А между тем за это время свершилось многое. Большевики объявили Временное правительство низложенным. В 14 часов 35 минут в Смольном открылось экстренное заседание Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов. Встреченный аплодисментами, к трибуне быстро подошел Ленин.

- Товарищи! - он подался вперед. - Товарищи! Рабочая и крестьянская революция, о необходимости которой все время говорили большевики, совершилась!

Да, революция стала фактом. Та энергия, которую долго аккумулировала партия, пришла теперь в действие, выплеснула на улицы Питера многие тысячи вооруженных бойцов. Были взяты под контроль подступы к городу, перехвачены железные и шоссейные дороги. Революционные отряды заняли Главный телеграф, Главный почтамт, другие государственные учреждения, мосты через Неву. В руках Временного правительства оставался только Зимний дворец. Да еще Петроградская городская дума, где преобладали эсеры и меньшевики, продолжала поддерживать Керенского. Хотелось бы Михаилу Ивановичу побывать сейчас на Дворцовой площади, где развертывались главные события, но партия дала ему другое поручение. Он - гласный городской думы, там его поле боя.

Людской поток вынес из дверей худощавого, похожего на студента Анатолия Васильевича Луначарского. За ним - Дмитрия Захаровича Мануильского. У обоих пальто нараспашку, разгоряченные лица.

- Застегнитесь, - посоветовал Михаил Иванович. - Сразу сырость охватывает.

- Благодарю! Мы пешком? - спросил Луначарский.

- Зачем же, на трамвае быстрее. Или на извозчике.

- Да, - улыбнулся Мануильский. - Если есть деньги, надо тратить. Все равно будем менять. Все будем делать заново!

Министр внутренних дел, почт и телеграфов Никитин вот уже битый час не мог дозвониться до городского головы Шрейдера, находившегося на заседании эсеровской фракции думы. Черт бы их побрал, этих болтунов! Столица в опасности, а они знай себе толкут воду в ступе!

Никитин бросил на рычаги телефонную трубку и пошел к своим коллегам в Малахитовый зал. Возле двери какой-то юнкер протянул несколько бумажек.

- Что еще? - недовольно спросил Никитин.

- Листовки. На площади их много разбросано. - Юнкер старался заглянуть в глаза министра, мальчишеское лицо его выражало удивление и испуг.

Никитин двумя пальцами взял листок и быстро прошел к своему креслу. Посмотрел. Воззвание «К гражданам России!». Чья-то очередная агитация.

Он лениво скользнул взглядом по первой строчке и вдруг, как от толчка, откинулся на мягкую спинку.

«Временное правительство низложено, - читал он. - Государственная власть перешла в руки органа Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов - Военно-революционного комитета, стоящею во главе петроградского пролетариата и гарнизона...»

- Заживо хоронят правительство, негодяи! - Никитин скомкал листовку. - Откуда такая наглость?!

- От сознания собственной силы, - сухо и бесстрастно ответил военный министр генерал Маниковский, стоявший возле окна вместе с морским министром: Вердеревским и начальником штаба Петроградского военного округа генералом Багратуни.

- Вы переоцениваете их возможности, - пожал плечами Никитин.

- Посмотрите сами, - Маниковский жестом пригласил его к окну. - Дворец окружен, все выходы перекрыты, Петропавловская крепость в их руках, к мосту подошла «Аврора».

- Против этого сброда у нас полторы тысячи штыков. Разве мы не продержимся сутки, пока прибудут войска с фронта?

- У нас не штыки, - желчно усмехнулся генерал Маниковский. - Вашими молитвами и стараниями всевозможных социалистов армия превратилась в вольную организацию граждан свободной России. Доказательства? Пожалуйста. Артиллерийская батарея я сто пятьдесят юнкеров самовольна покинули дворец. Остальные митингуют. Сам заместитель министра-председателя гражданин Коновалов и новоиспеченный особоуполномоченный диктатор гражданин Кишкин изволят уговаривать защитников дворца не бросать нас.

- Хороши же юнкера у военного министра! - не остался в долгу Никитин.

- Зачем пикироваться, - примирительно произнес адмирал Вердеревский. - Сил, чтобы выиграть сражение военным путем, у нас сейчас нет, это ясно. Мы условились, что будем ждать помощи.

- Ждать и действовать! - крикнул министр земледелия Маслов.

- Будем ждать, - устало повторил адмирал Вердеревский и отвернулся к окну.

Никитин хотел сказать адмиралу что-нибудь колкое, но сдержался: какая польза от такой грызни? Странно, что военные первые пали духом. Утром премьер-министр Керенский уехал на фронт, навстречу войскам, двигавшимся на помощь правительству. Уехал в машине американского атташе, под чужим флагом: так было безопасней. Узнав об этом, военный и морской министры потеряли надежду... Впрочем, их можно понять. У них есть положение в обществе, люди они состоятельные, обойдутся и без министерских портфелей... Им лишь бы жизнью не рисковать. А каково министрам-социалистам? И Маслову, и Гвоздеву, и самому Никитину?! Только всплыли на поверхность, вкусили государственной власти, и снова превращаться в ничто?! Нет-нет, надо держаться до последней возможности.

Военные прямолинейны, они не чувствуют полутонов. А политическая игра сложна, настроение масс переменчиво. Вот уже сутки восставшие хозяйничают в городе, а дворец-то не трогают, не решаются! Одно дело - захватить какой-нибудь вокзал, а другое - поднять руку на законное правительство. Оно хоть и «низложено» на бумаге, но по-прежнему существует. С часу на час Керенский приведет в столицу войска. Да и Никитин не будет терять время даром. В первую очередь надо связаться наконец с городской думой, потребовать помощи от Шрейдера; Затем позвонить в ЦК своей меньшевистской партии. А Маслов пусть звонит в ЦК эсеров. Там должны как можно скорее собрать надежных людей в частях гарнизона и прислать их с оружием в Зимний.

Двое суток подполковник Яропольцев провел в Могилеве, ожидая, пока ему выправят документы. И вдруг - вызов к начальнику штаба Верховного главнокомандующего генералу Духонину.

С чего бы такое внимание? Неужели вспомнил генерал их давнее кратковременное знакомство? В девятьсот пятом году встретились они в штабе Киевского военного округа. Яропольцев - совсем еще молодой офицер, а штабс-капитан Духонин прибыл тогда из Литовского полка для службы в отчетном отделе. О нем говорили, что умом не блещет,, но зело исполнителен и пунктуален.

Вскоре штабс-капитан прославился буквально на всю страну. Встретил где-то варшавского архиерея и не отдал при этом честь, как положено по уставу. Может, не заметил высокую духовную особу, а может, манкировал, будучи «под шафе».

Во всяком случае, архиерей обиделся и сообщил в Петербург об оскорблении его сана. Дело дошло до государя, и непочтительный офицер получил его высочайшее неодобрение.

С той поры в офицерской среде Духонина считали если не красным, то уж во всяком случае розовым. Вероятно, это и помогло ему выдвинуться после Февральской революции: в сентябре Верховный главнокомандующий назначил Духонина начальником своего штаба. И теперь вот генерал решил почему-то увидеть бывшего сослуживца.

Мстислав Захарович надел парадный мундир.

Духонин принял Яропольцева с подчеркнутым расположением. Предложил сесть и курить. Сказал несколько слов о Киеве, посетовал, что слишком быстро летят годы. И, согнав улыбку с лица, заговорил официально.

- Вы только что из столицы. Положение там весьма неясное. Ознакомьтесь, пожалуйста, вот с этим документом. Насколько он соответствует действительности?

- Что это?

- Телеграмма штаба Петроградского военного округа нам в ставку. Подписана Полковниковым и Багратуни сегодня утром.

На бланке чернели крупные машинописные буквы:

«Доношу, что положение Петрограда угрожающее. Уличных выступлений, беспорядков нет, но идет планомерный захват учреждений, вокзалов; аресты. Никакие приказы не выполняются. Юнкера сдают караулы без сопротивления...»