- Мы помираем, а вы тех кормите, которые только молоточками стучат!

Калинин круто повернулся на голос, заговорил, сдерживая гнев:

- Но ведь эти рабочие везут на себе огромный груз. Они четыре года голодают, но молоточком все-таки стучат... Ведь я сам на фабрике работал лет двадцать. И когда вы кричите, что с утра до ночи, как черви, роетесь, я бы посадил вас на фабрику, вы бы сказали: нет, я лучше червячком поработаю... Лучше крестьянского труда нет. Но спасти вас может только рабочий, без его помощи мы не могли бы доставить вам хлеба. Если бы даже железной дороги не было, то и тогда без рабочего вы не могли бы обойтись, ибо железо вам нужно, без железа крестьянского хозяйства не может быть. У нас на севере хоть леса есть. Черт с ним, с железом, я сделаю сошник с деревянными ножками, а на вашей земле не выедешь на деревянных, да и дерева-то нет. Поэтому мы бережем рабочего, как вы бережете хорошую лошадь. Вы думаете, слесаря, кузнеца, столяра легко найти? Вы знаете, что хорошего кузнеца труднее достать, чем хорошего попа? Вы говорите, что не надо рабочих, пока хлеба нет, но, когда хлеба достаточно появится, вы скажете: надо железа. Вы представьте себя хозяином не своей хаты, а всей деревни. Что вы требуете от своего старосты? Чтобы он не пускал скотину в хлебные поля. Чтобы он держал общественный сараи в порядке. Те же самые обязанности и у государства - обязанность в момент невзгод прийти на помощь. Только при общей помощи можно жить, а если каждый замкнется в своей деревне, так далеко не уйдем... Вы знаете, прямая борьба кончилась только в нынешнем году; года два мирной жизни - тогда мы изживем голод. А когда мы мало-мальски подработаем, тогда приступим к улучшению крестьянской жизни.

Кто-то подал Михаилу Ивановичу стакан тепловатой воды. Он кивнул благодарно, выпил и продолжал:

- Снова, заканчивая, я говорю, что правительство со своей стороны сделает все, что сможет. Лицемерить нечего. Мы и золотой фонд расходуем на продовольствие. У нас около одного миллиона пудов семян закуплено в Америке, но будут ли они привезены? Одним словом, нужно продумать ту работу, которую должно проделать государство. А государство у нас рабоче-крестьянское. Вот вы, крестьяне, и начинайте, приучайтесь думать по-государственному. Это нелегко. Всегда так: когда у меня что-нибудь берут, то кажется - много, а когда дают, то кажется, что мало. Так создана человеческая натура, и в особенности крестьянская.

Снова недовольные, обиженные голоса прервали его:

- А городские лучше?

- A y начальства какая натура?.. Шеи лоснятся!

Михаил Иванович развел руками:

- Когда вы говорите, что начальство откормлено... Да ведь вы его выбираете. Выбирайте начальство с тонкими шеями. Ведь у вас есть право выбирать каждые три месяца. Всегда крестьяне говорят: мы бедны, бедны. Но я должен сказать: так богато, как при Советской власти, крестьянство никогда не жило. И никогда такого привилегированного положения у крестьян не было, как в настоящий момент.

- Нам видней!

- А я думаю, вам не виднее, вы только видите свою деревню, а я сейчас вижу всю Россию, все население - я вижу бывших генералов, бывших представителей буржуазного класса, бывших помещиков, учителей и вижу докторов, инженеров, комиссаров и всех рабочих и крестьян. И что же я вижу? Учителя голодают в то время, как эти же губернии живут недурно. И вот как взгляну сверху, я вижу, что лучше крестьян никто не живет. Я беру всю Россию, а не отдельные места. Если в деревне крестьяне не имеют земли, они мученики, а средний крестьянин - он никогда лучше не жил, мясо он почти все сам съест. Как бы ни кричали о разверстке, это мелочь. Мы знаем, сколько прежде вывозили. А кто голодает? Рабочий, интеллигент, инженер, техник. - Михаил Иванович не обращал внимания на разраставшийся шум. - Вы думаете, я буду приятные речи говорить? Учителя голодают, священники стали голодать. Я не верующий в бога, но во многих местах, когда проезжал, я видел, что землю у священника брали...

Опять кто-то закричал о разверстке, о грабеже. Калинин ответил терпеливо:

- Этот вопрос мы расследуем. Не беспокойтесь. Если у вас действительно хлеб взяли по разверстке и не заплатили, то вам заплатят. Я сегодня же в Самаре запрошу об этом.

Крестьяне сидели тихо, понимая, что разговор окончен, но еще вроде бы на что-то надеялись. Тот, который подавал реплики чаще других, опять выдвинулся вперед:

- Я попросил бы товарища Калинина принять все меры к уничтожению волокиты. Собрать еще два миллиона пудов, посеять и выйти скорее из этого положения не через десять лет, а при первом урожае.

- Целиком присоединяюсь, - сказал. Михаил Иванович.

Под деревьями в задних рядах началось какое-тодвиженце. Там поднялся с земли согнутый годами крестьянин с седой бородой, с воспаленными глазами на темном лице. Медленно приблизился он к Калинину, поклонился в пояс. Почти по-юношески, с неожиданной силой и ясностью прозвучал его голос:

- Благодарим и приветствуем за чистосердечное сознание, что вы не обещали того, чего нельзя сделать.

Михаил Иванович ответил старику глубоким поклоном.

Очередное заседание Комиссии помощи голодающим Михаил Иванович решил провести в своем служебном кабинете. Стрелки часов вытянулись в одну линию - ровно шесть. Все ли на месте? Представители ВЦСПС и Красной Армии здесь. Наркомпрода, Наркомзема и других наркоматов - тоже.

Михаил Иванович взял небольшую книжку, раскрыл ее там, где лежала закладка:

- Вот, товарищи, письмо одно есть. Льва Толстого. Хочу прочитать.

Члены комиссии переглядывались, удивленные столь необычным началом совещания. А Калинин будто и не заметил недоумения.

- Думаю, полезно послушать. Еще в девятьсот восьмом году написано, когда Толстой голодающим помогал... Вот, - сощурился Михаил Иванович, отыскивая нужное место. - «Что меня беспокоит, так это то, не напрасно ли я помогаю тому населению, которое я кормлю. Я кормлю сейчас несколько деревень, но у меня не хватает материальных средств, чтобы их прокормить до июня, до нового урожая. Если я их буду кормить только до апреля, то в апреле они помрут, и вся моя работа будет бесцельна и пропадет даром. Не все ли равно тому, кому предопределена самая тяжкая, голодная смерть, помирать в марте или в апреле месяце?..» А дальше он вот что пишет: «И в соответствии с этим основная задача, когда вы беретесь прокормить население, когда вы берете его на свое иждивение, на свои плечи, заключается в том, что вы должны помощь довести до конца».

Калинин бережно закрыл книжку и продолжал:

- Это очень важно, товарищи. Необходимо, чтобы наша помощь была постоянной, регулярной и чтобы поддержку голодающего населения мы дотянуть могли до нового урожая - только тогда наша работа будет иметь смысл. Помощь временная, хотя внешне, может быть, более эффектная, будет иметь меньше значения, чем помощь не столь эффектная, но постоянная, настойчивая и регулярная. Это - краеугольный вопрос для всех нас... А еще вот что. Как бы ни напрягалось государство, оно вряд ли сможет увеличить то содействие, которое сейчас оказывает крестьянам. Поэтому главная задача Центральной комиссии Помгола заключается не в том, чтобы самой вести борьбу с голодом. Сами мы много не сделаем. Задача нашей комиссии настраивать, подталкивать, наставлять каждый государственный орган, в особенности экономические комиссариаты, чтобы они возможно большую часть своих средств уделяли голодающим местам. Разумеется, для того чтобы заставить комиссариат перестроить свой план, передвинуть известную часть его ресурсов в голодающие места, требуется большая работа. Комиссариаты идут на это с большими трудностями, но все же идут. Мы, товарищи, учли, что одними государственными ресурсами не в силах справиться с огромным бедствием, которое обрушилось па нас, и обратились за помощью к населению...

Михаил Иванович снял очки, давая глазам отдохнуть. Ему не требовалось заглядывать в бумажку. То, о чем оп говорил, было продумано и выверено не здесь, в тихом кабинете, а в далеких уездах. Он помнил цифры, за каждой из которых стояла жизнь многих людей.