствует, как я слежу за ним. Руки болели от напряжения. Я так старался не шевелиться, даже не дышать, однако пальцы вдруг сами собой затряслись, задребезжав защелкой.
Гребцы работали веслами быстро и слаженно, унося от меня главного пирата, но человек, сидящий на корме, все время на них покрикивал:
– Больше жизни, девицы красные. Давай, наддай! – Он рассмеялся таким знакомым смехом, что у меня замерло сердце.
В следующее мгновение я увидел его. Он чуть отклонился назад в такт гребле, когда гребцы рванули весла, и нос лодки в очередной раз приподнялся над водой. С трудом верил я глазам своим, но на корме, небрежно возложив руку на румпель, в своем старом алом плаще и с невообразимым количеством пистолетов, рассованных тут и там, восседал Томми Даскер, мой знакомый контрабандист и разбойник Дашер. i
В последний раз встретился я с ним около восьми месяцев назад, на лесной дороге в графстве Кент, в доброй старой Англии. Этот трагикомический жулик был матросом на «Драконе» во время моего первого путешествия на нем.
Он так боялся моря, что не снимал с себя жилетки, которую скроил из кусков пробковой коры. Пробковая жилетка уступила место надутым винным мехам, плотно прилегающим к его телу от затылка и ниже по бокам.
– Неплохо, девушки, – продолжал он упражняться в своем сомнительном остроумии. – Чуете золото, так? Нюхайте, нюхайте, собаки!
Он чуть дернул рукой, повернув руль и покачнув лодку, что заставило хозяина переступить, восстанавливая равновесие. Дашер закричал, пытаясь переложить ответственность за свою оплошность на бакового гребца:
– Следи за веслом, Миллер, не то я вырежу новое из твоей дубовой башки!
Казалось, он совсем не изменился, оставшись таким же самовлюбленным фанфароном. Непонятно, как он оказался среди пиратов, но видеть его мне было очень приятно. Дашер уже однажды спас мне жизнь, и хотелось надеяться, что он снова как-нибудь мне поможет.
Лодка ткнулась в песок. Гребцы вытянули вперед четыре весла, и Бартоломью Грейс величественно сошел по ним на сияющий песок. Серебро песка под ногами на фоне зеленых деревьев, синяя с золотом и алым одежда, он словно сошел с полотна художника. Грейс стоял спиной ко мне, бриз трепал перо на его шляпе и ленты на шляпах гребцов; сияли его черные сапоги. Вот он зашагал к лагерю, в направлении смеха и криков, которые смолкли, когда он подошел ближе.
Они ушли от лодки, а я отошел от окна и бросился на капитанский диван, надеясь поспать до наступления темноты. В моем мозгу проносились всяческие планы, один лучше другого, на первый взгляд, но лишь усугублявшие мое отчаяние при ближайшем рассмотрении.
Я думал, куда делся «Дракон». Мне казалось, что он меня должен где-нибудь ждать. Я закрыл глаза и попытался вспомнить изображение острова на карте. Потом снова поднялся и стал рыться в ящиках капитанского стола в поисках пера и бумаги. И я набросал рисунок: остров, скалы, горловину бухты, пляжи, на которых, возможно, сейчас лежит и ремонтируется мое суденышко, – хотя оно с таким же успехом могло стоять с другой стороны или у рифа на якоре. Я рисовал стрелки и якоря тут и там, пока в голову не пришла мысль, что «Дракон» вообще мог уйти в Англию.
В конце концов, я определил свою задачу: выбраться с острова. Добыть лодку и найти Дракона». Если мне это не удастся, то отправлюсь на следующий остров и далее, пока не встречу кого-нибудь, кто поможет мне добраться до Англии.
Я снова и снова вскакивал, чтобы посмотреть на остров. Лодки стояли у берега, но неподалеку сновали пираты, убегая куда-то и возвращаясь в лагерь. Если я собирался стащить лодку, то это надо было проделать у них под самым носом.
Наконец я заснул и проснулся уже ночью.
В пиратском лагере бушевало пламя. Они развели громадный костер, окрасивший всех оранжевым цветом, который сменялся черным, когда кто-то проходил между мной и костром. Пираты таскали на пляж мешки и ящики, две лодки перевозили поклажу на судно при свете ярких факелов. Гавань как будто полыхала от множества огней.
И где-то в недрах брига возродился уже ставший знакомым голос:.
– Я – Дэви Джонс. Три сажени вниз!
Сейчас он звучал громче. Источник звука приближался ко мне, скребясь и щелкая.
– Пощады не будет! – завопил он.
15. Ползком к людоедам
Дверь каюты скрипнула, что-то ткнулось в нее снаружи. Я пытался разобрать что-нибудь в нагромождении теней, мечущихся в непостоянном свете костра и судовых факелов. Увидеть ничего не удалось, но тем активнее работало воображение. Из темной массы, надвигавшейся от дверей, я вылепил плечи и искалеченную голову оставленного мною с тараканами моряка. Я видел, как протянулась ко мне его рука с растопыренными пальцами. Он прыгнул на меня.
Он ударился в мое плечо, я ударил в ответ, почувствовав что-то твердое, а потом что-то мягкое, как будто слой тараканов рассыпался под моей рукой. Он отпрянул, но снова бросился на меня, ударив меня по лицу и сразу же промчавшись мимо, к стеклу иллюминатора. Раздался удар, и я увидел его силуэт на фоне пиратского костра.
Увидел я старого попугая, похожего на пучок засохших цветов.
– Я – Дэви Джонс,- заявил он. – Три сажени вниз. Еще три сажени.
Клювом и когтями он забарабанил и заскребся по деревянной раме.
Эти крики показались мне жутко громкими.
– Прекрати! – строго потребовал я, но противная птица только усерднее взялась за дело, поднимая страшный шум, который удваивался, отражаясь от деревьев, утраивался, долетая до холмов.