Старуха подхватилась, вспомнив из сонника, что «дерьмо – это к деньгам», набросила поверх ночной рубашки пальто и босиком, по снегу, выбежала во двор и в сарае, под полочкой у верстака, нашла пенсию мужа. В доме старуха пересчитала деньги и не могла в себя прийти от радости, и все же надо было как-то дальше жить – она увидела, что не прибрана постель, и стала ее застилать. Тут неизвестный ей святой с иконы сказал, что она не так положила подушку.

– А куда? – она спросила.

Он сказал, и старуха положила туда, куда он сказал. Белая подушка отразилась в зеркале – стало светлей в комнате, и еще стало тепло от этого света и сладко запахло. И при таком счастье она вспомнила про шоколадку, пошла в магазин и купила самую дорогую и еще резиновые сапоги. Она пришла домой, натянула на ноги сапоги, а шоколадку положила на полочку под иконой. Старуха сидела, счастливая, в сапогах, и смотрела на шоколадку, и ей так захотелось попробовать, что она не вытерпела, распаковала и отломила кусочек; после этого отдавать ее детям было стыдно, и она весь день отламывала по кусочку и сама съела шоколадку, а вечером прямо в новых сапогах легла в постель и сладко уснула.

Назавтра она проснулась в слезах. Она вспомнила, как намучилась за жизнь с пьяницей Кузькиным, и не могла забыть его изможденного лица, когда старик болел, и, чтобы развеяться, отправилась к соседям, где застала дома одну девочку хромоножку. О чем разговаривать с ней старухе после похорон мужа? – и она повернула назад, но девочка остановила ее. Хромоножка рассказала, что ей приснился старик – пел веселые песни, и, когда девочка спросила: ну, и как вы сейчас поживаете? – он ответил: ты не представляешь, как мне здесь хорошо!

Папа сделал вид, будто не замечает Сашу с девушкой, а тетя Маша не знала, что сказать, и захихикала. Саша поставил чемодан и предложил Асе сходить на речку. Они спустились с крыльца, и Саша задумался – на каждом шагу надо было задумываться. Убирая в доме, тетя Маша открывала окна и ведрами выбрасывала через них мусор, и за несколько лет, как папа привел эту женщину после похорон мамы, во дворе образовалась свалка вровень с заборами – и к речке лучше было пройти по саду.

Ася оглядывалась по сторонам и восторгалась.

– Ты знаешь, что есть другая жизнь? – спросила у Саши девушка и, не дожидаясь ответа, начала рассказывать: – Однажды я упала в обморок – и помню: мне было хорошо; там было, как здесь, – она обвела глазами берег, – и я танцевала, и я не одна – вот это и была другая жизнь.

Из деревни послышалась музыка; тишь вокруг такая, что все слова у песни слышны.

– Давай потанцуем, – предложил Саша, оглядываясь.

– На песке? – удивилась Ася. – Если я стану танцевать, – покачала она головой, – это будет уж вообще… Я очень хорошо запомнила другую жизнь, и мне страшно.

– С кем ты там танцевала?

– Я его не встречала в этой жизни – он был только там; я танцевала с ним – и вдруг упала, когда Аля начала меня спасать. Я очнулась от боли, что ударилась.

– Аля – твоя сестра?

– Мы с ней двойняшки, – похвасталась Ася.

С грустью Саша заметил, что песок зарастает травой. В деревне не стало детей, никто здесь не купается, не топчет этот песок – вот он и стал зарастать, тут Саша опомнился, что сам не ходит сюда, и – решил не переставать сюда ходить.

Возвратились уже к вечеру, поужинали; надо было ложиться спать, а кровать в его комнате стояла только одна. Саша спросил у девушки: не полюбила ли она его.

– Я скажу, когда почувствую, – ответила Ася, и – постелили валетом. – Ты ложись, – добавила она, – а я почитаю в саду книжку.

– Уже темнеет, – заметил Саша. – Нет, это ты ложись, а я побуду пока во дворе.

– Нет, – сказала она. – Это ты должен первый заснуть.

– А если я не засну?

– Заснешь.

– А если я проснусь, – сказал он, – когда ты будешь ложиться?

– Я буду так ложиться, – сказала Ася, – что ты не проснешься.

В сарае была розетка. Саша подключил к ней удлинитель и вынес в сад настольную лампу. Ася осталась читать книжку, а он отправился домой спать. Ему приснилось, что в саду печь – бабушка топит ее, ступает в валенках по траве неслышно, и – Саша не услышал, как Ася пришла и легла рядом.

Утром собрались на улице соседи. Они ночью не спали, а наблюдали из окон, как Ася читала в саду под настольной лампой. Соседи знали, какая в сарае электропроводка, и боялись пожара. Папа молча выслушал их упреки, а когда соседи разошлись, спросил у Саши:

– Кто эта девица тебе, что ты привел ее сюда? Я не позволю, чтобы в моем доме… – и старик не находил слов для возмущения.

Тут Саша не выдержал:

– А кто тебе тетя Маша?

Папа заткнулся, не зная, что ответить, а тетя Маша шагнула в сторону – решила удалиться, но наступила на перегоревшую электрическую лампочку, что валялась под ногами вместе с консервными банками и рваными галошами. Лампочка чпокнула, и все оглянулись, а несчастная женщина покраснела – недовольная тем, что привлекла к себе внимание; тут же стояли грабли – она взяла их и смахнула осколки в сторону.

– Можно представить, – прошептала Саше девушка, – что твой папа подумал о нас, но самое ужасное, что и мы то же самое о них думаем. – И она добавила: – А ты пойди, милый, погуляй – там, где вчера; я же чувствую, знаю: ты хочешь побыть один, и – там не неволь себя… Я не буду скучать – лишь бы тебе было лучше.

Саша вернулся в сумерках. В саду настольная лампа освещала девушку. На лице у нее блестели слезы. Она плакала, не зная, что Саша ее видит, и он понял: нельзя ей помешать поплакать. Стараясь, чтобы не скрипнули ступеньки, он поднялся на крыльцо и тихонько притворил за собой дверь. Раздевшись, лег в постель, а когда пришла Ася, на этот раз проснулся и не смог больше уснуть – лежал рядом с девушкой, затаивая дыхание, и всю ночь промучился, боясь пошевелиться. Только под утро заснул и, если бы не гудение на улице, проспал бы до обеда, а так вскочил и выглянул в окно.

Автомобильный кран поднимал над деревьями железную будку с какой-то старой списанной машины, затем начал опускать ее во двор. Саша оделся и, выйдя из дому, поздоровался с дядей Васей. Тот работал начальником цеха на заводе и решил подарить им эту будку.

Сбежались соседи посмеяться над папой – зачем ему она, а Саша, догадываясь, что дядя Вася не знал, куда деть списанную будку, поинтересовался:

– Наверно, она мешала вам на заводе?

– Нет, – ответил дядя, – она простояла бы там до скончания века.

– У нас столько земли, – восхитился Саша с горечью, – что все эти будки могут дожидаться скончания века – и тут, и там…

Кран опустил будку посреди двора – и папа, и тетя Маша начали восторгаться, радоваться ей – с окошками, лесенкой и надписью: люди. Папа открыл дверь, чтобы соседи заглянули. Они поднялись по лесенке, изумляясь, а тетя объявила, что ей сейчас будет где хранить муку и крупу – в железную будку не заберутся мыши. Еще в ней привинчены были к полу скамейки.

– Из них, – решил Саша, – можно устроить кровать.

И он стал в этой будке спать. Все равно в мешках тети Маши завелись мыши. Саша, просыпаясь, слушал, как они попискивают, и думал о девушке, которая не могла его полюбить. Рано утром, когда Ася спала, он уезжал в город, но вечером спешил назад. Девушка ожидала его, и он был рад, что она его ждет. Так прошло лето, и наступила осень. В железной будке стало холодно спать, и Ася, когда отправились подальше на речку, наконец поцеловала его.

– Мне кажется: вот-вот уже, надо немножко подождать. – И вздохнула: – Как трудно ждать!

Назавтра Саша сел на велосипед и поехал по деревне. На лавочках сидели старики, и когда он, останавливаясь, спрашивал у них, где продаются дома, – показывали: и там, и там, и этот, и вот этот тоже. Дома продавались через один, и чем дальше Саша ехал, по другим деревням, – все больше там продавалось домов, и – земля там была зеленее, а небо голубее, чище, звонче; все становилось ярче – как в детстве; он будто въезжал назад, обратно, в свою жизнь, и – удивлялся; становилось все тише и тише – и солнышко грело сильнее. И когда Саша запел – навстречу попался босой мужичок. Саша спросил и у него про дома.