«Да, это я» — наконец вымолвило презирающее все процедуры по безопасности и не пользующееся презервативами женское тело и побежало, чтобы застать уже почти взлетающий самолет.

Оно еще не знало ни о скоропостижной кончине мужского тела В. Б., ни о том, что эта кончина, в случайном соединении с посещением женским телом ретроспективы голландца Адера, практически повлекла за собой новую смерть.

VI

Женское тело слоняется по квартире, и странная сила притягивает его то к тому, то к иному углу. Когда оно ложится в кровать и пытается наконец сосредоточиться на себе, вместо того, чтобы быть кем-то ведомой, оно понимает, что голова в голове временно поселилась на хаотически заваленной шкатулками и книгами полке, ближней к окну.

Переждав несколько дней, женское тело подходит туда, чтобы разобраться в чем дело, и, стараясь не вляпаться в пыль, роется в варварском ворохе кулонов, квитанций и чьих-то опубликованных дневников, и наконец выуживает с полки давно не беспокоемую видеопленку, когда-то подаренную головой в голове. Наверное, голова в голове прилепилась к содержащей пленку черной коробке.

На пленке запечатлен аутичный маленький армянин, сын знакомого голове в голове продавца бриллиантов, который, прежде тем, как начать рисовать, разбивал, пугая мать, в доме стекла и зеркала. Мать привела его в студию к прославленному художнику Шнабелю, и Джулиан Шнабель вручил ему молоток, научив юное дарование с пользой использовать гнев, прикрепляя битые стекла к полотнам.

Женское тело включает свой ноутбук и находит в сотах Сети картины маленького аутиста, которому к тому времени уже исполнилось тридцать два.

Авиарии, авиа: глухой с рождения Вахан Арсланян зачарован крупными глазами птиц, он мастерит крыло «Боинга» и ставит его на подставку, приклеивает стекло к полотну, называет одну из картин «Авиалинии», воспроизводит имена авиакомпаний на самолетах, помещает рисунок с изображением соприкасающихся самолетов под неровный кусок стекла с острыми гранями, как будто подчеркивая висящую в небе опасность, тщательно вырисовывает перья и крылья птиц.

Женское тело берет в руки коробку будто ребенка, прижимает к груди, ложится в постель.

VII

Место действия: Ворлд Вайд Веб, Всемирная Воздушная Паутина. Эта коллекция всех и всего, малейшие сбои в которой способны искривить любое пространство. Время действия: за пять месяцев до сгущенного, по-своему счастливого часа в отеле «Ла Рабида», до памятного путешествия в Эквадор.

Главное действующее лицо: женское тело, просиживающее часы на кожаном кресле в калифорнийской каморке и обнаружившее в электронном архиве регулярно пролистываемого мужским телом «Искусства в Америке» его некролог.

Второе действующее лицо: мужское тело, оставленное восемь лет назад женским телом, ибо вместо того, чтобы по аналогии с другими мужскими телами прослеживать путь девичьих лодыжек и каблучков в брючной толпе, больше всего озабочивалось прослеживанием маршрута продаваемых в Европу картин.

Женское тело в ступоре сидит перед застывшим в немом крике белым экраном, осознавая, что со дня смерти любимого мужского тела прошло уже несколько лет. Целый месяц оно разглядывает цифровой некролог и раздумывает, не приобрести ли бумажную версию. Аргумент «за»: увериться, держа в руках журнальный вариант, что простирающейся далеко за пределы физических тел любви больше нет; аргумент «против»: женское тело предпочитает иметь у себя дома две не уничтоженные случайно, полные интимных намеков, записки вместо кусочка бумаги с досадно упущенной запятой между имен выставлявшихся у него в галерее Джеймса Ли Байарса и Баския, где написано, что он мертв.

Разрываемое на части этими мыслями женское тело все же находит во Всемирной Воздушной Пучине выставленное на продажу бумажное «Искусство в Америке» за 2004 год с некрологом, замечает в содержании номера слова «Бас Ян Адер» и сразу же вспоминает взлет, грозовой грохот, отказавший мотор, пошатнувшийся самолет, предотвращенную смерть.

VIII

В библиотеке берклийского университета женское тело в волнении приближается к полке с сброшюрованными номерами журналов и выдергивает из плотного ряда ледериновый том, содержащий «Февраль». Голова в голове молчит, не испытывая никакого интереса к отчетам о собственной смерти. Женское тело зарывается в море гладких, глянцевых, холодных как труп зеркальных страниц, отыскивая сообщение с отсутствующей запятой и сразу же натыкаясь на многостраничную статью про заново открытого критиками грлландца-перформансиста.

Сообщение о смерти мужского тела В. Б. было опубликовано в феврале, а через два месяца, в апреле того же года женское тело уже летело в неисправном «Мак Дугласе» в вечность и долетело бы, если бы ему заранее не была уготована искрометная, из ряда вон выходящая жизнь.

То, что произошло, думает женское тело, на удивление просто. С одной стороны извещение о кончине любимого мужского тела под одной обложкой со сведениями об утонувшем перформансисте с фамилией Адер, а с другой стороны — я, так и не разлюбившая не заслужившее этого мужское тело, на выставке Адера, еще не знающая про некролог и, соответственно, понятия не имеющая про его смерть.

Таким образом, вот что имеется в журнале и жизни: в одном — скоропостижно скончавшееся мужское тело и статья о запропавшем в океанской пучине голландце Адере, а во второй — живое женское тело, посещение выставки Адера и уравновешивающая уравнение, висящая в воздухе возможная смерть.

То есть, полагает безутешное женское тело, наличествуя рядом со статьей о полюбившемся мне и запомнившемся утонувшем творце, некролог мертвого мужского тела В. Б. внес новую запись в летопись мира, пополнил вселенский банк данных, создал уникальное информационное поле, несущее мне — при условии, что я войду в некий контакт с этим творцом — воздушную смерть.

Стоило мне повстречаться с работами Адера, как произошло замыкание, в результате которого у «Мак Дугласа» сломался мотор.

Мне просто дико повезло тогда, дико повезло, говорит голове в голове женское тело и сидит дотемна в черном, вращающемся вокруг своей оси, кожаном кресле, окруженное принесенными мужским телом видеопленками, офортами, фото, альбомами выставок, вырезками из газет.

Кито — Калифорния

июль 2007

Письмо ученого

Евгению Владимировичу Новомодному

Уважаемая Маргарита! С приветом из далекого, и, вероятно, не знакомого Вам города X обращается к Вам Завотделом Природы, энтомолог, лепидоптеролог, любитель боевиков, моды и всего, что относится к современной словесности (нынешние сочиняющие для Всемирной Сети ЦеЦеЦе ^[19]кажутся мне динамичнее, чем их предецессоры, накалывающие пером на строку, как бабочек Брайля, букву за буквой), естествоиспытатель и свободный мыслитель Евгений Никодимович Н. Надеюсь на Вашу взаимность: сообщите, как Вас по батюшке кличут — ведь недаром у русских людей отчества есть!

Можете ли Вы представить себе, как метался я по своему кабинету, вглядываясь в заоконную или, лучше сказать, заокеанскую даль, после прочтения Вашей «статьи»! Приставляя к стене собственно «литературу» как ненужный костыль — ведь я ученый, не привыкший к словесным вертляньям и шпилькам — я буду говорить о фактах и только о них.

Итак: Николай Иванович Бордуков, герой Вашей статьи… был давно известен мне по отсылкам на его труд. Кстати, вообразите себе: даже дома я хожу в мокроступах! А ведь люди (позвольте мне забежать вперед брылястого и очкастого Николая Ивановича, который уже тут стоит) привыкли видеть в ученом лабораторную крысу, а не благородного лабрадора, выковыривающего из-под снега бумаг, как замерзших, замерших альпинистов, научные факты, поэтому и не могут представить себе, чего стоит разгуливание по лугам и болотам в поисках той или иной особи вместо особы (я холост) — и все только с тем, чтобы и через десяток лет после моей смерти местные жители знали о природе родимого края…