— А вы и ваш адъютант? — спросил Донал, возможно, несколько более прямо, чем следовало. Лицо Галта стало жестким, затем снова смягчилось.

— Честный вопрос, — прогрохотал он. — Я стараюсь заставить вас поставить под сомнение многое из того, что вы воспринимали как само собой разумеющееся. Нет — отвечаю на ваш вопрос, — я первый маршал Фрайлянда, дорсаец, и исполняю свои профессиональные обязанности, не более того. Мы только что предоставили внаем пять легких дивизионов Первой диссидентской церкви на Гармонии, и я направляюсь туда, чтобы убедиться, что их используют в соответствии с контрактом. Это довольно сложная сделка — как и все подобные ей, — поскольку там есть и доля Сеты. Отсюда — и Уильям.

— А адъютант? — настаивал Донал.

— Что адъютант? — ответил Галт. — Он фрайляндец, профессионал и хороший человек. Он будет командовать одним из подразделений Трехсторонних сил в течение короткого испытательного срока в демонстрационных целях.

— Он давно с вами?

— Около двух стандартных лет, — ответил Галт.

— И он хороший профессионал?

— Чертовски хороший. Поэтому он мой адъютант. Собственно, к чему вы клоните?

— У меня есть некоторые сомнения и подозрения, — Донал мгновение поколебался, — Но я пока не готов их высказать.

Галт рассмеялся:

— Ох уж это ваше маранское чутье! Вы под каждым кустом видите змею. Поверьте моему слову, Хью — хороший, честный солдат; возможно, несколько любит порисоваться — но не более того.

— Я вряд ли готов с вами спорить, — пробормотал Донал, ловко уходя от темы, — Вы, кажется, хотели что-то сказать об Уильяме, когда я вас перебил?

— Да, — Галт нахмурился, — Буду краток. Девушка не имеет никакого отношения к нашим делам, а Уильям смертельно опасен. Оставим их обоих в покое. Если я могу чем-то вам помочь в вашей дальнейшей службе…

— Большое вам спасибо, — кивнул Донал. — Но мне кажется, Уильям хочет мне что-то предложить.

Галт моргнул и уставился на него.

— Будь я проклят! — взорвался он мгновение спустя, — С чего вы это взяли?

Донал с легкой грустью улыбнулся.

— Еще одно из моих подозрений, без всякого сомнения основанное на том, что вы назвали моим маранским чутьем, — Он встал, — Я ценю ваши попытки предостеречь меня, сэр, — Он протянул руку. — Я мог бы как-нибудь еще раз с вами поговорить?

Галт тоже встал, машинально пожимая протянутую руку.

— В любое время. Будь я проклят, если я вас понимаю.

Донал уставился на него.

— Скажите, сэр, по-вашему, я… не такой, как все?

— Не такой, как все! — Галт при этих словах чуть не взорвался. — Да вы словно… — Воображение его подвело, — Почему вы спросили?

— Просто интересно, — ответил Донал. — Обо мне очень часто так говорили. Может быть, так оно и есть.

Он выпустил ладонь маршала, повернулся и вышел.

Возвращаясь по коридору в сторону носовой части корабля, Донал с некоторой тоской позволил себе погрузиться в размышления по поводу висящего над ним проклятия — этого странного отличия от других людей. Он думал, что избавился от него вместе со своей курсантской формой. Вместо этого оно, похоже, продолжало путешествовать вместе с ним, надежно устроившись у него на плечах. Так было всегда. То, что казалось ему самому простым и естественным, всегда производило на других впечатление чего-то непонятного и запутанного. Они говорили: «враг» и «друг»; «сильный» и «слабый», «они» и «мы». У них существовали тысячи всевозможных классификаций и отличительных особенностей, которых он не мог понять, будучи убежденным, что все люди — это просто люди и между ними очень мало различий. С ними лишь приходилось иметь дело как с отдельными личностями, всегда помня о том, что нужно просто запастись терпением.

Снова оказавшись в кают-компании, он обнаружил там несколько небольших групп пассажиров и — как частично ожидал — молодого ньютонца Арделла Монтора, сгорбившегося в кресле у стойки бара, которая приобрела свой обычный вид, после того как обеденные столы были убраны внутрь стен. Донал направился прямо к нему, и Монтор, не двигаясь с места, перевел взгляд своих темных глаз на приближающегося Донала.

— Можно к вам присоединиться? — спросил Донал.

— Прошу. — Голос Монтора звучал хрипло. — Думаю, нам интересно было бы побеседовать, — Его пальцы пробежали по кнопкам бар-автомата, — Чего-нибудь выпьете?

— Дорсайского виски, — ответил Донал.

Монтор нажал кнопку. Секунду спустя на стойке появился небольшой, полный до краев бокал. Донал взял его и осторожно отхлебнул. Он уже знал, как действует на него алкоголь, и решил, что никогда больше не позволит себе напиться. Подняв глаза от бокала, он обнаружил, что ньютонец пристально смотрит на него необычно ясным и проницательным взглядом.

— Вы моложе меня, — произнес Арделл, — Даже если по мне это и не заметно. Как вы думаете, сколько мне лет?

Донал с любопытством посмотрел на него. Лицо Монтора, несмотря на следы усталости и беспутного образа жизни, выглядело удивительно юным — чему также способствовала копна нечесаных волос и неуклюжая поза в кресле.

— Лет двадцать пять, — пожал плечами Донал.

— Тридцать три, — уточнил Арделл. — До двадцати девяти я был мальчишкой, студентом. Вам кажется, я слишком много пью?

— Думаю, это очевидно, — кивнул Донал.

— Совершенно с вами согласен. — Арделл внезапно рассмеялся. — Совершенно согласен. В этом нет никакого сомнения — один из немногих фактов в этой богом забытой Вселенной, в котором можно не сомневаться. Но я намеревался поговорить с вами о другом.

— О чем же? — Донал снова отхлебнул виски.

— О смелости, — Арделл глядел на него пронизывающим взглядом, — Вы смелый человек?

— Это необходимое качество для солдата, — ответил Донал, — Почему вы спрашиваете?

— И у вас нет никаких сомнений? Никаких? — Арделл повертел в руке высокий бокал с золотистым напитком и сделал глоток, — Никаких тайных страхов, что, когда наступит момент, ваши ноги ослабеют, сердце заколотится, и вы повернетесь и побежите?

— Конечно, я не повернусь и не побегу, — произнес Донал, — Я ведь дорсаец. Что касается моих ощущений — могу лишь сказать, что никогда не чувствовал себя так, как вы описываете. И даже если так…

Тут прозвучал мелодичный сигнал, прервав их беседу.

— Фазовый сдвиг через один час двадцать минут, — объявил голос. — Фазовый сдвиг через один час двадцать минут. Пассажирам во избежание неудобств рекомендуется принять снотворное и провести данное время в состоянии сна.

— Вы уже приняли таблетку? — поинтересовался Арделл.

— Еще нет, — ответил Донал.

— Но примете?

— Конечно, — Донал с интересом взглянул на него, — Почему бы и нет?

— А не является ли попытка избежать подобным образом неприятных ощущений при фазовом сдвиге проявлением трусости?

— Это глупо, — сказал Донал, — Точно так же можно назвать трусостью привычку носить одежду, чтобы было тепло и удобно, или есть, чтобы не умереть с голоду. Первое — вопрос удобства; второе… — он на мгновение задумался, — вопрос долга.

— Смелость в том, чтобы исполнять свой долг?

— …вопреки тому, что хочется тебе лично. Да, — кивнул Донал.

— Да, — задумчиво повторил Арделл. — Да.— Он поставил пустой бокал на стойку и нажал кнопку. — Я полагал, что вы и в самом деле смелый человек, — тем же тоном произнес он, наблюдая за тем, как бокал опускается вниз, наполняется и появляется вновь.

— Я дорсаец, — пожал плечами Донал.

— Только не надо выспренних фраз о тщательном отборе! — резко бросил Арделл, беря наполнившийся бокал. Когда он снова повернулся, Донал увидел выражение муки на его лице. — Этого мало. Если бы смелость была лишь в ваших генах… — Внезапно он замолчал и наклонился к Доналу. — Послушайте меня, — почти прошептал он, — Я трус.

— Вы уверены? — спокойно спросил Донал, — Откуда вы знаете?

— Мне до смерти страшно, — прошептал Арделл, — Я боюсь самой Вселенной. Что вы знаете о математическом аспекте социальной динамики?