– Пошли, – мужичок нес в руках начищенные сапоги, – как раз я иду в ту сторону. Покажу.
С утра он успел выпить и, может, рассчитывал, что хозяева дома, который продается, еще дадут ему, а может, после нескольких рюмок доброта его переполняла; он готов был услужить каждому. Когда подошли к большому дому с крылечками со всех сторон, с балкончиками, – они сразу же понравились Саше. Вышла хозяйка и показывала комнаты как бы нехотя, с недовольством, и Саша услышал за спиной, как она прошептала босому мужичку:
– Кого ты привел? Кто это на велосипеде приезжает покупать дом, да еще такой? Ты что – совсем уже? – укоряла она его. – Что это за сапоги?
– Купи! – он предложил.
– Разве ты не видишь, – хозяйка его будто не услышала, – что этот не купит.
Мужик сразу же загрустил, и, когда пошли обратно, Саша почувствовал себя виноватым перед ним и, ведя в руках велосипед, пытался разговорить беднягу – только сам перенял грусть; проходили мимо церкви – зашел в нее и поставил свечку.
Когда приехал домой, тетя Маша отдыхала после обеда. Увидев Сашу, она поднялась и сообщила ему:
– Мне приснилась твоя бабушка в светлом платье с мальчиком. Ожидать надо чуда, – добавила тетя, – потому что в светлом платье.
Саша не сказал ей, что поставил в церкви свечку, и спросил у тети:
– Разве вы знали мою бабушку?
– Да, – покраснела тетя Маша. – Твой папа привозил меня, когда еще не познакомился с твоей мамой.
Стало жалко тетю, и Саша подумал вслух:
– Какое в нашей жизни может быть чудо?
Назавтра в город с ним поехал папа. Ему зачем-то понадобилось свидетельство о смерти дедушки, которое потеряли, а может – его никогда и не было, и сразу пошли в загс. Там выстроилась длинная очередь.
– Сынок, – заметил папа, – у меня сегодня день рождения.
Саша догадался, что папа не за свидетельством поехал, а выпросил у тети Маши деньги и решил отпраздновать в городе день рождения. Саша вспомнил сон тети Маши и разгадал, почему бабушка в светлом платье с мальчиком. Папа отлучился на полчаса и вернулся выпивший. Настроение у старика приподнялось, и к тому же между серыми зданиями учреждений выглянуло солнышко. Папа все больше радовался, и Саша рядом радовался. Перед ними в очереди переминались парень с девушкой – решили подать заявление, чтобы пожениться, и, когда парень отлучился – тоже, наверно, за бутылочкой, – Саша дернул девицу за рукав.
– Вот интересно, – заметил он, – мы свидетельство о смерти берем и – радуемся, а вы – вроде бы на такое жизнеутверждающее дело заявление подаете – и загрустили.
Девица очень призадумалась, выслушав Сашу, а когда пришел жених, – оттопырив назад большой палец, она показала за спиной:
– Смотри, эти – свидетельство о смерти берут и – радуются, а мы… – и она уже ничего не могла добавить; как раз их позвали писать заявление.
На улице все ярче сияло солнце, и Саша не удержался – выбежал вздохнуть; пока огляделся – тусклая пелена заволокла небо. Едва не вскрикнул, не ожидая увидеть Асю – она же осталась в деревне, и – обрадовался, шагнул к ней, но девушка испугалась, и он догадался, что это ее сестра-двойняшка.
У него было такое лицо, что эта девушка невольно остановилась. Саша вспомнил, как ее зовут, и прошептал одними губами ее имя. Сначала Аля засмеялась, будто они давно знакомы, и вдруг посерьезнела, поняла: все это не просто так, и внимательно посмотрела на Сашу, а он глаз с нее не сводил, почувствовав, что и она вдруг захотела того, чего он захотел, и ей страшно.
За кирпичными, в несколько этажей, домиками начались деревянные; между ними зарябила в ветреный день река. Еще чуть пройти – и можно оказаться наедине. Сквозь ржавые скелеты автомобилей проросли кудрявые кустики, за ними насыпаны горы битого стекла. На берегу горели костры. Вокруг прокопченные у огня бродяги пили вино, а другие спали, готовые свалиться в воду. Стараясь не смотреть на бродяг, Саша с Алей побежали от костра к костру, но тропинка круто начала подниматься; едва вскарабкались на гору, и – внизу опять костры до самого моста. Ноги с горы запрыгали сами; перебравшись через шоссе, Саша с Алей увидели низкий берег, затопленный водой, и побрели назад. Почувствовав изнеможение, посидели у пыльной дороги, наблюдая за гудящими машинами, когда хотелось сладкой тишины, как на кладбище.
Поднялись и опять пошли, и опять обессилели – как раз у ресторана. Рядом парк, перед рестораном цветник – в нем увядшие астры; дорожки чисто подметены. Саша с девушкой осторожно забрели в ресторан и сели за столик. Оба первый раз в ресторане; раскрыли меню и стали читать – но не так чтобы очень заинтересовавшись, а чтобы убить время – есть совершенно не хотелось, и когда подскочил официант, Саша пробормотал, что еще не выбрали. Официант, конечно, сообразил, кто перед ним, и, ухмыльнувшись, отошел.
– Между прочим, – признался Саша, – у меня нет денег.
– Не волнуйся, – успокоила его девушка, – у меня есть немножко. Что ты будешь?
– Я не могу захотеть, – пожал он плечами.
Вдруг Аля пробормотала ему в ухо:
– Хочу к тебе в деревню…
Когда выбежали из ресторана – так нахмурилось, что не узнать парка, даже в цветниках другие астры. Хлынул дождь. К остановке приближался трамвай; вскочили в него – пустой. Приехали на привокзальную площадь – и там никого, ни одного человека, – так бывает иногда посреди дня в самом оживленном месте.
На вокзале не протолкнуться – от дождя спасались все те бродяги, что у костров пили вино на берегу реки. Они громко разговаривали друг с другом – запотевшие стекла в окнах дребезжали от оживленного гула, и чувствовалась яркая какая-то радость этих проснувшихся людей.
Тут засвистела электричка. Саша с девушкой поспешили на перрон и поехали без билетов. За окнами замелькали голые деревья, а в вагоне летали птички. Саша открыл окно, чтобы они вылетели, но птички не могли вылететь, и от ветра в лицо хотелось хохотать.
– На какой остановке выходить? – поинтересовалась Аля.
– Через одну, – ответил Саша, наблюдая за птичками, и когда девушка, поднявшись, напомнила ему, – вскочил и тут же сел. – Сядь, – и ей пробормотал: – Я забыл, что купил дом. У меня поэтому и нет денег, – пояснил он. – Еще через одну!
Аля слишком была взволнована, чтобы обрадоваться, что он купил дом. Ей хотелось скорее на воздух, где легче вздохнуть. Наконец они приехали. Из всего поезда вместе с ними сошли старичок со старухой. Когда электричка исчезла за поворотом, старухе сделалось плохо. Она легла прямо на перрон, и у нее изо рта поплыли пузыри. Старичок стоял над ней, растерявшись. На другой стороне платформы из будочки, в которой продавали билеты, высунулась кассирша и закричала, что у нее есть валидол. Саша спрыгнул на шпалы и побежал за таблеткой. Ее засунули старухе в рот – больше ничем нельзя было помочь, и Саша тогда решил помолиться. Вскоре старуха пришла в себя – ее подняли, поставили на ноги. Старичок взял жену под руку, и они побрели по платформе, а Саша, глядя им вслед, подумал, что старушка побывала в другой жизни.
Саша привел Алю в новый дом, однако после того как едва не умерла старуха, им уже ничего не хотелось; к тому же в доме становилось видным дыхание. Надо было протопить печку, но дров Саша не успел заготовить. Опять забарабанил по крыше дождь – они выбрали по окну и уставились на голый, мокрый сад.
Под деревьями лежали последние яблоки. Саша взял ведро, выскочил из дому и под проливным дождем выкрутил из колодца воды. Аля нарезала хлеб и колбасу, что догадались взять с собой, зачерпнула кружкой из ведра и включила кипятильник. Они наконец поели, попили чаю, но веселее не стало – разве что немножко; хотелось как можно быстрее отсюда выбраться, да только дождь не переставал.
– Что ты любишь делать в такую погоду? – спросил у девушки Саша.
– Гулять, – вздохнула она, – что еще можно делать в такую погоду?
С потолка закапало, затем полились струи. Саша полез на чердак, а когда спустился вниз, осознав, что хозяева подставили его с крышей, – девушки в доме не оказалось. Сначала он подумал, что Аля гуляет под дождем, но дождь прекратился, начинало темнеть, и Саша понял: она ушла, уехала, и – вздохнул с облегчением, потому что нельзя им остаться здесь вдвоем.
