- Вперед! - послышался властный голос.

Протяжно покатилось над цепями «ура-а-а!», заглушаемое грохотом стрельбы.

Кольке-колоснику казалось, что он видит сон, кошмарный и долгий. Но нет, это была страшная для него явь. Среди ночи началась вдруг сильная стрельба. Орудия и пулеметы били по заливу. Занялись пожары. Колька и Ленька Чикин, ночевавшие в офицерской каюте на плавбазе, вскочили как очумелые. Выпили для бодрости по кружке спирта. Ленька, матерясь, принялся запихивать в чемодан свои шмотки.

С «Петропавловска» прибежал приятель Чикина, позвал его к англичанину, представителю какой-то международной организации. Этот приятель тоже выпил спирта и сказал, что англичанин хочет смотать удочки, что красные уже захватили Петроградские ворота и что половина Кронштадтского гарнизона не подчинилась приказу штаба, отсиживается в казармах, а минный отряд выступил за большевиков.

Кольку это не удивило. Сам видел, как раскололись кронштадтцы после речи Калинина и особенно после того, как пришло известие об отмене продразверстки. А вот то, что англичанин навострил лыжи, плохо. Он вроде главным советником при штабе был. Досоветовался, выходит.

Ленька Чикин отправился в штаб, а Кольке приказал организовать вместе с матросами оборону плавбазы. Если же красные прижмут - брать вещички и топать на линкор. Оттуда в случае чего можно махнуть через залив к финнам.

Чикин, наверное, уже махнул. А он вот лежит, на льду с пулей в ноге и, превозмогая боль, ловит на мушку черные фигуры, перебегающие среди старых якорей, бревен, ящиков.

Иногда его охватывала слабость, все плыло перед глазами, он словно погружался в холодный липкий туман. Приходя в себя, видел впереди закругленную, вмерзшую в лед корму плавбазы, вспышки выстрелов.

Он замечал, что защитников плавбазы остается все меньше. Одни лежали не шевелясь, другие исчезли куда-то. Колька и сам хотел отползти, подняться на корабль, спрятаться в трюме. Но осилить крутой, трап он был уже не способен. Он мог только стрелять и ждать. И еще мысленно проклинать Чикина; так ведь и не пришел за ним, подлюга!

Он не понял, откуда появились матросы. Они возникли вдруг плотной группой, с топотом и криками бежали прямо на него. Блеснул перед глазами штык, и Колька взвыл, цепенея от ужаса:

- Братцы, пощадите! Братцы, не на...

Граненый штык пронзил его.

Матросы, не задерживаясь, устремились дальше.

Будничным летним утром торопился Михаил Иванович на работу. Левой рукой прижимал к себе изрядно потертый портфель, правой опирался на палочку. Приемная Председателя ВЦИК была недавно переведена на Моховую. Михаил Иванович хорошо помнил указания Ленина, сделанные еще в декабре восемнадцатого года в «Наброске правил об управлении советскими учреждениями». Владимир Ильич требовал: помещения для приема посетителей нужно устраивать так, чтобы они были доступны всем. Этими словами Калинин и руководствовался, когда на заседании Президиума ВЦИК заслушивали вопрос о приеме посетителей. В постановлении записали: для того чтобы сделать более доступными широким массам приемные Президиума ВЦИК и Совета Народных Комиссаров, вынести их из стен Кремля.

На Моховой никаких формальностей от посетителей не требовалось. Узнавай время да приходи.

Миновав Троицкие ворота, Калинин прибавил шагу: до начала работы оставалось всего пять минут. Обгоняя его, спешили служащие. Заспанные, лоснящиеся от грязи беспризорники слонялись под окнами. Увидев милиционера, юркнули в подворотню.

Кто-то толкнул Михаила Ивановича, извинился, а он даже не посмотрел - был занят своими мыслями. Сегодня опять придется уплотнить время. Надо принять знаменитого норвежского путешественника Фритьофа Нансена. Международный Красный Крестназначил его своим верховным комиссаром по оказанию помощи жителям Поволжья. А Михаил Иванович как раз занимается этим вопросом, возглавляет Помгол - Комиссию помощи голодающим.

У себя в кабинете он закурил, аккуратно стряхнул пепел в пепельницу и взялся за стопку бумаг. Здесь были отчеты с мест о создании комитетов Помгола в губерниях, о поступлении денег и продовольствия. Их было мало, слишком мало, чтобы предотвратить бедствие, обрушившееся на республику.

Первые симптомы этого бедствия появились еще в минувшем тысяча девятьсот двадцатом году, когда во многих губерниях России урожай оказался таким низким, что крестьянство там едва смогло прокормить себя, а в некоторых местах даже голодало. Затем пришла малоснежная зима, на огромной территории Поволжья осадков почти совсем не было. Правительство с тревогой следило за развитием событий. Сводки, которые составлял Наркомзем по данным метеорологических станций, читались с не меньшим интересом и беспокойством, чем недавние сводки с фронтов, ибо все понимали, какая нависла опасность.

Весной сводки Наркомзема были еще более или менее благополучные. Всходы считались средними. Но с каждой неделей виды на урожай ухудшались. Не успев окрепнуть, всходы гибли от засухи. Два месяца на небе не появлялись дождевые тучи, солнце накаляло почву, лишенную влаги, сжигало посевы, огородную зелень, луговую траву.

Специалисты прикидывали: голодать будут двадцать миллионов человек, не меньше. Учитывая это, Центральный Комитет партии и ВЦИК забили тревогу, начали принимать меры, чтобы хоть как-то ослабить удар, нанесенный стихией. Опять придется забирать хлеб в тех губерниях, где урожай будет сносным, вызывать недовольство крестьян, но другого выхода нет.

За рубежом некоторые передовые деятели решили собирать средства для голодающих. Вот Нансен и приехал по этому поводу.

Вчера вечером Михаил Иванович попросил секретаря достать материалы о норвежском путешественнике. Сейчас на столе перед ним лежали несколько книг, журналы и газетные вырезки. Калинин посмотрел на портрет Нансена. Лицо продолговатое, черты крупные, резкие. Волевой подбородок. Волосы, вероятно, светлые и усы тоже. Хорошие глаза. Про такие лица говорят «открытое», нет в них ничего хитренького, затаенного.

А исследования? Что написано о его путешествиях? По специальности зоолог, вместе с четырьмя спутниками прошел на лыжах через Гренландию и установил, что вся внутренняя часть ее покрыта ледяным куполом. Затем знаменитый дрейф на «Фраме» через Центральную Арктику. Важные океанологические наблюдения. А вот и самое главное: в марте 1895 года он с одним из своих товарищей отправился к Северному полюсу и подошел к нему ближе, чем все предыдущие исследователи.

Нансен путешествовал по Енисею, по Сибири л Дальнему Востоку, в какой-то мере знаком с Россией. Ко всему прочему он не только ученый, но и гуманист, борец за справедливость. Был верховным комиссаром Лиги наций по делам военнопленных. Это естественно: человек, много переживший сам, способен понять горе других, готов облегчить участь страдающих...

Нансен вошел в комнату: почти такой же, как на портретах, только постарше, солиднее и одет, разумеется, не в меховую доху, а в обычный костюм.

Несколько слов гость произнес по-русски. Это еще больше расположило к нему Михаила Ивановича. Между ними сразу установились отношения, которые бывают у людей дружелюбно настроенных, взявшихся за общее дело.

Фритьоф Нансен был оптимистичен и считал, что современный цивилизованный мир просто не допустит, чтобы в результате каприза природы умерли десятки тысяч жителей планеты.

- Возможно, жертв будет гораздо больше, - сказал Михаил Иванович.

- При таких трагических обстоятельствах следует предполагать самое худшее, - согласился норвежец. - Но вас не оставят в беде.

- Кто? Красный Крест? Отдельные добросердечные деятели? Низкий поклон им за это. Но когда речь идет о миллионах...

- Помогут европейские государства, Америка. Мир достаточно богат.

- Капиталистический мир.

- Знаете, как пишут на Западе, - усмехнулся Нансен: - Классовая ограниченность мешает большевикам мыслить всеобъемлюще и объективно.