И вот высаживаемся это мы, значит, по сигналу SOS на Даздраперме. Планетка, прямо скажем, унылая, серенькая. Кислород есть, вода есть, правда, маловато. Жизнь копошится по мелочи… Ладно. Пронизали верхние слои, зависли над поверхностью, стали на огонь. А посадка, заметь, вообще была первая — крейсер-то новенький, со стапеля. Выпускаем посадочные ноги. А ножки-то длинные, заразы, сорок один метр каждая. Сейчас уже таких не делают. И вот выскальзывают они наружу из корпуса, выскальзывают, выскальзывают… Ну и выскользнула одна. То есть совсем. Вообще. Ка-ак ляпнется плашмя об эту самую Даздраперму, аж подпрыгнуло все внизу! Крейсер, понятно, теряет центровку, начинает танцевать на огне… Вот вы, нынешние, вопрос на сообразительность: дальше что делать, а?..

Форсаж — и обратно на орбиту?.. А за опору за посадочную кто потом отчитываться будет? Это ж тебе не зонд, не блок какой-нибудь, ее ведь не спишешь по утруске!

Короче, капитан Болдоха сажает крейсер вручную… А вот так! Как ты на табурет садишься. Двумя ногами на грунт, а задницей, то бишь краем корпуса — на скалу. И без промаха, понял?.. Я это своими глазами видел. Больше свидетелей нет! Кто поопытней, видя такое дело, — брык в обморок, а я-то стажер, не сообразил сразу…

Сажает, говорю, капитан Болдоха крейсер, встает из-за пульта — споко-ойный. Смотрит: все отключились — один я глазами хлопаю.

— Разберитесь, — цедит.

И все. Ни слова больше не прибавил, ушел к себе. Ну я что? Потормошил помощника, штурмана — без толку. Глубоко отрубились. Но тут вылезает из каюты… Был у нас такой дылда с челюстью — охотник-демонстратор. Вообще так ничего, парень отчаянный, тертый, Митькой звали. Но в рейсе житья от него не было. Делать ему до высадки, сам понимаешь, нечего — слоняется по крейсеру, зевает, под руку лезет. Разочарованный такой детина. А на предплечье татуировка: «Нет жизни на Марсе».

— Поровней, — говорит, — посадить не могли?

Ну, послал я его, врубаю терминал, выясняю, кто на этой посадочной опоре, в три креста квантованной, последний раз регламентные работы проводил. Робот номер такой-то… Вызываю робота такого-то. Является. Смотрю я на него… Да Япет твою Весту через щель Кассини! У робота руки не тем концом привинчены! Заводской брак!

— Ты что ж, — говорю, — морда железная? Сам не видел, что ли?

А он мне нагло так отвечает: это, мол, не мои проблемы.

Ну, тут, к счастью, второй помощник вроде оживать начал. Перепихнул я ему придурка-робота, а сам с охотником-демонстратором, с Митькой этим самым, пошел биозащиту крейсера обеспечивать.

Это вы сейчас все такие робкие да боязливые: ах, вирусы!., ах, бациллы!.. Чуть что — давай силовые поля вокруг корабля возводить, почву стерилизовать. Тьфу!.. А у нас тогда ма-ахонький такой был акустический приборчик, чуть больше кулака. Выносишь его наружу, включаешь — и ни одна живая тварь в радиусе слышимости даже и не возникнет! А те, которых акустикой накрыло, уже, считай, не жильцы. Классный такой был приборчик. «Обматератор» назывался.

Нет, ну были с ним, конечно, проблемы. Во-первых, не на всякой планете его применишь. На Простомарии три экспедиции подряд загубили, пока сообразили наконец, что осьмизубли местные ни черта не слышат… Кто такой осьмизубель? Ну, это такой неполовозрелый грабель. Из отряда кривокрылых, непарноногих… А во-вторых, фильтры ушные часто из строя выходили: чуть тронешь реостатик в сторону большей этажности — они уже летят. Хотя боцман, например, и охотник-демонстратор вообще фильтрами не пользовались.

Ну, поставили приборчик у трапа, возвращаемся на корабль. Там уже руки роботу перевинчивают, выясняют, кто виноват. Капитан Болдоха с первым помощником прикидывают, как дальше жить: опору обратно присобачивать или же выгонять из трюма турбодуй — и полным ходом к месту бедствия. А бедствие такое: накрылся крейсер второго класса «Генацвале» — тоже откуда-то там с Земли. Чем накрылся — пока неясно, помехи были сильные.

Ладно, разобрались. Четверых назначили в поисковую группу, остальных — на опору. И тут — сирена! Охотника-демонстратора — на выход! Живая тварь в зоне слышимости!.. Ну, ясно — монстр. Их ведь ничем не отпугнешь, против них средство одно — полная демонстрация. Одно странно: планетка серенькая, убогая, с чего бы там монстру-то завестись?

Митька сразу оживился, переодеваться побежал. Выходит в скафандре, на горбу — ракетная установка, под мышкой — дыромет, сзади клетка болтается. Возвращается без выстрела — и вроде слегка пришибленный. Клетку в руке несет, а в ней какая-то мерзость лютует, зубенки скалит.

— Это чего? — спрашиваем.

— Монстр… — отвечает.

Собрались мы вокруг клетки. Смотрим — точно, монстр. Гадость — редкая!

— А чего ж маленький-то?

— Не знаю, — говорит. — Может, выродился?

Сдали зверушку биологу, взялись за ногу (в смысле — за посадочную). Ох, намаялись мы с ней! Пока разобрали, пока по частям внутрь втащили, пока по новой смонтировали… А тут еще биолог этот со своими воздушными фильтрами!

— Не сметь, — говорит, — снимать! Вон болото рядом с повышенной сивушной концентрацией!

Житья уже нет от этих фильтров! В носу — фильтры, в ушах — по фильтру, монстры эти карликовые под ногами путаются, так и норовят каблук скусить. Митька видит, что от обматератора проку мало, вырубил его совсем и в корабль унес. Мы тут же пробки из ушей и ноздрей повыдергивали. Подумаешь, сивуха!..

А тут еще вечер настал, тьма припала. По болоту бледное такое денатуратное пламя кружевами расползается — при посадке, видать, подожгли. И поисковая группа на связь не выходит. Хотя «маячок» на посланном турбодуе попискивает, посвечивает, причем, если верить тому, что на экране, — с самого что ни на есть места бедствия. Надо полагать, цела машина. Во всяком случае, за левый подкрылок, на котором этот «маячок» крепится, можно поручиться.

Ладно. Собрали ногу, начали кабели в ней прозванивать. А поисковая группа — молчит. Всех уже дрожь золотит, один капитан Болдоха споко-ойный… Бровью не поведет. Потому что нету брови-то. Ни той, ни другой. Надбровья одни.

— Охотник, — цедит, — и вы, стажер, — Это он мне, значит! — Выясните, что там с нашими поисковиками.

Мы — в трюм. Прикинули, на чем пойдем. Два турбодуя, три вездеезда и еще самопят повышенной проходимости с двойной защитой — но это уже на крайний случай.

Вывели вездеезд. Митька — за пульт, я — на перископ. Вооружились до зубов, у обоих по дыромету… Не знаешь, что такое дыромет? Еще бы тебе знать! Спереди раструб, сзади приклад, а посередке колба-обойма. А в ней крутятся основательно выдержанные унитарные дыроеды. Выращивали их только на Изауре в специальных аквариумах-непрогрызах близ экватора… Где эта Изаура находится? Ну, во-первых, не находится, а находилась… Поставили им однажды партию бракованных аквариумов — с тех пор и не находится. Хотя ищут…

Объехали мы болото, подкатываем к месту бедствия. Смотрим: крейсер второго класса «Генацвале» лежит на боку, а одна из посадочных опор узлом завязана. Ты себе такое можешь представить?.. Вот и мы тоже… Сами ведь недавно с похожей опорой полдня возились. Это ж какую силу иметь надо! А заметь: крупных форм жизни на Даздраперме — нету!

Жуть пробрала. Люк у крейсера — раззявлен, а рядышком наш турбодуй стоит, вроде бы целехонький. Влезли в скафандры и только уж потом решились наружу выйти. Первым делом, понятно, бегом к турбодую. Пусто. Нету наших поисковиков.

Доложили на крейсер. Капитан Болдоха командует скучным голосом: «Сидеть в вездеезде и носа не высовывать! Идем на выручку». Поднимает «Траминер» и сажает рядышком с «Генацвале». Как бутылку переставил. Первого класса крейсер! Представляешь, да?.. Причем впритирку — аж линзу нам в перископе закоптил.

Поначалу решили, что поисковики наши где-нибудь в самом «Генацвале» завязли. Полезли внутрь. А там… Волосы у всех дыбом встали! Один капитан споко-ойный: волос нет, вставать нечему.

Значит, даю картину: переборки проломлены, кабели порваны — и никого… Ни наших, ни тех, что сигнал SOS подавали. Робота одного нашли — и у того башка против резьбы свинчена! Ну тут, понятно, объявляет капитан Болдоха полную готовность, и начинается какая-то мистика. Четыре человека отсутствуют, зато откуда-то лишние роботы взялись. Начали пересчитывать — опять лишние! Нам бы сразу спохватиться, а мы вот ушами хлопнули.