С его появлением общая напряженность спала. Сообщники боялись, что Кощея сразу заграбастают и расколют. Но все вроде бы обошлось: они целы, невредимы и с валютой. Но сообщение Кощея о том, что его узнал опер с Петровки, и об установленном за ним наблюдении, поселило в их души панику. Тут-то они и сообразили, что вляпались в паскудную историю, выбраться из которой им вряд ли удастся.

— Может, к Филину пойти помощи попросить? — неуверенно предложил Купец.

— Дурак — он и в Африке дурак, — огрызнулся Кощей. — Да он нас за такую самодеятельность сам к стенке поставит, и в милицию попадать не надо.

— Но что же нам делать? — спросил Пастух.

Кощей не ответил. А Петька злорадно подумал: Не надо было лезть и светить свою поганую морду в магазине. Я-то хоть на улице стоял. Меня никто не видел. И к делу не привяжут. Даже если Кощей и Пастух с Корзубым хором на меня показывать будут. Откажусь, и все. Я там не был, а если и докажут, что был, то случайно. Так или иначе, а Кощею больше бригадиром не быть. Филин никогда не простит ему такой ошибки.

— Ну вот что, — прервал его размышления Кощей. — Пока дней пять здесь посидим. Тихо посидим. А уж потом выберемся из города и разъедемся в разные края. Тут нам делать нечего. Знакомых и родственников начисто забыть: опасно лезть туда, где нас могут ждать. И если у кого-нибудь деньги припрятаны, пока их не брать. Пусть все успокоится. Главное — вырваться из города, а потом будет видно.

План был прост и потому понравился. Дело ясное: надо бежать отсюда подальше, а деньги у них есть. Вот она, валюта, лежит в сумке. Ато, что Кощей сказал про возможные заначки, то у них тайников и не было при их развеселой жизни. Кроме Петьки, конечно, у которого кое-что было припрятано в подмосковном городке, где он родился и вырос. Но он и не собирался уходить в бега. Ему это совсем ни к чему: за ним вины нет. А вот забрать заначку из тайника надо бы. Давно собирался перепрятать деньги в другое, более надежное место. Сейчас получит свою долю в зеленых и все вместе перевезет в купленный тайно от всех дачный домик.

Решив отсидеться на этой квартире подольше, надумали с утра послать кого-нибудь за водкой и закуской. Но никто не хотел выходить на улицу, опасаясь ментов. Пришлось метнуть жребий, топать в магазин выпало Пастуху. Делать нечего — судьба! И он, надвинув на глаза кепку, вышел из квартиры. Он не знал, что ему больше никогда не суждено увидеть ни Кощея, ни Корзубого, ни глупого Купца. Но если бы даже он это знал, то не жалел бы о них. В ужас и смятение его ввергло бы расставание с кровными зелеными. Но о том, что оно грядет, он тоже не знал.

А виной всему было, казалось бы, случайное стечение обстоятельств. На одной лестничной клетке в соседней квартире с той, где скрывались бандиты, жила молодая разведенная женщина. И посещал её ухажер, сотрудник местного отделения милиции. В тот день у него был день рождения, и после ночного дежурства он с напарником решил начать празднование знаменательной даты прямо сутра у своей зазнобы. По пути заскочили в магазин и, встретив ещё одного знакомого милиционера, который был в отгуле, а потому в штатском, уже втроем направились по знакомому адресу.

Они вошли в подъезд вслед за возвращающимся из магазина Пастухом, уже вызвавшим лифт, и втиснулись вместе с ним в кабину. Он стоял лицом к стенке. Один из милиционеров нажал кнопку как раз пятого этажа. Ехали молча. Лифт остановился, дверцы автоматически открылись, и милиционеры свернули направо.

За братвой приехали, — похолодел Пастух. — Кто-то донес.

И как только дверцы лифта захлопнулись, он нажал на кнопку первого этажа. Выскочив на улицу, увидел, как во двор завернула милицейская машина. Ну все, подкрепление вызвали! Пастух ускорил шаг, не ведая, что это ещё одно совпадение: милиция приехала по поводу какой-то кражи в детском саду, расположенном во дворе дома.

Но напуганный Пастух уже мало что соображал. Он шел прочь от дома, сам ещё не зная куда. Деньги у него были, хоть и немного, — на первое время должно хватить. Да и своровать он всегда сможет. Недаром славился как ловкий поездной вор. В карманах два ствола: наган и браунинг. Есть на что рассчитывать. Ну а в Москве делать больше нечего. Прав Кощей, надо линять как можно скорее.

Пастух направился прямиком на вокзал: в приволжском большом городе у него была одна знакомая. Остановится у нее. А там видно будет. Лишь вечером того же дня, сев в поезд, он, всматриваясь в сгущающиеся за окном сумерки, вспомнил о своих неудачливых сообщниках. Интересно, как они там? Кто остался жив после перестрелки? Кого взяли?

Он и представить себе не мог, что хотя и ошибся относительно перестрелки, но к этому часу уже не было в живых Корзубого. Остальная братва, вопреки своему плану, намеревалась провести ночь километрах в восьмидесяти от Москвы, в старом купеческом особняке.

Ничто не предвещало беды. Но только случилось так, что пошел Пастух за водкой и закуской и не вернулся. После двух часов ожидания Кощей велел всем собираться.

— Если Пастуха в ментовку загребли, то он долго молчать не будет — не очень-то крепкий орешек. А потому надо срочно сматываться. — Других причин столь долгого отсутствия Пастуха быть не могло: по своей жадности он от таких больших денег сам уйти не мог.

Собрались быстро, спустились по лестнице и вышли во двор. Вроде все спокойно. Итут, как всегда, учудил Купец.

— Куда вы идете? Надо направо. Я машину там оставил.

— Да ты что, — озлился Кощей, — неужели ту самую, на которой обменный пункт грабили, возле этого дома оставил? Да тебе надо за это голову оторвать. Я же велел от машины избавиться!

— А я так и сделал. Вон там, метрах в трехстах, и оставил. — Купец не понимал, в чем его вина.

— Ну что с тебя взять! — махнул рукой Кощей. — Ну ладно, воспользуемся этой тачкой, если все пока спокойно и её не обнаружили.

Так и получилось, что во второй раз за сутки они оказались в угнанной от универмага автомашине. И это была их роковая ошибка: машина уже была объявлена в розыск, и её номер был известен всем патрульно-постовым нарядам и сотрудникам ГАИ.

Уже сидя в машине, Петька подумал, что все складывается не так уж и плохо и они могут поехать в его родной городок. А там он, получив свою долю, спрячет её, перед тем как им всем разбежаться, в новом тайнике на даче. И они направились в тот самый городок.

На полпути, однако, их засекли сотрудники ГАИ и согласно ориентировке о вооруженном нападении на пункт обмена валюты сами задерживать не стали, а информировали инициаторов розыска. Высланная группа захвата попыталась принудить машину остановиться. В ответ раздались выстрелы. Ответный огонь милиции велся уже не по колесам, а и по оказывающим сопротивление бандитам. Петька сидел рядом с Корзубым, который азартно палил из пистолета, почти не целясь. Петька не собирался сам ввязываться в перестрелку. Но когда ему в лицо брызнула кровь Корзубого, вкоторого попала пуля, он присоединился к стрелявшим. Прицелившись, насколько это было возможно в подпрыгивающей машине, он плавно спустил курок. Он попал прямо в грудь водителю. Преследующую их машину занесло, и она опрокинулась в кювет.

— Все, ушли, — с облегчением сказал Кощей.

Ушли-то ушли. Да и я теперь чужой кровью замазался, — с внезапно нахлынувшей тоской подумал Петька, брезгливо вытирая лицо и руки. — Все мои надежды на благополучный исход дела провалились.

От трупа Корзубого они избавились, выбросив его почти на ходу на обочину. Машину оставили в небольшом перелеске. До городка, до которого оставалось десять километров, добрались на попутном автобусе. Остановились у Петькиной знакомой девушки, с которой он крутил любовь год назад. Так, ничего серьезного, от скуки баловался. Сказал этой дурехе, что с мужиками этими шабашить приехал, и попросил пустить переночевать.

Девчонка жила без родителей. Было ей двадцать лет, и она по молодости верила всякой чепухе, которую нес Петька. Верила его рассказу, что он только для окружающих сидел за грабеж, а на самом деле выполнял спецзадание в особых армейских частях. Петька давно уже жил в Москве, в городке появлялся наездами, но девчонка всегда его принимала, все ещё надеясь, что когда-нибудь он заберет её с собой или останется жить с ней здесь, в этом доме. Ведь здешним парням от неё одного только и надо было, ни о чем серьезном никто и не думал.