Свой недопустимый промах Фёдор осознал только час спустя, когда посреди безжизненной равнины машина внезапно остановилась — заглох двигатель, а заодно оказались выведенными из строя средства связи, и даже воздуха осталось только на пару часов. Вот тогда он порадовался, что не взял с собой свою девушку. Что бы он с ней здесь делал? Оставалось бы только дожидаться, пока за ним придут те, кто испортил машину. Или не за ним, а охотились на самом деле на Хлою? Неважно. Выстрел из парализатора гарантированно выведет из строя, эльф ты или нет. Даже щитов ненадолго хватит, не бесконечны жизненные ресурсы у щитоносок, как и его собственные, неафишируемые, способности в этом плане небезграничны. Зато у него есть немного времени и лучше его потратить на разработку альтернативного плана.

Итак, дыхательной смеси в баллоне, который он с прошлой своей поездки так и не отцепил, надолго не хватит. О том, чтобы добраться до базы пешком, речи не идёт. Зато до той аномалии, о которой говорила Хлоя, осталось — рукой подать. Но что нам это даёт? Разве что… Фёдор нащупал «жучок» у ворота. Если отойти подальше от машины (и почему бы, кстати не к аномалии, раз уж там не действует никакая сложная техника и есть шанс хоть немного уровнять шансы с возможными преследователями) и подать сигнал бедствия тем, из службы безопасности, кто сидит сейчас у пульта, можно дождаться помощи. Однако воздуха в баллоне не слишком много. Фёдор воскресил в памяти схему воздушных потоков этой части равнины. Годных для дыхания было не много, да и менялись они постоянно. Попробовал прикинуть мысленно, потом плюнул на эти умственные упражнения и принялся лихорадочно чертить на планшете. Так, здесь воздух условно годен; эту зону можно проскочить, если задержать дыхание; этот поток ядовит, опасно даже попадание его частиц на кожу, но что ему мешает растянуть защитное поле щитоносток на всё тело? уж такие фокусы он навострился делать; здесь мы отдыхиваемся и отдыхаем и потом мелкими перебежками до самой аномалии. Может получиться. А запас воздуха стоит оставить на случай, если всё же придётся возвращаться к машине. Он ещё раз окинул взглядом схему, запоминая, а потом лёгким движением уничтожил всё начерченное. Тащить с собой планшет смысла не имеет, а оставлять врагам подсказки…

Солнце всё так же висело прямо над головой, за это время успев лишь чуть сдвинуться по небосводу. Однако теперь в той картине природы Радужной, которую наблюдал Фёдор произошли значительные изменения, по сравнению с прошлой поездкой. Вместо белёсой, скучноватой, но зато безопасной равнины, здесь имелись разноцветные, в основном серовато-коричневые наплывы и время от времени из центра то тут, то там раскиданных воронок вырывались струи воды и пара. Впрочем, это иногда случалось и в совсем неожиданных местах, в чём Фёдор немедленно убедился, случайно наступив на такое «чудо природы». Крошечное, к счастью, что позволило остаться при своих ногах и прочих частях тела. Это небольшое происшествие подстегнуло к более активному передвижению и так не медлившего эльфа.

Бегать, не дыша при этом, оказалось гораздо тяжелее, чем он себе это представлял. И кажется, он пару раз вдохнул в неположенных местах. Впрочем, метан, в ограниченных дозах не слишком ядовит. Зато именно эта небольшая доза позволила объяснить все события, последовавшие за прибытием эльфа на место. Что мешало ему, как и планировал заранее, вызвать подмогу, и спокойно дождаться её? Зачем было так уж пристально всматриваться за грань, когда решил проверить, действительно ли это природный портал? И не оказалось здесь озерца с кипящей лавой, чтобы удержать его от рокового шага.

А сделав его, эльф исчез.

Новый опыт — очень ценное приобретение. По крайней мере, просыпаться неизвестно где, с больной головой и полным отсутствием представления, какие события могли привести к такой плачевной ситуации, Фёдору не доводилось. Люди говорят, что такое с ними случается после грандиозной попойки, но такая ситуация настолько не вязалась с его представлениями о себе, что была отметена практически сходу.

Итак, вопрос первый: где он? Стоило только чуть приоткрыть веки, как по глазам резанул нестерпимо яркий свет, моментально отдавшийся болью в ушибленном затылке. Так, значит так плохо ему из-за травмы головы, а не по причине похмелья. Ценный вывод, однако ничего не говорящий о его нынешнем местонахождении. Очередной порыв ветра принёс горсть солёных брызг и щедро плеснул их в лицо эльфа. Кряхтя и постанывая, прикрывая глаза рукой, он всё-таки постарался сесть и рассмотреть окружающий пейзаж. Море. В паре метров от него и на сколько хватало глаз, простиралось море. Под пятой точкой обнаружился серый камень, точнее часть каменного плато, ровного, как будто его не матушка природа сотворила, а бригада рабочих бетоном залила. С инженером и измерительными приборами для контроля качества. Часть этого плато без какого-либо перехода в виде галечникового или песчаного пляжа уходила под воду.

Оч-чень знакомое место. Да и дышится тут на удивление легко. Последние сомнения исчезли, стоило только увидеть, как из прибоя осторожно выползают либихусы — тонконогие, голубовато-прозрачные создания, являющиеся эндемиком мелководья одного из морей Форрестера.

— Я — дома, — сам себе сказал Фёдор. И дальше уже мысленно, с вопросительными интонациями и громко (если это возможно — думать громко) — Я дома?

— Да дома ты, дома, — так же безмолвно ответил Лес. Больше всего разговор с ним напоминал раздвоение личности, когда в твоей голове селятся посторонние голоса. Даже интонации были специфические, Федоровы. Многие сородичи описывали голос Леса как шуршащий, шелестящий, кое-кто говорил, что он пронзительный, как крик утренней птицы, но всё это игры подсознания, которое наделяло звучащий в мыслях посторонний голос специфическими, отличными чертами. Фёдор таким самообманом не страдал, с его стремлением к точности и конкретности во всём, это было просто невозможно.

— А чего до сих пор молчал? Знаешь, сколько всего я успел передумать за это время?

— На твою контуженную голову да ещё и мысленная речь? Кстати, неужели шагая в портал, нельзя было сгруппироваться заранее?

— К чему бы? У меня отличный вестибулярный аппарат.

— Ага. Падал ты очень ровно.

— Подожди, так у меня получилось переместиться самостоятельно?!

— Ну, как тебе сказать. Почти. То есть, попал на изнанку мира ты совершенно самостоятельно, но поскольку не имел никаких представлений, куда собираешься двигаться дальше, там и остался. С изнанки тебя выловил я.

Фёдор полной грудью вдохнул свежий морской воздух. Зря лес опасался с ним заговаривать, наоборот, после краткого обмена мысленными репликами ему здорово полегчало. Настолько, что наверное уже не имеет смысла просто так сидеть, и можно потихоньку отправляться в сторону темнеющей на горизонте полоски леса. Это плато было одним из самых обширных на Форрестере.

— Ты куда собрался?! Не вздумай никуда исчезать. Скоро помощь прибудет. Твоих я уже предупредил.

— Куда-куда. К тебе поближе. Неужели непонятно? — потом заинтересовавшись: — Моих? А кого именно?

— Брата. Родителей я не решился беспокоить, пока не знал точно в каком ты состоянии, — и потом без перерыва продолжил: — Но кажется, они и так что-то заподозрили, потому как направляются сюда всей тёплой компанией.

— А спросить, что именно ты не можешь?

— Не получается. Слишком увлечены разговором между собой и меня не слышат.

Он не успел пройти и половины пустого пространства, как в небе появилась небольшая точка, быстро разросшаяся до средних размеров гравилёта, из которого, не дожидаясь окончательного приземления, посыпались родные. Его теребили, встряхивали и ощупывали, наперебой задавая вопросы, из-за чего ни на один из них он не дал толкового ответа. Наконец, мать, оставив остальных мужчин на плато, догадалась подвезти его к кромке леса, где они и устроились в тени крайних деревьев. Прижавшись щекой к бархатной коре вальсинора, Фёдор прямо физически ощущал, как спадает с его плеч тот груз, что копился на них в последние годы.