Но в данный момент Бурнос идеально смотрелся бы не только на первой полосе японской газеты - как последний русский солдат, отступающий с поля боя, чему способствовали бы отсутствующий сапог, грязный, замученный до крайности и потрепаный вид вкупе с легкой контузией. Его фотографию с гордостью поместили бы на первой полосе и отечественные "Новое время" и "Русский инвалид", будь у них шанс ее заполучить. Почему? Да потому, что он не только продолжал тащить с собой винтовку, волоча ее за зажатый в правой руке ремень. Через его левое плечо свешивался тот самый поручик Кирленко, с которым у них давно легкая взаимная неприязнь переросла в стойкую обоюдную ненависть. Поручика засыпало тем же снарядом, что и Бурноса, и его приглушенный стон, донесшийся из-под земли, не дал белорусу сделать ноги налегке.

       Сейчас он продолжал переставлять ноги вдоль насыпи из чистого упрямства. Любой другой солдат давно оставил бы позади командира и винтовку и, с облегчением, побежал бы за помощью, лишь бы оказаться подальше от настигающих японцев. Он легко оправдал бы себя и перед начальством, и перед своей совестью, тем, что с помощью товарищей быстрее дотащил бы офицера к своим. Но сама мысль - бросить своего - пусть даже на время, пусть для его же блага, пусть даже Кирленко, которого он мысленно не один десяток раз придушил - не могла прийти в голову Александру. Если бы его кто спросил - зачем он тянет за собой еще и винтовку - то вопрошающий просто был бы послан. Скорее всего, причина столь бережного отношения к вверенному ему имуществу крылась в хозяйственной натуре померковного белоруса.

       Звон в ушах и периодические стоны несомого командира не позволил солдату расслышать приближение догоняющего поезда. Да раздайся сейчас трубный глас архангелов - не факт, что Бурнос отреагировал бы сразу - он был вымотан до крайности. Только гудок нагнавшего его состава и жуткий металлический визг тормозов заставили его вытереть со лба пот и обернуться.

       Увидев в паре десятков метров за своей спиной поезд, Бурнос резонно решил, что его догнали японцы. Устало уронив на землю продолжавшего оставаться без сознания поручика, Александр вскинул к плечу винтарь и всадил в броневую будку паровоза все четыре оставшихся в магазине патрона. После этого он охлопал себя по карманам и поясу, убедившись, что боеприпасов больше нет. Тогда слегка покачивающийся от усталости солдат застыл над телом командира в характерной позе со штыком наизготовку. Из будки слышался громкий мат, сопровождаемый противным верещанием ушедшей в рикошет последней пули.

       За бравым солдатом с помоста вокруг будки наблюдали Балк, Великий Князь Михаил и Ржевский. Наименее удачно из всех троих упал Балк, что неудивительно, учитывая, что ему сначала пришлось сбить с ног двоих оторопело открывших рот товарищей.

       - Запорю, скотина! - отчего-то фальцетом проорал, не вставая, однако, с настила, Ржевский.

       Стиснувший от боли зубы Балк не успел даже начать отчитывать поручика, как за него взялся его "начштаба и заместитель по всем вопросам" Великий Князь Михаил.

       - Поручик, молчать! И ни слова про свечку (этот анекдотец Балк благоразумно не рассказывал при Ржевском, так что тот недоуменно захлопал глазами, зато машинист и кочегар в рубке порскнули)! Нет уж, голубчик, вы сейчас у меня к этому солдатику выйдете и в ноги ему поклонитесь! На таких, как он, вся земля русская держится уже тому лет так триста, а вы: "запорю". Как так можно со своим боевым товарищем? Серж, вы лучше подсчитайте, сколько он на себе командира тащил, но при этом еще и оружия не бросил. Нет, Знак Отличия Георгиевского ордена он заслужил однозначно.

       В такт его словам, молча кивал довольный учеником Балк. Кажется, программа по обработке члена царской семьи начинала приносить свои плоды.

       - Вот только выходить к нему пока не надо, Михаил Александрович, - продышался, наконец, сквозь боль в боку, куда пришелся удар броневого угла, Балк, - видите - у человека шок и контузия. Он с этой стороны никого, кроме японцев, не ждет, вы ему кланяться станете, а он вам - "коротким коли". Но насчет Георгия солдатику - это очень верно... Позвольте-ка мне с товарищем солдатом пообщаться.

       Привстав на колено и высунув голову из-за бронеограждения, Балк как мог громко гаркнул:

       - Эй, браток, у тебя все патроны вышли или еще есть? А то мы подкинем, если надо.

       - Мне на вас и штыка хопиць, гады жаутопузыя, - не удивишись, что японцы говорят с ним на чистом русском языке, мгновенно ответил Бурнос.

       - А за какого рожна ты, солдатик, портишь краску русского бронепоезда "Добрыня"? - встав в полный рост, грозно поинтересовался Балк, - да еще чуть не застрелил Великого Князя Михаила Александровича Романова? Что за самоуправство, ТОВАРИЩ боец?

       - Гусь свинне не таварышь, - тихонько, как ему казалось, пробормотал себе под нос Бурнос.

       Он, наконец, поверил, что это свои, и, расслабившись, кулем осел на землю. Рядом картинно воткнулась штыком в землю винтовка, сил держать ее больше не было.

       - Ну, я такой гусь, что с любой свиньей справлюсь, не беспокойся, - отозвался спрыгнувший на землю Балк, - эй, в третьем броневагоне - а ну, четыре человека с носилками сюда, примите раненого! А по поводу "товарищей" я тебе, любезный, сейчас объясню, но давай на ходу - время дорого, так что полезай в первый броневагон. Заодно расскажешь, как дошел до жизни такой.

       - Поднимайся, поднимайся сюда, сын мой, - донесся сзади зычный голос отца Михаила, - помогите-ка ему, братцы, видите же, совсем человек из сил выбился.

       - Ну, что, отец Михаил, раз первого защитника крепости мы уже повстречали, знать и Ваша цель близка?

       - Да уж, Михаил Александрович, значит подъезжаем, слава Тебе, господи!

       Далеко, однако, уехать не удалось - теперь препятствие было посерьезнее, чем одинокий русский солдат. Один из шальных японских снарядов разорвался на насыпи, рваный рельс и превращенные в щепки шпалы исключали возможность дальнейшего движения, но главная проблема была даже не в почти полном сносе самой насыпи дороги. Для такого случая на "Добрыне" на контрольной платформе имелся запас шпал и рельсов, а в одном из вагонов - и ремонтная бригада. По их оценке, на приведение полотна в порядок требовалось не более двух часов. Хуже было то, что поперек полотна лежали пара вагонов и паровоз. Очевидно, машинист паровоза, невесть как и зачем оказавшегося в зоне обстрела, не заметил повреждения дороги и состав сошел с рельсов. На устранение подобного препятствия Балк не рассчитывал, и в составе дивизиона крана не было даже на "Кулибине".

       По такому случаю на полотне железной дороги лейтенант Балк имел тяжелый и сложный разговор со своим заместителем... полковником по гвардии Великим князем Михаилом Александровичем Романовым.

       - Михаил Александрович, давайте без эмоций, - в третий раз пытался воззвать к голосу разума своего августейшего заместителя, - кто-то должен не только отправиться на лошади за помощью в Артуру, но и привести ее. Кран на платформе и еще минимум полк, для организации нормальной обороны и медленного, а не панического отхода к Нангалину.

       - Вот сами вы туда, Василий Александрович, и отправляйтесь!

       - А кто будет организовывать оборону перешейка на голом месте одним неполным, кое-как обученным, собранным с бору по нитке полком против двух с лишним дивизий, вы? Точно сумеете? А может, Ржевскому приказать? Тогда хоть новый повод для анекдотов появится...

       - Вы считаете, что я совсем ни на что полезное в боевой обстановке не способен? - начал тихо закипать Михаил, - и поэтому хотите меня отослать подальше от боя?

       - Нет, я считаю, что каждый должен заниматься тем, что у него получается лучше, чем у других. Нашу встречу с наместником помните? Да если бы не вы, пришлось бы нам вместо Артура и вправду его драгоценную особу до Владивостока всеми тремя бронепоездами от хунхузов охранять, а я бы еще за строптивость пожизненно попал бы ему на красный карандаш. Только ваш авторитет и, уж простите за откровенность, принадлежность к царствующей семье (при этих словах Михаил досадливо поморщился), позволили нам заниматься тем, чем мы и дожны заниматься на самом деле. А не будь вас с нами, вместо помощи Артуру были бы мы почетно-бесполезным эскортом. Вот в Артуре вам предстоит сделать то же самое, только не с Алексеевым, а с Фоком и Стеселем. С ними мне не справится, хотя в поддержке Макарова и не сомневаюсь. Увы, пока что в крепости нет единоначалия.