"Морской сборник", N2, 1907 г.

       Тот день был необычен. Нашему кораблю выпала великая честь, на борт взошел сам главнокомандующий флотом империи адмирал Того. Он произнес перед всей командой вдохновенную речь о предстоящей нашему старому кораблю чести участвовать в операции, которая должна, наконец, переломить эту начавшуюся так неудачно войну в нашу пользу. Сам Божественный Тенно (один из титулов императора Японии - здесь и далее примечания редактора перевода вынесены за скобки и выделены курсивом) просит у нас жертвы во имя Японии. Мы должны своими телами и корпусом своего корабля заблокировать русским выход из по праву пролитой крови принадлежащего Японии Порт-Артура.

       Это позволит, наконец, запереть русского медведя в своей берлоге, где он трусливо отсиживается, и высадить у Порт-Артура армию Ноги, и доблестные сыны Ямато (одно из названий Японии) опять возьмут город. Адмирал не скрывал, что спастись с броненосца, затапливаемого на фарватере вражеской гавани, почти невозможно, хотя тот и будет вести на буксире три паровых катера для эвакуации экипажа. У команды во время вдохновенной речи главнокомандующего на глазах стояли слезы, все были готовы умереть ради победы, и когда было предложено не желающим идти на верную гибель сейчас же сойти на берег - таковых не оказалось.

       Затем адмирал сам зачитал список членов экипажа, которые должны будут вести броненосец в его последний боевой поход. И хотя мы понимали, что для последнего боя нашего дедушки "Фусо" нет нужды в полной команде - все, не вошедшие в список почувствовали себя глубоко оскорбленными. Особенно переживал наш доблестный командир - капитан второго ранга М. Окуномия - его лишили чести вести свой корабль в последний бой, и хотя разумом он понимал, что главнокомандующий может быть прав, но сердце его было полно печали, и, вынув свой меч из ножен, он протянул его адмиралу, и потребовал немедленно отрубить ему голову, дабы избежать позора бегства с поля боя, ложащегося на его род. Адмирал понял его чувства и разрешил остаться на корабле.

       Я также не был сначала включен в список, но, принимая участие в разработке плана атаки, убедил адмирала, что без опытного штурмана (а я, без ложной скромности, хорошо знал Порт-Артур, до войны не раз был там и даже входил в гавань без лоцмана) очень сложно определить место затопления корабля ночью при погашенных навигационных огнях - тоже был включен в состав последнего экипажа. Началась подготовка корабля к последнему бою. Безжалостно было выломано и удалено все дерево и вообще все, что могло гореть, срублены мачты, корпус перекрашен в черный цвет, рассчитан запас угля от островов Эллиота до Порт-Артура, остальные угольные ямы были залиты бетоном (для придания дополнительной защиты и затруднении подъема), также бетоном были залиты помещения команды, отсеки подводных торпедных аппаратов и часть междудоного пространства.

       Для нейтрализации сторожевых кораблей противника, сорвавших первую операцию брандеров, дополнительно были установлены два 6 ' старых орудия Круппа и четыре 120-мм скорострелки Армстронга (120-мм орудия впоследствии были сняты русскими и установлены на вспомогательный крейсер), трюмы двух транспортов "Чийо-Мару" и "Фукуи-Мару" были засыпаны щебнем и залиты бетоном, кроме того, были заложены подрывные патроны для быстрого их затопления. Специально были выведены из строя якорные шпили, чтобы русские уже не смогли поднять якорь, если успеют захватить корабль до того, как он ляжет на грунт. Транспорт же "Ариаке-Мару" был загружен бревнами и рисовой шелухой, ему была назначена особая роль.

       План операции в основном был разработан нашим доблестным командиром Окуномия и, как показали дальнейшие события - этот план был безупречен. Операция должна была быть проведена в ночь со 2 на 3 мая. Эта ночь была почти безлунная, что позволяло нам незамеченными добраться почти до цели, у Порт-Артура луна заходила в 17:10, а всходила лишь в 3:42 утра, темнело в 21:15, а начинало светать в 7:05 (Здесь и далее - токийское время (+1 ч 12 мин к времени Порт-Артура), японский флот всегда жил по токийскому времени, где бы ни находились корабли).

       Мы знали, что русские выставили мины на внешнем рейде Порт-Артура, но, к сожалению, не знали точного расположения заграждений, поэтому первым в колонне шел непотопляемый (загруженный деревом) транспорт "Ариаке-Мару", который проложил бы путь среди мин нашему отряду. Кроме того, он, как первый в колонне, должен был принять на себя первый удар русских (что впоследствии полностью подтвердилось), затем по миновании минных полей команда транспорта должна была попытаться прорваться во внутреннюю гавань ПА и таранить какой-нибудь крупный русский корабль, отвлекая тем самым внимание от остального отряда, выполняющего главную задачу - затопиться на фарватере.

       Мы должны были подойти к Порт-Артуру к 22:30 - наивысшей точке прилива, составлявшей почти 2 м. Во-первых, это позволяло нашим дестроерам безбоязненно проходить над русскими минами, во-вторых, снижало риск подрыва наших глубоко сидящих брандеров, исключало влияние приливно-отливных течений, которые на внешнем рейде ПА достигают полутора узлов, что чувствительно для нашего десятиузлового отряда и наконец, уменьшало вероятность сесть на мель при подходе к фарватеру. К этому времени офицеры разведки должны были поджечь в городе и крепости несколько строений, что позволит нашим штурманам выйти к входному фарватеру и обойти затопленные русскими пароходы.

       И все эти положения блестяще подтвердились на практике. По опыту первой - неудачной попытки заградить ПА, мы знали, что русские освещают прожекторами цель и атакуют ее, в том числе торпедами миноносцев (что было опасно для наших тяжело нагруженных кораблей), поэтому отряду были приданы два отряда истребителей, по четыре дестроера в каждом, с задачей отвлечь на себя русские дежурные силы и как можно дальше оттянуть их в море, и этот прием отлично сработал на практике. В ночь с 11 на 12 апреля офицеры отряда и командиры дестроеров на миноносце провели рекогносцировку внешнего рейда ПА и, к счастью, остались незамеченными русскими.

       В этой операции боги помогали нам, ночь была тихая и безоблачная, звезды ярко светили, позволяя отлично ориентироваться по ним. Мы шли незамеченными десятиузловым ходом практически курсом на север, чтоб быстрее и без лишнего маневрирования попасть в створ фарватера (вход во внутреннюю гавань ПА практически точно с юга на север). Также нам удалось своевременно обнаружить ориентир - скалу Лютин-рок - теперь оставалось идти по прямой к славной гибели!

       И тут началось. "Ариаке-Мару" был освещен прожектором русского миноносца ("Решительный") и обстрелян им, в том числе торпедами, причем две торпеды попали в транспорт, но из-за своего плавучего груза он лишь немного осел в воде и чуть снизил скорость (на самом деле "Решительный" так и не сумел сблизиться на торпедный выстрел, транспорт, по-видимому, подорвался на первой и третьей линиях мин заграждения). Наш "Фусо", в свою очередь, а также "Конго" и "Хией", открыли ураганный огонь по русскому миноносцу и, по-видимому, нанесли ему смертельные повреждения, так как он резко ослабил огонь, снизил скорость, потушил прожектор и окутался паром, оглашая весь рейд ревом сирены, по видимому, из-за ее повреждения и, повернув к берегу, скрылся из вида (на самом деле на "Решительном" были повреждены паропроводы, он почти потерял ход и обесточился (почему и погас прожектор), командир принял решение на остатках пара уходить к берегу и там во избежание затопления выброситься на мель, сирену включил для привлечения внимания береговых батарей к прорыву брандеров). Внезапно рев сирены прекратился, видимо, миноносец затонул (просто кончился пар).

       Наши дестроеры выскочили из-за корпуса "Фусо", где они прятались, чтобы добить наглого противника, но в это время были освещены прожекторами еще трех-четырех русских миноносцев и вступили с ними в перестрелку, уводя полным ходом их от нашего отряда - и русские клюнули на приманку! Они не поняли, где главная угроза для них, и увязались в погоню за нашими дестроерами, которым ничего не грозило, так как наши дестроеры были сильнее русских по артиллерии, быстрее, наши экипажи опытнее и храбрее, и нас было больше (в условиях плохой видимости японцы сначала приняли "Новик" за миноносец, что было для них фатальным, русские истребители уже были довооружены кормовой 75-мм пушкой и в артиллерийском отношении не уступали японцам, кратковременно русские истребители могли развивать скорость, не уступающую японцам; сравнивать же храбрость экипажей вообще бессмысленно - и с той, и с другой стороны было явлено немало примеров как беспримерной отваги и самопожертвования, так и достойной порицания нерешительности, переходящей в трусость).

       Примерно в это же время заработал мощный прожектор Электрического Утеса, заливая все своим светом и слепя наших комендоров. Но русские опять, как они говорят, наступили на те же грабли: батарея Электрического Утеса (батарея N15, пять 10 '' орудий и два 57-мм пристрелочных Норденфельда) открыла огонь по головному непотопляемому "Ариаке-Мару", стреляя, по-видимому, бронебойными снарядами, так как взрывов не было видно (из материалов следственной комиссии по Делу "О неготовности армии и флота РИ к РЯВ" следует, что 10 '' снаряды Электрического Утеса в это время были снаряжены песком без взрывателя и, естественно, не взрывались. Просто до войны сухопутное ведомство, в чьем ведении находились береговые батареи, так и не удосужилось разработать начинку бронебойных снарядов для стрельбы по морским целям или хотя бы принять на вооружение флотский образец. 10 '' фугасные снаряды же имели слишком чувствительный взрыватель и нередко взрывались сразу после вылета из ствола - ими боялись стрелять. Приказание адм. Макарова о передаче Электрическому Утесу по 50 снарядов с "Пересвета" и "Победы" еще не было выполнено из-за бюрократической переписки с Петербургом об оплате передаваемых снарядов сухопутным ведомством и высылке из столицы новых снарядов кораблям для восполнения запаса).

       С левого борта появился русский миноносец, выходящий в атаку, но метким огнем мы его быстро повредили и он видимо стал тонуть, так как выпустил три красные ракеты, видимо, сигнал бедствия. К сожалению, этот сигнал совпадал с нашим, означающим успешное выполнение задания, но это значило, что нам не было другого выхода, кроме как любой ценой загородить проход, иначе мы все лишимся чести, введя, таким образом, в заблуждение наш флот. (Это был все тот же "Решительный", медленно двигавшийся к берегу, в этой фазе боя он не получил ни одного попадания, красные ракеты пускал за неимением других на борту, чтобы привлечь внимание к своему сообщению о японских крейсерах, передаваемому морзянкой при помощи маломощного масляного фонаря из-за выхода из строя сигнального прожектора).

       Наш отряд вел огонь на оба бортам - с левого - по удаляющимся русским, с правого - по батареям Электрического Утеса. К сожалению, заставить прожектор потухнуть мы так и не смогли, но зато подавили батарею! Электрический Утес временно замолчал. (Закончились снаряды, сложенные у орудий для первых выстрелов, когда были поданы снаряды из погребов - батарея продолжила огонь. Вообще за весь бой батарея получила единственное повреждение - снаряд попал в свинарник, погибла свинья, два поросенка,и несколько кур, чему личный состав батареи был очень рад).

       Прямо по курсу, чуть левее открылся еще один прожектор - это русская канонерка ("Манчжур") открыла (опять по "Ариаке-Мару"!) огонь из своих допотопных пушек. Наши скорострелки быстро превратили ее в пылающий остов, и она быстро отвернула влево, спасаясь у береговых батарей, успев, правда, всадить нам в борт 8'' снаряд. Но железобетонная защита показала себя отменно - пробития не было, и это почти в упор! Вообще из всех попавших в броню "Фусо" снарядов ни один не пробил ее. Неожиданно пламя погасло, и канонерка исчезла, видимо, затонула. (На "Манчжуре" потушили пожар и приткнулись к берегу у батареи Љ9, т. к. имели две подводные пробоины, утром завели пластыри и своим ходом ушли в ПА в док. За бой "Манчжур" выпустил пять 8 '' снарядов, тринадцать - 6 '', восемнадцать - 107-мм и одну мину Уайтхеда).

       Пока все шло по плану, однако случайности предусмотреть нельзя. Электрический Утес все-таки ухитрился поджечь "Ариаке-Мару" (и не удивительно, его деревянный груз был предварительно полит керосином, но, скорее всего, это стало следствием попаданий с "Манчжура") и повредить ему руль. Горящий корабль, освещая все вокруг, стал описывать циркуляцию вправо, нам пришлось принять левее, чтоб избежать столкновения, за нами начали поворачивать остальные корабли отряда, строй несколько смешался, концевой "Фукуи-Мару" при этом, видимо, коснулся мины и потерял ход, довольно быстро погружаясь, но на него никто не обращал внимания.

       Когда "Фусо" створился с "Ариаке-Мару" - в нас попал единственный 10'' снаряд (перелетом, целились в транспорт). Снаряд попал в дымовую трубу и, не разорваршись, снес ее за борт. "Фусо" стал резко терять ход, из кочегарок повалил дым и пар, практически все кочегары были обожжены или отравились дымом. Неприятным последствием этого было то, что шедший за нами "Конго" не успел отвернуть и навалился нам на корму, ничего, правда, не повредив ни нам, ни себе, но своим корпусом он раздавил паровые катера, буксируемые за "Фусо" для спасения экипажа.

       Но отсутствие пути к спасению только вдохновило экипаж биться до конца! Чем больше потери, тем слаще победа! Наш доблестный командир был контужен, однако быстро разобрался в обстановке и отдал приказ - подносчикам снарядов спуститься в кочегарки и поддерживать ход.

       Так как во избежание взрывов и пожаров мы не скапливали запас снарядов у орудий, а экипаж был сокращен до минимума, то ушедших в кочегарки подносчиков заменить было некем и "Фусо" прекратил огонь. Но это было к лучшему. Отсутствие вспышек от выстрелов и черный дым, валящий из того места, где раньше была дымовая труба, сделали нас почти невидимыми! Из-за этой неразберихи наш строй нарушился, ход "Фусо" упал до четырех узлов, за нами продолжал идти в кильватер только корветы, но мы продолжали двигаться к цели, и русские упустили нас из виду!

       Транспорт "Чийо-Мару" взял левее, видимо, рассчитывая под шумок пробраться к фарватеру вдоль Тигрового полуострова, однако, к сожалению, он наткнулся на подводную скалу и получил пробоину ("скалой" был затопленый накануне по приказу адмирала Макарова для затруднения действий брандеров пароход "Харбин") и был вынужден включить прожектор, чтобы разобраться в обстановке, чем сразу же привлек к себе внимание береговых батарей, после чего у тяжело груженого "Чийо-Мару" не было шансов ("Чийо-Мару" затонул рядом с "Харбином").

       Внезапно луч прожектора Электрического Утеса осветил "Конго", батарея вновь открыла огонь, и корвет сразу потерял ход, а затем, избиваемый 10'' снарядами, начал медленно тонуть (после первого попадания в "Конго" у него самопроизвольно отдался якорь, корвет потерял ход - мощности не хватило волочить по дну якорь, поднять его уже не могли, а расклепать цепь не успели, при приближении русских истребителей неподвижный "Конго" во избежание захвата в плен затопился).

       Мы уже прошли Электрический Утес, как по нам открыла огонь батарея Золотой Горы (11'' мортиры, батарея Љ13). Поднялся вой, подобный завыванию тысячи демонов, этот звук мешал сосредоточиться и вызывал дрожь в коленях, зрелище медленно летящей 11 '' бомбы на фоне звездного неба так величественно, что хотелось отстраниться от всего и написать хоку по этому поводу (очень сомнительно, что безлунной ночью можно визуально наблюдать полет мортирного снаряда, оставим последнее на совести автора), однако я пересилил себя и продолжил вычисление нашего положения, чтобы вовремя дать команду к отдаче якоря и затоплению.

       Русские в очередной раз подтвердили, что стрелять не умеют, они не брали упреждение на наш ход и бомбы падали в кильватер "Фусо". К сожалению, случайная бомба попала в палубу шедшего теперь прямо за нами "Хиейя". Все было кончено за несколько минут. Он окутался клубами дыма и пара, потерял управления, быстро кренясь, ушел влево и затонул у подножия Золотой Горы.

       Но наш старый верный "Фусо", олицитворяя собой сам дух Японии, продолжал неуклонно двигаться к цели. (Фусо - одно из поэтических названий Японии). Впереди показался русский крейсер типа "Паллада" ("Диана"), он осыпал нас снарядами, вывел из строя почти всех на верхней палубе, но не мог пробить нашу бортовую броню, усиленную бетоном! Правда, от сотрясений появилась течь в старом корпусе, но это уже было не важно. Произведя последний раз триангуляцию, я поклонился нашему доблестному командиру и сказал: "Пора". Мы отдали якорь, машинами развернулись поперек фарватера, стравили пар из котлов и взорвали кингстоны. Дело было сделано. Теперь осталось умереть достойно! (Като-сан подтвердил свою квалификацию штурмана, место затопления было выбрано на редкость удачно).

       Но теперь этот чертов прилив нам мешал! Корабль погружался слишком медленно и никак не ложился на дно. В это время неизвестно откуда появился русский портовый буксир и с разгона ударил нас носом (это был портовый буксир "Силач", который стоял у прохода на внешний рейд с одним работающим котлом, так как утром планировалось отправить его к месту гибели "Боярина" с целью съема 120-мм орудий с боезапасом и других ценных вещей. Как только началась стрельба, "Силач", по решению своего командира Сергея Захаровича Балка, развел пары и вышел под берегом вдоль Тигрового полуострова в проход, чтобы при надобности оказать помощь нашим поврежденным кораблям. Увидев же вражеский броненосец на фарватере, командир "Силача" принял единственно верное решение - пожертвовать буксиром, но предотвратить закупоривание канала. За этот бой лейтенант Балк получил Георгия 4-й степени, "Силач" с затопленной носовой частью - спасло то, что буксир имел усиленную носовую часть, ведь по совместительству он был и портовым ледоколом, смог добраться до пристани, а после заведения пластыря - ушел в док на ремонт ), уперся нам в корму и начал разворачивать вдоль фарватера, одновременно выталкивая "Фусо" к кромке канала, ему мешал только наш якорь.

       Нужно было что-то предпринимать. И наш отважный командир приказал взять буксир на абордаж. Но было поздно, Аматерасу Оми-ками, видимо, оставила нас. Чертов русский крейсер уже подошел к нам на три кабельтова и застопорил ход, и как только наша абордажная команда (все, кто остался в живых) появилась на верхней палубе - смел нас пулеметным огнем. Я был тяжело ранен и потерял сознание.

       Очнулся я уже в русском госпитале, где был искренне удивлен человечным отношением к нам, врагам. Здесь же лечились раненые русские - моряки с того самого буксира, который пытался помешать нам выполнить приказ адмирала. С их стороны мы так же не встретили враждебного отношения. Видимо, как и у нас, японцев, в русских традициях уважительное отношение к доблести своего противника.

       Смерть легче птичьего перышка, долг тяжелей, чем гора. Мы до конца исполнили свой долг: как я узнал в госпитале - русская эскадра оказалась запертой в гавани! ("Силач" все-таки смог вытолкать "Фусо" к краю канала до того, как броненосец лег на дно, и хотя ширины канала было недостаточно для броненосцев, крейсера могли проходить). Теперь дело было за армией - уничтожить с берега русские корабли в этой мышеловке!