— Вы несправедливы, сяньшэн! Взамен него я принес драгоценный меч, который стоит в тысячу раз больше, чем я позаимствовал из казны обители…

— Ладно, будем считать, что ты совершил для Шаолиня выгодную торговую сделку. Но чем ты недоволен? Ты в детстве мечтал стать чиен-чиа — ты стал им! Радуйся, благородный мечник! Спасай свою страну!

— От кого?

— Разве тебе выбили глаза, что ты не видишь врагов?

Обрати свой взор на юг — японские самураи пытаются проглотить союзную нам страну Чаосянь. Переведи взгляд на северные границы — там усиливаются дикие маньчжуры, опустошающие наши окраины. Их великий вождь Нурхаци[226] грозит превратиться во второго Чингиз-хана, а наше близорукое правительство не распознает грядущей опасности, не готовится к войне. Государственные войска слабы, в полках насчитывается едва половина состава, потому что военачальники получают жалованье и довольствие на всех, кто числится в списках, и забирают себе все предназначенное для мертвых душ! От ревизоров откупаются, гнев императора отвращают дорогими подарками. Отражение набегов мелких варварских шаек выдают за великие победы, против больших вражеских отрядов не выступают, отдавая им на разграбление села и города!

Войска «зеленого знамени», что существуют в провинциях, еще хуже. В каждой местности ополчения вооружаются и обучаются по-своему. Вот что пишет некий честный историк: «Большие провинциальные армии, за одним или двумя исключениями, существовали только на бумаге, и солдаты выглядели немногим лучше нищих». И все это с ведома и попустительства великих кормчих Чжунго. Поистине, наши власти — самые худшие враги народа!

Уже с середины царствования императора Шицзуна[227] непомерно возросли расходы на снабжение границ, строительство дворцов, моления и жертвоприношения. Не было от них свободного дня. Танцзан — казначейство оскудело. Сы-нун, земельные чиновники, перебирали сотни способов, изыскивая средства повысить доходы. Продавали монастырские земли, брали откупы с преступников, увеличивали фу — подати… И все равно не могли покрыть нехватку. В общей погоне за наживой юесы — местные власти задерживали взносы в казну.

Сейчас стало еще хуже. Запретный город придумал множество не записанных ни в каких законах податей: новый налог синьсян, равные поборы цюньшу, налог на постройки цзянь цзя. Евнухи во главе с Лю Цзинем нередко издают подложные указы без ведома императора, сам юнши[228] правит страной подобно Цао Цао.[229] Те, кто выступает против этой клики, объявляются предателями и гибнут в тюрьмах и на эшафотах. Так сгинули многие члены Дунлиня.[230] А тем временем отцы народа жируют на всеобщем бедствии, соперничают друг с другом в роскоши, какая и не снилась Ши Чуну и Ван Каю!

Хуа вспоминает: в эпоху Тан эти сановники хвастались своим богатством друг перед другом. Первый сделал полог из фиолетового шелка длиной в 40 ли. Второй, дабы переплюнуть соперника в расточительстве, построил навес из парчи длиной 50 ли.

— А сколько вреда принес «морской запрет» на торговлю с заграницей! — горячился настоятель. — Мало того, что разоряются наши собственные купцы, а чужеземцы наживаются! Запрет усилил переселение ханьцев на острова Южных морей, во Вьетнам, Сиам.

— Я согласен с вами, сяньшэн: дела в Чжунго действительно хуже некуда. Но что же могу сделать я?

— «И что он умел? Только стрелять фазанов», — сыронизировал По. — Работающий дурень важнее спящего мудреца.

Хуа понял намек, восходивший к эпизоду из книги «Цзочжуань». Некий вельможа Цзя, будучи уродлив, взял в жены красавицу. Три года он не мог добиться от нее ни слова, ни улыбки. Как-то, подстрелив на охоте фазана, Цзя преподнес его супруге, и тут она в первый раз приветливо его встретила. Увидев это, вельможа сказал: «Поистине не следует пренебрегать никакой своей способностью. Ведь не умей я стрелять, ты бы так никогда не улыбнулась мне и не заговорила со мной».

— В самом деле, тайпан, каков ваш план, куда я должен приложить свои силы?

— Смена династий происходит обычно в годину военных потрясений и нападений захватчиков. Сюнны, чжур-чжени, тангуты, монголы завоевывали Китай, когда он ослаблялся внутренними распрями. Восстания народа вызывались злоупотреблениями сидящих на троне и возле престола. Я не хочу, чтобы мы таскали каштаны из огня для маньчжуров, японцев или других варварских морей, тщащихся затопить Срединную империю. «Белый лотос» много раз помогал становлению династий. Пришло время одному из его лепестков снова окраситься в фиолетовый цвет власти!

Хуа был потрясен: его подозрения подтвердились!

— Так вы и вправду имеете отношение к «Байляньцзяо»?!

— А фужун[231] и вправду имеет отношение к лотосу? — насмешливо ответил вопросом на вопрос настоятель.

В 520 году нашей эры индийский монах, известный на родине и в Китае как Бодхидхарма, а в Японии как Дарума, пришел из-за Гималаев, чтобы распространять буддизм в самой многолюдной стране мира. С согласия императора своей штаб-квартирой он сделал монастырь Шаолинь, расположенный на склонах гор Сонша в восточной провинции Хэнань. Практиковавшиеся им методы медитации и самоограничений подрывали здоровье многих послушников, физически не готовых к серьезным испытаниям, которые входили в ритуалы буддийской секты дхьяны (по китайски — чань, по японски — дзен).

Бодхидхарма вернул своим последователям силу и энергию с помощью специальных упражнений — так называемых «18 движений Ло-Хан», разработанных им на базе древнеиндийской борьбы «ната» и принципов хатха-йоги. Они слились с местным стилем рукопашного боя, основанным на движениях животных и мифических чудищ, которые в III веке были приведены в систему великим врачом Хуа То. Все это вместе взятое и послужило фундаментом китайского боевого искусства цюань-шу или ушу. Монастырь Шаолинь прославился как лучшая в стране воинская школа и важный центр распространения буддизма. Он не мог не привлечь внимания оппозиционных правящему строю сил, а особенно — родственного по религии общества «Байляньцзяо». На протяжении многих столетий Шаолинь раздирали две противоборствующие фракции — религиозная и бунтовщицкая. Традиционно храм предоставлял убежище преследуемым властями и за его оградой скапливалось немало скрывающихся от закона. Они направляли усилия обители не на служение Будде, а на воинскую подготовку противников режима. Настоятель По, в отличие от своих предшественников, оказывавших династии важные услуги, был настроен против неё.

— Ханьцы, — продолжал По, — беспокоятся не о завтрашнем доходе — о прибылях через много лет. Предел мечтаний истинно гениального стратега — моулюэ, воинская хитрость, рассчитанная на века. Тебе суждено помочь «Белому лотосу» одолеть императорского дракона и маньчжурского дикого коня. Возможны несколько вариантов грядущей войны. Ты ведаешь: восстание «желтых повязок»[232] готовилось в тайне десять лет и лишь из-за одного предателя началось преждевременно. И сейчас может случиться, что народ не выдержит издевательств и стихийно выступит против Запретного города. Тогда на ослабленную гражданской войной империю кинутся маньчжуры. Возможно и наоборот, войска под знаменем дракона сцепятся с северными варварами, а восставшим придется иметь дело с победителем этой схватки. Когда два тигра рвут друг друга, разумно сидеть на вершине холма и наслаждаться чужой дракой. Но если существует опасность, что победивший хищник тебя съест, готовься к битве, ищи союзников. «Байляньцзяо» нашла их. Это хусци — люди Страны металла.[233]