Сводки, поступавшие из губерний, говорили о том, что в стране творятся события чрезвычайной важности. Новая экономическая политика заинтересовала крестьян. Впервые за годы мировой войны и революции, после непрерывного сокращения посевных площадей, озимый клин в России не только не уменьшился, но и возрос. Это был многообещающий перелом, который обязательно отразится на всей дальнейшей жизни страны.

До чего же приятно было смотреть на изумрудную зелень озимого поля, резко выделявшегося своей молодой яркостью среди увядающей, пожухлой растительности. Здесь крепло, наливалось соками будущее.

Яро добрый урожай, про увеличение озимого клина, про то, как воспряло духом крестьянство, обязательно надо рассказать Владимиру Ильичу, порадовать его хорошими новостями. Ведь до сих пор из месяца в месяц были главным образом неприятности, кризисы, беды. А у Владимира Ильича здоровье подорвано и ссылками, и голодом, и отравленными нулями эсерки Канлан.

Врачи категорически запретили беседовать с Лениным о делах, волновать его. Он должен отдохнуть, восстановить силы.

Михаил Иванович ни в коем случае не хотел затрагивать в предстоящем разговоре трудные вопросы. И все же в глубине души надеялся, что встреча с Владимиром Ильичем поможет ему лучше разобраться в событиях. Ленин умел непостижимым образом видеть, чувствовать главное в потоке явлений, умел настолько просто вскрывать их суть, что диву даешься: как же это своим умом-то не дошел?!

Давно не виделся Калинин с Владимиром Ильичем и испытывал ощущение, какое бывает у моряков во время долгого плавания в открытом море: очень хочется взглянуть на компас, еще раз убедиться, что судно движется правильным курсом. Сейчас это было особенно важно, так как страна вступала в совершенно неизведанную полосу развития.

Гражданская война осталась позади. Лишь на Дальнем Востоке еще гремели бои, но и там дело приближалось к победному концу. Появилась возможность быстрыми темпами сократить армию с пяти миллионов до восьмисот тысяч человек. При этом, естественно, намного уменьшились непроизводительные расходы. Высвободились большие материальные ресурсы, рабочая сила. И люди, и средства использовались теперь для того, чтобы развить мирные отрасли промышленности. В связи с этим изменилась вся обстановка в стране. Прежние методы руководства государством и экономикой устарели, их тоже надо было менять. Для Михаила Ивановича, как для Председателя ВЦИК, одной из главных стала задача объединения советских республик.

Как было до сей поры? Взаимоотношения РСФСР с Украинской, Белорусской республиками и с Закавказской Федерацией, в которую входили Армения, Грузия и Азербайджан, основывались на договорах о хозяйственном, политическом и военном сотрудничестве. То же самое - с народными республиками Хорезм и Бухара. Но теперь одних только договорных взаимоотношений было явно недостаточно. Это понимали люди и в центре, и на местах. Сами республики стремились к более тесному сближению. Не случайно ведь ЦК Компартии Украины настоял на том, чтобы партийные и советские органы УССР и РСФСР без промедления обсудили вопрос об укреплении дружбы и сотрудничества. Велись такие же переговоры и с Белоруссией. А руководящие органы Закавказской Федерации предложили недавно создать хозяйственный фронт всех советских республик и объединить их в одно союзное государство. Это вполне закономерно. Это диктуется общностью экономического и исторического развития, всей политической обстановкой.

Социалистические республики окружены враждебной стихией, чем скорее и крепче они объединятся, тем легче им будет противостоять капиталистическому миру.

Михаил Иванович улыбнулся, припомнив события, связанные с отправкой делегации на Генуэзскую конференцию. Любая республика имела право послать туда собственных дипломатов. Россия, Украина, Белоруссия, Армения, Азербайджан, Грузия, Хорезм, Бухара, Дальневосточная республика - девять мелких делегаций, каждая из которых дудела бы в свою дудку и вряд ли могла чего-нибудь добиться у двадцати восьми капиталистических государств, проводивших согласованную линию.

Решили иначе. 22 февраля в кабинете Калинина собрались на совещание полномочные представители республик. Основательно обсудили все стороны проблемы и постановили отправить в Геную единую делегацию во главе с Лениным. Правда, Владимир Ильич выехать туда не смог. Руководил делегацией в Генуе Чичерин, дипломат опытный и дальновидный.

Капиталистические государства требовали на конференции, чтобы советские республики выплатили царские долги, возвратили иностранцам национализированные предприятия, ликвидировали у себя монополию внешней торговли. На многое замахнулись господа, но встретили решительный отпор советской делегации. Больше того, она в свою очередь выдвинула контрпретензии, предложила возместить убытки, нанесенные советским республикам иностранной интервенцией и блокадой.

Никакого выигрыша не добились для себя в Генуе империалисты. А советская делегация вернулась с победой, прорвав единый фронт противника подписанием Рапалльского договора с Германией. Это был успех, принципиально важный для дальнейшего развития дипломатических отношений. Немцы долго колебались, но, почувствовав в Генуе свою изоляцию, подписали документ, который испортил много крови сторонникам Антанты.

Успех делегации подтвердил важную истину: когда республики действуют вместе, они представляют собой грозную силу...

Автомашина свернула влево. Через несколько минут среди деревьев показался особняк с белыми колоннами - имение бывшего московского градоначальника Рейнбота. Поблизости от города много было просторных и роскошных дворцов, но Владимир Ильич категорически отказался отдыхать в них. Он и здесь-то первое время скромно жил в одном из флигелей, в комнатах с низкими потолками. Врачи еле добились, чтобы он перешел в особняк.

«Паккард» замер возле подъезда. Михаил Иванович потоптался около машины, разминая затекшие ноги. Услышав голоса, оглянулся. По аллее шли Владимир Ильич в кепке, надвинутой на самые брови, и Надежда Константиновна в белой панаме.

- Нуте-с, батенька, здравствуйте! - весело приветствовал гостя Ленин. - Я, знаете ли, здесь в заточении рад каждому человеку, а вам особенно. Как доехали, не растрясло?

- Я привычный, - улыбнулся Михаил Иванович. - Все время в пути.

Говорил, отвечал на вопросы, а сам исподволь, чтобы не выказать чрезмерного любопытства, вглядывался в похудевшее за время болезни лицо Ленина. Сдал Ильич, очень сдал. Побледнел, и от этого, вероятно, глаза его кажутся более темными, чем прежде. Седина проступила в рыжеватой бородке.

- Мы только что погулять вышли. По расписанию эскулапов, - сказал Владимир Ильич. - Пойдемте с нами? Если не устали, конечно.

- С удовольствием.

- А я оставлю вас, займусь хозяйством. Не возражаете? - спросила Надежда Константиновна.

- Хорошо, Надя. И не беспокойся, пожалуйста, о делах мы рассуждать не станем, - левый глаз Владимира Ильича лукаво прищурился. - Вы ведь знаете, товарищ Калинин, что говорить со мной о делах категорически запрещено?

- Знаю, - чуть смутился Михаил Иванович. Помолчав, добавил твердо: - Знаю и считаю такую установку совершенно правильной. До полного выздоровления.

- Иди, Надя, со спокойной душой. Ты обрела верного союзника, - Ленин вроде бы шутил, но в голосе его слышались грустные нотки.

- Не очень задерживайтесь, - Надежда Константиновна поднялась на крыльцо. - Скоро обед.

- Мы успеем, - кивнул Ленин.

Они медленно пошли по аллее, обсаженной могучими дубами, старыми липами, и Михаил Иванович обратил внимание: листва дубов еще совсем зеленая, не тронутая осенними красками. Позже других деревьев одевается дуб зеленью, зато и держит ее потом долго.

Впереди, залитая солнцем, приветливо светилась лужайка. Владимир Ильич спросил:

- Чем это вы на германского посла так подействовали? Граф Ульрих Брокдорф-Ранцау в Европе одним из лучших дипломатов считается. И в решительности ему не откажешь. Помните, в восемнадцатом году он возглавлял германскую делегацию, которая была уполномочена вести переговоры с союзными державами? И вот он, посланец побежденной страны, отказался признать условия Версальского договора, демонстративно подал в отставку. Для такой акции изрядное мужество требуется. А Кольцов пишет в газете, что у вас на приеме граф волновался невероятно, что он даже старинный прусский реверанс сделал, который ныне в дипломатическом мире признан совершенно необязательным. Было такое?