Иванов в свою очередь поведал о планах Седова относительно банды Дадона, и его самого, а также стрелка, у которого Дадон собирается отобрать уплаченные деньги.

Новые партнёры согласовали свои действия, чтобы никого не обидеть и самим получить нужные результаты. Одинцов остался доволен результатом беседы. А когда Иванов сообщил, что тоже вышел на Моню Штейна, но совершенно с другой стороны, то произвёл на Одинцова сильное впечатление своим подходом к решению профессиональных вопросов.

— Ну что ж, в такой связке можно и порысачить, — подумал Иван Андреевич.

— А он, действительно специалист, — решил Иванов, — с таким партнёром мы скоро весь город на уши поставим, а то и выше поднимай.

Они выпили на брудершафт и перешли на «ты».

— Борисова убирать не следует. Особенно так, как ты задумал. Он завербован конторой, и там не очень этому обрадуются. Лучше бы автомобильная катастрофа или болезнь. Не поздно еще отменить операцию?

— Боюсь, что поздно, — посмотрел на часы Одинцов. — Терентий будет работать завтра утром. До утра я его не найду, не пошёл же он домой?

— Конечно, не пошел, — Иванов задумался. — Надо, дело представить так, что это бандиты Дадона целой оравой застрелили юного следователя. В конторе на нас не подумают. Как обложить банду доказательствами, не мне тебя учить. После выстрела, ты всех и заметёшь. Терентий твой, наверняка, под шумок, после выстрела убежит и спрячется. И пусть, никуда он не денется, тем более что баба его в изоляторе мается. Он, наверняка, с ней связи искать будет, на чем и погорит. Стрелка оставь мне, от меня он не уйдет. Обещаю, что жить ему осталось недолго и смерти он сам просить будет.

— Много всяких случайностей в этом деле, — посетовал Одинцов, — наверняка, что-то не срастется и вся затея может быть поставлена под угрозу. Подстраховаться надо. Я туда Крыленко направлю, но он всей информацией не владеет.

— Я сам всё проконтролирую, — Иванов посмотрел собеседнику прямо в глаза, отчего Иван Андреевич даже вздрогнул, — зато дело будет громким, всех Дадоновских бойцов можно будет упрятать надолго, а его самого оставь под подпиской, если он все-таки приедет со всеми вместе. Он же сам на захват стрелка не пойдёт, а останется в машине. Когда он останется без свиты, я его голыми руками возьму и Седову притащу. Он Дадона не пощадит, а мы его на крючок за это и посадим.

— В случае чего, у нас на Седова будет замечательный материал. Организация похищения, незаконное лишение свободы и убийство с особой жесткостью. Это не уход от налогов, тут пожизненное светит. Понимаешь, о чем я говорю?

— Как не понять. Я буду находиться во главе его бизнеса, наследников у него нет. У тебя такой случай уже обкатан. Нет?

— Поражаюсь твоей осведомленности, — Иван Андреевич даже присвистнул от удивления.

Еще немного посидев, партнеры вышли из кафе и уселись в машину Иванова.

— Шикарная у тебя машина, завидую, — искренне признался Иван Андреевич.

— Извини, но тебе такую пока нельзя. Ты же государственный служащий, вопросы появятся. Но, я придумаю, как тебе разбогатеть, причем вполне официально.

— Благодарю.

— Не за что.

Иванов высадил Ивана Андреевича около его «Опеля», одиноко стоявшего возле здания следственного комитета, и уехал. Одинцов достал из багажника щетку и стал счищать снег со своего автомобиля.

— Придумает он, как мне разбогатеть? — ухмыльнулся он про себя, — а то я сам этого не сумел бы. С моей женой нельзя официально богатеть, а то она без штанов оставит.

Кривцов, несмотря на предположения Одинцова, сразу после встречи с адвокатом приехал к себе домой. Он собрал необходимые ему вещи в небольшую сумку. По всему чувствовалось, что в квартире за время его отсутствия кто-то побывал. Но ничего компрометирующего Кривцов дома не держал. Скоро должен был позвонить Моня Штейн, и он навсегда покинет эту квартиру, к которой даже не успел привыкнуть. Кривцов ещё раз проверил, всё ли он взял, и собрался, уже было, уходить, как раздался телефонный звонок:

— Моня? — сказал в трубку Кривцов.

— Да, приезжайте, все готово. Запоминайте адрес.

— Я знаю.

— Я не дома, я в мастерской, у нее адрес другой, — Моня продиктовал адрес. Голос его показался Кривцову испуганным.

— В штаны наложил, пень трухлявый, — усмехнулся Кривцов.

Он бросил последний взгляд на квартиру, взял сумку и вышел, захлопнув дверь. Пройдя к мусорному контейнеру, он бросил туда ключи от квартиры, они ему больше не нужны. Уложив сумку с вещами в салон «девятки», Кривцов поехал не по указанному Моней адресу, а совсем в противоположную сторону. Он остановился возле банка «АК Барс», где уже много лет арендовал ячейку. Достав паспорт, на который была арендована ячейка он, вместе с представителем банка спустился в хранилище. Открыв ячейку своим ключом, служащий удалился. Кривцов достал из ячейки пакет, в котором были два пистолета с запасными обоймами, немного денег, а также настоящие диплом и свидетельство о рождении Павла Николаевича Терентьева. Закрыв ячейку, Кривцов быстро покинул банк. Уже в машине он положил один пистолет в карман куртки.

Он немного покружил по городу, но вроде бы никто за ним не следил. С трудом отыскав мастерскую Мони, Кривцов припарковал машину и зашел в подъезд. Поднявшись на третий этаж, он позвонил в указанную Штейном квартиру. Никто не открывал, за дверью не слышалось никакого движения. Кривцов выругался и толкнул дверь, она оказалась не запертой. Мысленно похвалив себя за то, что взял с собой пистолет, он осторожно зашел в темную прихожую и закрыл за собой дверь. В квартире пахло то ли клеем, то ли краской. На улице еще не совсем стемнело, и в комнаты через окна проникал свет. Кривцов, стараясь ничего не задеть в полумраке, зашел из прихожей в комнату. Тут никого не было. Из этой комнаты вела еще одна дверь, видимо в спальную или кладовку. Кривцов, достав пистолет и сняв его с предохранителя, осторожно приоткрыл ее. От представившейся его взору картины у него засосало под ложечкой и затошнило. Комната за дверью оказалась спальней. Посредине спальни висел Моня Штейн. Ремень, обвитый вокруг шеи, был закреплен за скобу, торчавшую из потолка. Под ногами старика валялась опрокинутая табуретка. Кривцов с трудом заставил себя потрогать руку Мони, она была теплой.

— Что, нравится? — раздался сзади голос.

Кривцов обернулся и увидел человека с холодными, ничего не выражающими глазами. Руки он держал в кармане длинного плаща, и можно было не сомневаться, что у него в кармане пистолет.

— Повесился старикашка, — тем же ровным голосом сказал человек в плаще, — не выдержал бесконечной борьбы с суровой действительностью. Хотел прожить один и вот результат. Одному сейчас не прожить.

— Кто ты? — спросил Кривцов.

— Моя фамилия Иванов. Так вот, об этом старом, глупом еврее. Он ошибся. Он хотел обмануть всех, хотел загрести все один. Этого делать нельзя. Даже волки и те живут стаями. И стоит хотя бы одному пойти своей дорогой, как он тут же превращается из волка в паршивую овцу. А овца — это добыча. Понял, сынок? Время волков-одиночек уже прошло.

Кривцов молчал. Он никак не мог сообразить, что же делать дальше. Моня мертв. Документов нет, и не будет.

— Что же ты молчишь, а Терентий?

Кривцов вздрогнул.

— Ты, видимо, собирался умыкнуть за границу. Старикашка тебе и паспорт изготовил. А ведь ты обещал что-то одному нашему общему приятелю. Или как там у вас, мента обманывать не в падлу?

— Чего тебе нужно? — грубо оборвал Кривцов.

— Вообще-то мне нужно нарезать из твоей кожи ремней, но я хочу тебе дать шанс. Я не из полиции.

— Я вижу.

— Молодец, сообразительный. Кто тебя нанял убить Седовского сынка?

— Я его не знаю. Принес деньги, показал адрес и будущий труп. Остальное — мое дело.

— Может быть и так, — согласился Иванов. — Ты, Терентий, убил сына моего хозяина. Даже если я очень попрошу, он тебя к себе не возьмет.